Тайна Оболенского Университета

44. Концерт Вивальди

В эзотерике существует понятие «пограничного состояния», когда человек находится между сном и бодрствованием. Говорят, в таком состоянии мы можем раскрыть границы сознания, познать глубинный смысл вещей, воскресить в памяти давно забытое. Я лежала в кровати и точно сознавала, что нахожусь в Праге в арендованной квартире, за стенкой на полу спит Дима... Но в то же время я, словно воспарила над землей и снова перенеслась в Клементинум. В голове путались мысли, не давая уснуть, заставляя шестеренки разума усердно работать:

Кониас Браге увлекся мистикой и оккультизмом...
Его поездка в Россию была интересна ему с мистической точки зрения...
Браге утверждал, что для того, чтобы достичь высот, необходимо сочетать в себе силу и мудрость...
Он называл свою идею «Благой вестью» по аналогии с Архангелом Гавриилом, принесшим «Благую весть» Деве Марии, что та станет матерью Христа...
Он называл свою идею «Благой вестью»...
«Благой вестью»...

Я будто упала с высокой башни. Широко распахнув глаза, увидев над собой не звездное небо, а обычный потолок, я даже не сразу поняла, что произошло, но мысли, воспоминания и все мои догадки вдруг дали ответ на наш вопрос.

Я вскочила с кровати и бросилась к Смирнову. Он уже спал, и это разозлило меня не на шутку! Как он посмел дрыхнуть, когда я так извожусь?! Плюя на все рамки приличия, я сорвала с него одеяло, села рядом и начала его тормошить.

— Дима, проснись!
— Ланская? — сквозь дрему вопросил он. — Что тебе нужно?
— Проснись же ты! Я знаю, где манифест! — радостно заявила я, но Индюк только отвернулся. — Ты не слышал, что я сказала? Дима, я знаю, где Кониас Браге спрятал манифест! Мы искали не в том месте!
— Ланская, ты в своем уме? — Смирнов приподнялся на локтях и щелкнул выключателем торшера. — Тебе сон приснился дурной? Какой манифест? Нет его, мы все обыскали.
— Мы искали не там! Дима, я все поняла, — воодушевленно сказала я, но Индюк не разделил моего энтузиазма.
— Лер, мы час назад легли. Дай поспать.
— Но наше расследование...
— Утром, неугомонная женщина, утром, — он совершенно наглым образом повалил меня на свою постель, выключил торшер и подмял меня под себя.
— Ты что творишь? — прошипела я.
— Пытаюсь угомонить тебя. Спать дико хочу, — пробурчал он и, сильнее прижимая меня к своему горячему, до неприличия соблазнительному, упругому телу, уснул.

Во мне кипели самые разные чувства — хотелось рассказать о своем открытии, возмутиться Диминой наглости и... прижаться к нему, чтобы сладко уснуть в горячих объятьях. В борьбе здравомыслящей женщины, женщины гордой и обычной влюбленной дурочки победила последняя. Я пообещала себе утром обязательно пожалеть о своей слабости, но пока, повернувшись в его объятьях, сладко уснула.

Теплая, приятная, густая, тягучая темнота. Тепло, уют и терпкий сладковатый запах. Хорошо. Я приоткрыла глаза и поняла, что уткнулась носом в Димину грудь. За окном слабо брезжил рассвет, можно было позволить себе еще поспать, но лучше уйти к себе. Я попыталась выпутаться из Диминых объятий, но не вышло. Он пробормотал что-то неразборчивое и сильнее прижал меня к себе. Я кулачками уперлась в его грудь, но так сделала неудобнее только себе. Пришлось расслабить ладони... Одной рукой я скользнула вниз и, протиснув ее под Диминым локтем обняла спящего мужчину. Он, шумно выдохнув, навалился на меня, и я почувствовала его возбуждение. Резко вспыхнули дурные воспоминания, но так же быстро и отступили, как только он поцеловал меня в макушку, во сне, неосознанно. Крепостные стены, старательно возведенные вокруг сердца, дали трещину... Сил держать оборону оставалось все меньше.

— Ты меня бесишь, Индюк, — прошептала я и, прикрыв глаза, коснулась губами его груди. — Бесишь...
— М-м-м... — простонал он, вызывая дрожь во всем теле.
— Бесишь...

Снова приятная, тягучая, густая темнота.

Где-то совсем рядом раздался громкий свист, и я, резко распахнув глаза, села на постели. Я была одна на матраце, а Индюк уже копошился у плиты.

— Чайник засвистел и разбудил тебя, — вместо пожелания доброго утра сообщил он.
— Сколько времени? — пытаясь сообразить, что произошло, вопросила я.
— Два, — спокойно ответил Дима.
— Два?!
— Ланская, не верещи. Мы уснули поздно. Не страшно раз в жизни проспать. Лучше расскажи про манифест. Утром ты сказала, что знаешь, где он, — Смирнов снова стал серьезным майором. Он налил себе в кружку кипятка, уселся на табурет напротив работающего ноутбука, пару раз кликнул мышкой, отодвинул компьютер и, схватив с тарелки бутерброд с бужениной, жадно его укусил.
— Да... Я поняла, где манифест. Давай схожу в душ, и за завтраком все обсудим? — предложила я.
— Неа... Еды нет. Все, что оставалось в холодильнике, я ем. Так что выкладывай про манифест, — продолжая поглощать громадный бутерброд, которым вполне мог поделиться, сказал Индюк.
— То есть, ты ешь, а я...
— Не кипятись, Ланская. Расскажи, что надумала. Потом пойдешь в душ, а я спущусь тебе за завтраком. Ты же любишь булочки? Ларек с трендликами уже открылся. Куплю тебе целый мешок, каких захочешь, свеженьких, горяченьких...
— Хорошо, — вздохнула я и исподлобья взглянула на Диму. — Но кофе можно прямо сейчас?
— Так и быть, Лера, — грустно покосившись на недоеденный бутерброд, словно расстается с ним навечно, Смирнов отложил его, и повернулся к кофемашине, а я, пока он не видел, быстро распушила и убрала за уши непричесанные после сна волосы.
— Дим, ты помнишь, что говорила нам экскурсовод по поводу Браге? В чем заключалась его теория?
— Что он помешался на том, чтобы создавать идеальных людей? — уточнил Смирнов, протягивая мне кружку ароматного черного кофе.
— Если конкретнее?
— Ланская, в учительницу поиграть вздумала? — подмигнул мне Дима, снова сел на свой стул и принялся за недоеденный бутерброд.
— Так что он говорил? — игнорируя его сарказм, продолжила я.
— Он говорил, что люди должны быть умными и сильными.
— Можно сказать и так. Браге говорил о создании новых людей, которые должны сочетать в себе мудрость и силу. Эту идею он назвал «Благой вестью». Ты же знаешь про библейский сюжет о «Благой вести»? — спросила я, делая глоток кофе.
— Когда ангел явился к Деве Марии и сказал, что у нее будет ребенок?
— Благовещение — евангельский сюжет, повествующий о том, как к Деве Марии явился Архангел Гавриил и сообщил о том, что она родит Иисуса Христа, сына Божьего. Видимо, Браге сравнивал рождение Спасителя с появлением нового человека. Своего нового человека!
— Как это связно с местонахождением манифеста? — нахмурился Смирнов.
— Благовещение — излюбленный изобразительный сюжет, — дала подсказку я.
— Благовещение... — задумался Дима и тут же просиял улыбкой. — Случайно не Благовещению посвящена капелла, куда мы ходили во время экскурсии?
— Именно! И фреска главного купола рисует этот сюжет!
— Лера, у нас есть три дня, чтобы раздобыть манифест. Я уже взял билеты в Москву, — серьезно сказал Смирнов. — Я лечу первым, ты через два дня после меня.
— Думаю, нам этого хватит. В капелле дают концерты, помнишь, нам говорили, что до концерта и после можно по ней походить?
— Ланская, ты — умница! — с набитым ртом, прожевывая последний кусок бутерброда, проговорил Смирнов.
— Что на тебя нашло? Чаще я у тебя кретинка или ослица, — рассмеялась я.
— Ну, меня ты величаешь индюком.

Дима вытер рот салфеткой, встал из-за стола и не спеша подошел к матрацу. У меня перехватило дыхание... То ли от его близости, то ли от его взгляда. Он словно смотрел в душу, читал мои мысли, знал все, в чем я сама боялась себе признаться. Смирнов сел рядом, чуть наклонился, и я сама подалась вперед, но вспомнив, что не чистила зубы, хотела отстраниться. Дима не дал. Он запустил руку мне в волосы, спутывая и без того непричесанные длинные копны, и легко коснулся своими губами моих.

— Ты кофе любишь? — взволнованно спросила я.
— Обожаю, — прошептал Смирнов.

Я расслабилась, позволяя Диме целовать меня. Горечь утреннего кофе оказалась на удивление приятной, когда стала нашей общей.

— Я схожу тебе за завтраком, а ты пока иди в душ, — улыбнулся Дима, оставляя легкий поцелуй на щеке.
— Угу, — промычала я.
— Там браузер открыт. Посмотри расписание концертов в капелле и купи билеты, — Смирнов встал с матраца и взял с тумбочки бумажник. — Вот кредитка. Оставлю и разблокирую мобильник, чтобы подтвердить код.
— Хорошо, Дим.
— Я скоро вернусь.

Смирнов ушел за трдельниками, а я поспешила в душ. Мне не терпелось скорее привести себя в порядок и залезть в Интернет, чтобы распланировать поход в капеллу Клементинума.

В Зеркальной капелле давали два концерта на следующий день с двухчасовым перерывом между ними. Я не знала, на какой мы пойдем, поэтому купила билеты на оба концерта. Бах, Бетховен, Брамс и Альбиони — отличная программа. Телефон Смирнова провибрировал, видимо, сообщая о снятии денег с кредитки. Я без задней мысли открыла СМС, но оно было не из банка.

Лариса:
«Красавчик, я уже перевезла к тебе свои вещи. Дико соскучилась! Как прилетишь в Москву, сразу дуй домой. Не заставляй меня ждать!»

Здесь мне следовало бы разрыдаться, отшвырнуть мобильник и прокричать, как сильно ненавижу Индюка, но вместо этого я рассмеялась. Это уже напоминало дешевую мелодраму или глупую комедию. Сколько можно? Как только у нас со Смирновым получалось сблизиться, что-то обязательно случалось. Теперь вот снова Лариса. Значит, она переехала к нему. Теперь стало ясно, какие у него важные дела в Москве, что он меня решил оставить в Чехии. Но на самом деле, он ни в чем не виноват. Дима такой, каков есть. Видимо, он просто не понимает, что такое моногамия. Как он спокойно рассуждал, что нам втроем с Ларисой было бы хорошо... А может быть, она просто его друг, с которой у него обычный секс. А что такое? Он молодой здоровый мужчина со своими потребностями. На себе испытала его чересчур пылкую натуру. Что ж, не мне его менять, пусть таким и остается. В конце концов, это я выбрала не того мужчину, чтобы влюбиться. Пора прекратить себе врать и признать, что мои чувства к Индюку никуда не делись. Видимо, я слишком долго жила в своем мире, состоящем из учебников, курсовых и рефератов, а когда поняла, что созрела для любви, выбрала не того. Лучше бы осталась с Ниловым... В замке брякнул ключ. Смирнов вернулся. Я отложила его мобильный и натянула на лицо улыбку.

— Я принес тебе завтрак, — довольно сообщил он, выкладывая на тарелку три огромных ароматных трендлика.
— Спасибо. Сделаю кофе. Будешь? — конечно, мне было больно, но я решила не подавать виду, ведь в своих глазах смогла его оправдать.
— Да, — Смирнов скинул куртку и уселся за стол.

За кофе я рассказала про концерты в капелле и сообщила, что билеты у нас на оба. Он внимательно слушал, а потом попросил дать ему ноутбук и полчаса на выработку плана. Я не стала ему мешать и молча ждала, что он придумает.

— Вот как мы поступим, — вдруг заговорил Дима. — Завтра идем на первый концерт. Мы должны прийти раньше, чтобы осмотреть капеллу и найти место, где укрыться. Я почитал тут на одном форуме, что как выступление кончится, можно будет подойти к артистам за автографами, погулять по капелле, сделать фото. Наша с тобой задача — незаметно для других спрятаться. Между концертами зал не будут ставить на сигнализацию, и у нас будет время все обыскать.
— У нас будет только одна возможность обыскать капеллу, — вздохнула я.
— Мы ей воспользуемся сполна.

Смирнов встал из-за стола и подошел ко мне. Я знала, что он хочет продолжения того, что у нас случилось, и у меня был выбор — сдаться и принять его правила игры, а значит, и любовницу в Москве или отвергнуть слабые попытки ухаживания и прекратить все раз и навсегда. Я выбрала третий вариант и сбежала. Проскользнув мимо Индюка, я хотела уйти в спальню, но он ухватил меня за руку и потянул к себе.

— Почему убегаешь? — нахмурился он.
— Одевайся, Дим... Пойдем гулять по городу, — спокойно ответила я.
— Не хочешь терять время дома? — вопросил Смирнов.
— Именно.

До концерта Вивальди у нас было несколько часов, и мы с Димой отправились в Пражский град. Величественные готические строения отнюдь не вызвали интереса у Индюка, а собор святого Вита показался зловещим темным замком. Наконец мы вернулись к муниципальному дому, куда уже пускали гостей. Дима галантно подставил мне локоть, и повел в фойе. Восхитительное строение начала двадцатого века внутри было еще более шикарно, чем снаружи — золотая отделка, мраморные колонны, изящные статуи, зеркала.

— Вот это я понимаю красота, а не твои замки Дракулы, — прошептал он.
— Этот стиль называется ар-нуво, — сказала я, разглядывая нишу лифта, отделанную розовым мрамором.
— Опять умничаешь, Ланская? — усмехнулся Смирнов.
— Нет, просвещаю.

Наши места были в ложе второго этажа, и наверх мы поднимались по настоящей дворцовой мраморной лестнице, устланной красным ковром. Концертный зал располагался в самом сердце муниципального дома. Он был украшен потрясающими росписями ведущих чешских художников первого десятилетия двадцатого века и, прежде всего, моего любимого Альфонса Мухи. Множество ламп на потолочных сводах и стенах заливали зал приятным золотистым светом.

Мы заняли наши места, но я не выдержала и встала со стула, чтобы получше рассмотреть всю эту красоту. Меня переполняли чувства, хотелось впитать в себя часть здешнего величия. Даже воздух казался каким-то другим, более насыщенным, густым, тяжелым со сладковатым привкусом. Я повернулась к Диме, хотела поделиться с ним своими ощущениями, но он сидел уткнувшись в мобильный. Отчего-то стало так обидно. Как он мог тратить время на телефон в таком месте? Но я не успела возмутиться, на сцену вышли музыканты.

Я села на кресло и мельком бросила взгляд на дисплей Диминого телефона. Женское любопытство извечный порок, особенно, когда дело касается того, кто не безразличен. Смирнов переписывался с Ларисой. Даже сейчас! Когда мы были вдвоем, на концерте Вивальди. Почему? Ему было скучно со мной или соскучился по ней?

— Дим, выключи сотовый. Это неприлично, — прошипела я, чувствуя, как меня переполняет обида.
— У меня звук отключен. Ланская, слушай свою музыку, — не отрываясь от экрана, пробормотал он.

Я снова мельком смотрела в его телефон и прочла часть СМС: «...не представляешь, что я хочу с тобой сделать». Видимо, Индюку было невмоготу ждать целых три дня, и они с Ларисой решили устроить секс-переписку. Хотелось стереть себе память, отключиться, перенестись в другой мир... и мне это удалось! Зал наполнили восхитительные звуки Вивальди, и я полностью отдалась музыке. Несколько человек, одетых в строгие черные костюмы, будто сливались воедино со своими инструментами, но особенно поражал солист — молодой скрипач-виртуоз. Он словно забыл, что стоял на сцене перед десятками зрителей, а я в какой-то момент поняла, что вижу только его.

Музыканты отыграли Вивальди, но бонусом, после небольшой пятиминутной передышки, обещали исполнить Брамса. Я повернулась к Диме, хотела услышать его мнение, но он все так же строчил что-то в телефоне.

— Ланская, они закончили? — поинтересовался Дима, почувствовав мой взгляд и оторвавшись от мобильного.
— Нет. Сейчас еще сыграют Брамса, — ответила я.
— М-м-м, — протянул он и сунул телефон в карман. — Хорошо играют. Мне нравится.
— Серьезно? Ты заметил? Я думала, ты занят перепиской.
— Лер, я был вынужден. Общался по работе. Дела.
— Ясно. Те, из-за которых ты раньше возвращаешься в Москву?
— Именно.

Музыканты вернулись на сцену, зал зааплодировал, и я была рада снова переключиться от Индюка на что-то приятное. Молодой скрипач подошел к краю сцены и громко поблагодарил всех за то, что пришли на концерт. Он так открыто улыбался, что невольно я заулыбалась в ответ, будто он это увидит.

— Иоганнес Брамс. Соната для скрипки и фортепиано, — объявил солист и вновь перенес слушателей в удивительный мир музыки.

Я не заметила, как кончился концерт. Зрители аплодировали стоя, и я, отбивая ладони, надеялась, что музыканты вновь выйдут «на бис». Но, к сожалению, в этот раз оркестр появился только для поклона. Дима не хлопал. Я хотела спросить, что ему не понравилось, но, когда к нему повернулась, увидела, как он сладко спит, устроив голову на бархатном поручне ложи.

— Не стыдно?! — я со всей силы пихнула его в бок.
— Мне очень нравится, поэтому я и уснул, — отчеканил он, подскочив на стуле, и виновато потупил взгляд.- Это как колыбельная. Приятная музыка.

И чего я хотела от Смирнова? Он совершенно чужд к культуре, искусству, музыке... Глупо надеяться, что он вдруг переменится. Достаточно того, что он пожертвовал целым вечером, чтобы сводить меня на Вивальди. Вздохнув, я взяла с кресла свою сумочку и подождала, пока Смирнов соизволит подняться и направиться к выходу.

Мы вышли в холл второго этажа. Здесь раскинулся театральный музей, где под стеклом выставлялись настоящие костюмы артистов, некогда здесь выступавших. Я засмотрелась на витрину с пышным черным платьем, и Индюк решил этим воспользоваться: попытался обнять меня, но я отшагнула.

— Обиделась, что я уснул? — спросил Смирнов.
— Нет. Это твое дело. Мы слишком разные, чтобы я могла судить тебя по себе, — спокойно сказала я.
— Ну, иногда хорошо быть разными, — улыбнулся он.
— А иногда — плохо, — ответила я и перевела дыхание, чтобы не раздражаться, ведь дала себе слово не обижаться на его испорченную натуру. — Дим, ты уже хочешь уйти?
— А ты нет? Хочешь побродить среди этих платьишек? — поинтересовался он, и я промолчала в ответ. — Хорошо, давай так — я в гардероб за нашими вещами, а ты погуляй пока здесь. Встретимся внизу в холле.
— Договорились, — улыбнулась я.

Время словно остановилось. Я бродила среди стеклянных витрин, рассматривая красивейшие наряды, читала газетные вырезки и афиши. Холл опустел, а я даже не заметила. Скорее всего, внизу уже тоже все разошлись, странно, что Дима не поднялся за мной. Вдруг я услышала торопливые шаги. Стоило о нем только подумать... но это был не Смирнов. Симпатичный брюнет в черном костюме шел в сторону лестницы. Я сразу его узнала — тот самый скрипач, что так виртуозно играл. Он взглянул на меня, легко улыбнулся и прошел мимо, а я, словно движимая невидимой силой направилась за ним. Брюнет услышал мои шаги и обернулся.

— Извините, — выпалила я на английском, надеясь, что он понимает. — Я просто хотела сказать, что мне очень понравился концерт. Вы так замечательно играли.
— Спасибо. Мне приятно, что вам понравилось, — ответил он на чистом английском и улыбнулся, демонстрируя очаровательные ямочки на щеках, а я смущенно опустила взгляд. Как глупо. — Меня зовут Ондрей*, а вас?
— Валерия, — ответила я и набралась смелости посмотреть в его глаза.

Ондрей был красив, утонченно красив: миндалевидные глаза в обрамлении по-ангельски длинных ресниц, молочная кожа с легким румянцем, бледно-розовые губы. Он был словно не из нашего мира. Если бы мне сказали, что передо мной стоит ангел, сотканный из эфира, я бы поверила.

— Очень красивое имя, — негромко произнес он, делая шаг в мою сторону, отчего у меня слегка закружилась голова. — Вы приехали посмотреть Прагу?
— Да. Из Москвы. К сожалению, через пять дней улетаю.
— Прага очень красива в это время, — голос Ондрея был настолько мелодичным, словно он не говорил, а пел. Хотелось, чтобы наша беседа не кончалась.
— Безумно.
— Жаль, что у вас так мало времени. Вы одна?
— С другом...
— Извините, что задерживаю вас, — смутился молодой человек и хотел было уйти, но я не смогла его отпустить.
— Нисколько. Вы не задерживаете, — выпалила я и почувствовала, как вспыхнули щеки. Слишком быстро проговорила. Он наверняка не так понял.
— Как вы относитесь к Верди? — неожиданно спросил Ондрей.
— Он мне очень нравится.
— Мы играем его завтра. Приходите. Я дам вам контрамарку, — он полез во внутренний карман пиджака и достал два билета, на которых от руки написал места.
— С радостью, — улыбнулась я.
— Приходите с другом. Он любит музыку?
— Нет, он не особый ценитель, — я вспомнила спящего Индюка и про себя усмехнулась. — К тому же, по вечерам он занят со своей девушкой.
— Так вы не вместе? — Ондрей заметно оживился.
— Только друзья, — ответила я.

Ондрей протянул контрамарку и снова улыбнулся. В этот момент его окликнул кто-то с лестницы.

— Простите, я должен идти, — досадливо произнес он.
— Конечно. Мне тоже уже пора.
— Тогда, до завтра?
— До завтра...

Он взял мою руки и легко ее поцеловал, после чего, испарился, словно видение. Прекрасное видение. Я посмотрела на яркую контрамарку, и в животе запорхали бабочки, от предвкушения завтрашнего вечера...Примечания:Трдельник или трдло — традиционное лакомство, встречающееся в ряде стран центральной Европы. Представляет собой выпечку из дрожжевого теста, наматываемого на вертел из дерева или металла по спирали.

В группе есть фотографии мест, где была Лера. Все описываемое в главе - реально. Два года назад мне посчастливилось побывать на восхитительном концерте "Времена года" Вивальди в зале им. Сметаны в Муниципальном доме. В главе я описала свои ощущения и переживания. А вот мой друг, так же как и Индюк уснул. Когда я его пристыдила, сказал, что все оттого, что ему понравилось. Музыканты играли, как колыбельную.