Тайна Оболенского Университета

45. Отражение звезды

Звуки музыки заполняли каждый уголок удивительно красивого зала барочной капеллы. Молодая женщина в сшитом на старый лад парчовом платье протяжно тянула «Аве Мария». От ее голоса на глаза наворачивались слезы. Теперь я не сомневалась, что нашла то самое место, где Кониас Браге спрятал манифест. Здесь останавливалось время, прошлое и будущее менялись местами, жизнь и смерть сливались воедино. Это место — особый микрокосм.

Мы с Димой сидели в Зеркальной капелле Клементинума, слушая первый концерт. До его начала я успела осмотреть капеллу, отметила просторные туалетные комнаты с отдельной кабинкой для инвалидов и сообщила Смирнову, что в ней мы сможем укрыться после концерта. Дима не стал спорить, доверившись моему плану. И вот начался концерт...

Я боялась, что Индюк и сегодня уснет, но он стойко держался, играя в змейку на телефоне. Сейчас я на него не сердилась, да и разве можно было впустить в душу злобу, когда сердце мечтает выпрыгнуть из груди? И, откровенно говоря, дело было не только в музыке... Я все еще жила эмоциями прошлого вечера. Конечно, я не рассказала Диме об Ондрее и своих планах с ним встретиться. Прекрасно понимая, что Смирнов ни за что меня не отпустит, этим вечером я решила от него улизнуть.

Весь прошлый вечер Смирнов провел, не отрываясь от телефона. Только за ужином он обратил внимание, что я стала молчаливой, и поинтересовался, что стряслось. Я списала все на эмоции от концерта, и Дима поверил. Мне вдруг стало обидно, что он так легко успокоился. Где-то в глубине души я надеялась, что Индюк не поверит моей отговорке, начнет выпытывать правду и, в конце концов, я сдамся и признаюсь, что со мной познакомился парень, а Дима тогда... А что тогда? Накричит, обзовет легкомысленной и запрет дома, когда сам продолжает общаться с ней. Даже на концерте, куда сам меня повел, на первом месте для него оставалась Лариса.

Зал неожиданно разразился аплодисментами. Музыканты, отложив свои инструменты в сторону, взялись за руки и вышли на поклон. Концерт кончился, а я и не заметила.

— Лер, ты такая задумчивая. Волнуешься? — спросил Индюк, а я смогла только утвердительно кивнуть. — Не надо. Все получится. Да и сейчас мы рискуем меньше, чем в библиотеке, —
я снова кивнула. — Лер... Я же с тобой.

Дима попытался взять меня за руку, и это наконец отрезвило. Я отшатнулась от него, как от прокаженного, и на изумленный взгляд ответила, что лучше не терять времени зря.

Мой план сработал. Нам с Димой удалось незаметно прошмыгнуть в кабинку туалета, пока зрители не спеша поднимались со своих мест, брали автографы у музыкантов, рассматривали капеллу. Нам нельзя было шуметь, и это спасло меня от разговоров с Индюком. Но близость этого мужчины вновь сносила крышу. Мы стояли, практически прижавшись друг к другу, мне передавалось тепло его тела, а от аромата одеколона, ставшего таким родным в последние месяцы, голова кружилась. Что происходило с ним, я не могла понять, но чувствовала, как гулко бьется его сердце. Где-то через полчаса наконец воцарилась тишина. Смирнов вышел первый. Он отправился на разведку, а я дожидалась его в укрытии. От этой неуместной близости я совсем забыла про манифест, и теперь судорожно прикидывала, где он может быть спрятан.

— Лер, все чисто, — послышалось снаружи, и я вышла из кабинки. — Все разошлись, музыканты в гримерках, будем надеяться, что никто нас не застукает.
— Идем, — решительно сказала я.
— Лер, — Дима остановил меня, взял за руку и развернул к себе, — если ничего не найдем, то будем считать, что просто провели хорошие каникулы в Чехии.
— Угу, — кивнула я, пытаясь отогнать дурацкие ревностные мысли, которые испортили эти пресловутые каникулы.

Не теряя больше времени, мы направились к концертному залу. Сейчас, когда капелла пустовала, она казалась еще более величественной. Дима тут же принялся осматривать сцену и орган, а я не могла оторвать взгляда от расписного потолка. Великолепные фрески на религиозные мотивы напоминали, что мы находимся в часовне, а не обычном концертном зале, но все равно я скорее чувствовала присутствие дьявола, чем Бога. Такая красота более демоническая, чем святая.

— Ланская, может быть, поможешь? — раздраженно кинул Индюк, продолжая исследовать орган.
— Хорошо, помогу. И начну с того, что там манифеста нет. Этот орган появился здесь после того, как Браге уехал, — усмехнулась я.
— Хм... Вот и не стой истуканом, выскочка-заучка, — недовольно пробормотал он, а я только закатила глаза.

Чтобы успеть осмотреть всю капеллу, мы с Димой разделили стороны, мне досталась правая, а он (ну еще бы) пошел налево. Вдруг в коридоре со стороны гримерных послышались шаги. Я дико испугалась, и даже не сразу сообразила, что делать, зато мозг Смирнова сработал быстрее. Дима бросился ко мне в последний момент, перед тем как дверь открылась, повалил меня на пол.

В зал, шурша длинным платьем и напевая Альбиони, зашла девушка-солистка. Она прошла к сцене и стала что-то искать. Мы со Смирновым притаились на полу, между стульев. Он все так же лежал на мне и не спешил слезать. От такого неоднозначного положения я почувствовала, как к щекам приливает кровь. Я не видела своего отражения, но могла поспорить, что напоминала помидор. А Дима, тем временем, не сводил с меня глаз. Вскоре моя пытка кончилась, певица ушла из зала, прихватив папку, за которой, судя по всему, возвращалась, и Смирнов наконец с меня слез.

— Извини... Не раздавил? — расплываясь в улыбке, вопросил он.
— Все в порядке, — ответила я.

Мы принялись снова за поиски. Время утекало, как вода сквозь пальцы, а мы ни на йоту не продвинулись. Я уже начала отчаиваться. Неужели, снова обложалась?

— Лер, ну-ка иди сюда, — Дима вышел в центр зала и поднял глаза в потолок.
— Что такое? — я подошла к нему и проследила за его взглядом.
— Капелла посвящена Благовещению? — спросил Смирнов, прекрасно зная ответ.
— Да, — пробормотала я, не понимая, к чему он клонит. Мы стояли под главным куполом под фреской «Благовещения», в которой Смирнов явно усмотрел то, что не увидела я.
— Для Браге символика играла немаловажную роль, раз он решил спрятать манифест в Зеркальной капелле, потому что она посвящена Благовещению. Это посвящение относилось и к теории Браге, ведь он нес «Благую весть». Он не мог спрятать манифест просто так: в нише или за органом, — Смирнов улыбнулся, продолжая смотреть в потолок, где я не видела ничего, кроме фрески.
— Дим?.. — не выдержала я.
— Думай, Ланская, ты у нас тут гений. Думай и смотри.

Но куда нужно было смотреть? Мне должна что-то сказать главная фреска? Красивые изгибы фигур, гармоничное сочетание цветов пастельных оттенков. Где была скрыта подсказка? Не мог же Браге спрятать манифест на потолке.

— Ну же... — Смирнов подошел ко мне сзади, опустил руки на талию и сделал вместе со мной небольшой шажок. — Так обзор лучше.

Я снова посмотрела на потолок и только сейчас поняла, что должна смотреть не на фреску. Капелла получила свое название из-за зеркал на потолке. Пол здесь был отделан мрамором таким образом, что в зеркалах на потолке он отражался, создавая иллюзию звезд на небе. Мы стояли под фреской Благовещения так, что в центральном зеркале отражалась звезда.

— Я, конечно, не так продвинут в религиозной символике, как ты, — прошептал на ухо Смирнов, и я встрепенулась от его горячего дыхания и чересчур интимной близости. — Но я еще со школы помню, что звезда возвещала о рождении Иисуса. Нового человека.
— Да... — протянула я, не желая признавать, что догадалась, куда клонит Дима. Хотелось растянуть этот момент нашей близости.
— Ты же увидела то, что и я, — усмехнулся Смирнов и отшагнул назад.

Сердце ненормально билось. Снова в кровь брызнул адреналин. Смирнов стоял, сложив руки под грудью. Он предоставил мне возможность первой проверить свое открытие, и я опустилась на колени перед небольшими мраморными плитами, образующими звездочку. Но как их можно было снять? Я встревожено посмотрела на Диму, и он, словно читая мои мысли, вынул из своей сумки длинную отвертку.

— Попробуй. Не получится — я сам, — сказал напарник.
— Черт. Снова вандализм, — пробормотала я и попыталась поддеть плиту. — Дим, не могу.
— Хорошо, Ланская, подвинься.

Это было непросто. Пол был выложен несколько столетий назад и до сих пор так прекрасно сохранился. Пусть плиты были небольшими и нетяжелыми сами по себе, но они очень плотно прижимались друг к другу. Времени до следующего концерта оставалось все меньше. Вот-вот в зал запустят новых посетителей, а нам, к тому же, нельзя шуметь. Дима снова с силой навалился на отвертку, и послышался несильный треск.

— Идет, — надрываясь от усилий, проговорил он, и темно-серая плита выскочила из пола.
— Фонарик! — засуетилась я, чувствуя, как от эмоций покалывают кончики пальцев ног.
— Угу, — пробормотал Дима и достал из сумки небольшой фонарик.

Пол под мрамором оказался каменным, но вынув одну плиту, Дима легко поддел и другие, которые были частью звезды. Под ними лежало несколько грязных камней. Ничего больше. Ошибка?! Снова?! Хотелось выть от отчаяния, но Смирнов, похоже, не собирался сдаваться. Он стал поддевать большие серые камни, и не зря! Один из них поддался, а под ним оказалась деревянная ниша.

— Что там? — воодушевилась я, когда Дима низко склонился над полом.
— Сейчас...

Смирнов поправил на руке кожаную перчатку и достал из ниши продолговатую деревянную шкатулку, похожую на школьный пенал советского времени. Мы не успели его рассмотреть, как со стороны входа в капеллу послышался шум.

— Посетители! — испуганно прошептала я.
— Давай скорее...

Смирнов закрыл нишу камнем, а потом мы вместе стали укладывать мрамор обратно в звезду. Как только последняя плита легла звездным лучом в пол, мы услышали громкие голоса у дверей в барочный зал. Дима подскочил на ноги, взял в одну руку шкатулку, другой подхватил под локоть меня и потащил в сторону туалетов.

Стоило нам выбежать в коридор, как из противоположного конца вышли музыканты. Я не успела оглянуться, как Дима впихнул меня в какой-то маленький чуланчик. Мы оказались вдвоем, в кромешной темноте, вплотную прижатые друг к другу. Я упиралась спиной в какие-то палки и чувствовала себя дико неуютно, не зная, что это. Вдруг Смирнов заерзал. Он еще сильнее ко мне прижался, и я почувствовала нечто жесткое, что упиралось мне в низ живота. Тут же бросило в жар, мое дыхание стало прерывистым, а Смирнов никак не переставал ерзать. Хотя нет... Он не ерзал! Он терся о меня своим...

— Майор Смирнов, что вы себе позволяете?! — прошипела я.
— О чем ты, Ланская? — в тон мне переспросил Индюк.
— Прекрати тереться о меня своим... Извращенец!
— Сама ты извращенка, раз такие мысли! — он сделал пару резких движений и чем-то щелкнул. В чулане зажегся слабый огонек. — Это был фонарик, припадочная.

От стыда я была готова провалиться на месте, но Дима благородно сделал вид, что ничего не случилось. Он осветил чулан, и мы поняли, что компанию нам составляют веники и швабры. Мы оказались в подсобке уборщицы.

— Мне кажется, мы можем выйти — сказала я, когда в коридоре стало тихо. — Если до концерта не выберемся, придется ждать, когда он закончится.
— Идем.

Смирнов открыл дверь, и мы оба практически вывалились из чулана на глазах у группы китайцев. Они захихикали, видимо, предполагая, что мы с Индюком решили немного пошалить. Дима взял меня за руку и гордо провел мимо улыбающихся туристов, за что хотелось его прибить. Но все потом. Главное — поскорее выбраться из Клементинума и рассмотреть свою находку.

Устроившись за дальним столиком уже любимого нами кафе «У Чипа», Смирнов достал шкатулку. Вещь была древняя, и мы боялись ее повредить, поэтому Дима стал ее открывать с особой осторожностью. Той же отверткой, что он орудовал в Капелле он достал из шкатулки пожелтевший бумажный сверток, положил его на стол и аккуратно раскрутил.

— Ланская, это же то, что мы искали? — внимательно рассматривая написанное от руки послание, вопросил он.
— Видишь сверху герб? — я указала на поблекший рисунок льва, держащего щит и копье. — Это герб Браге... Дим, мы нашли манифест!
— Он неплохо сохранился. Дерево его уберегло, — улыбнулся Дима. — Дело за малым, перевести.
— Язык конца восемнадцатого века отличается от современного чешского. Тогда Чехия, точнее Богемия, находилась под властью династии Габсбургов, а те старательно меняли ее язык, внедряя в него все больше немецкого.
— Я знаю, кто нам поможет, — подмигнул мне Смирнов и полез в карман за телефоном.

Он мог и не говорить, я знала, что и здесь не обойдется без вездесущей Ларисы. К сожалению, динамик Диминого телефона был слишком громким, и я была вынуждена слушать их разговор.

— Ларис, привет! — поздоровался Смирнов, услышав стандартное «алло».
— Эй, красавчик! Как успехи?
— Лар, мы нашли манифест, но нам нужен переводчик. Свой человек, понимаешь.
— Конечно, дай мне минут десять, и я пришлю тебе контакт нужного человека в Праге.
— Спасибо, что бы я без тебя делал, — довольно протянул Индюк, в очередной раз мне подмигивая, за что хотелось его удавить.
— Сама не знаю, как ты без меня... Кстати, как концерт? Не так тоскливо как вчера?

Смирнов побагровел и отвернулся. Наивный, полагал, что так я не услышу... Но я прекрасно разобрала Ларисины слова. Значит, вчера ему со мной было тоскливо. Не удивительно, что он уснул. Индюк!

— Лар, я тут с Лерой. Мы в кафе... — начал мямлить Дима, стараясь предупредить свою подружку о свидетелях. Я только хмыкнула и, сложив под грудью руки, отвернулась, демонстрируя, что их разговор меня не интересует.
— С Лерой?! Хм... Дай мне ее... — попросила Лариса, и по ее ехидному тону я поняла, что неспроста.
— Перебьешься. Лера ест, — не стесняясь меня, соврал Смирнов и только закатил глаза, когда я со звоном бросила вилку в пустую тарелку. Обед нам еще не принесли.
— Боишься, что наговорю малышке лишнего? Эх, красавчик, я конечно могу многое о тебе рассказать, даже проинструктировать о твоих сексуальных предпочтениях, — женщина засмеялась, а я почувствовала острый рвотный позыв.
— Заткнись! — прошипел Смирнов, вскочил со стула и ушел в другой конец зала, чтобы я точно не расслышала их дальнейший разговор.

Пока он ворковал со своей Ларисой, хотя внешне больше напоминало ссору, нам принесли обед и я, не дожидаясь Смирнова, принялась за еду. Эта вездесущая Лариса не сумела испортить мне аппетит, наоборот, теперь я была голодна, как волк, и преисполнена решимости. До концерта Ондрея оставалось около двух часов, и я планировала любой ценой на него пойти.

Дима вернулся к столику вполне довольным. Видимо, с Ларисой успели договориться. Он сел на свой стул, сделал несколько больших глотков пива, а потом, опомнившись, предложил тост за нашу удачу. Я молча подняла свой бокал сока и чокнулась с ним.

— Лерка! Мы — молодцы! — радостно нараспев сказал Индюк. — Без тебя ничего бы не вышло! Ты супер! Да, я всегда это знал!
— М-м-м, — протянула я, показывая свое безразличие к его комплименту.
— Слушай, там то, что Лариска говорила... — он замялся и почесал шею. — Ты, наверное, слышала и все неправильно поняла. Просто она такой человек... прямолинейный. Говорит, что думает.
— Дим, мне плевать на то, что сказала Лариса, — отрезала я, Смирнов хотел что-то возразить, но в этот момент его телефон зазвонил, высвечивая на дисплее ее имя.
— Да, Лар... Понял... Ага... Жду.

Смирнов сбросил вызов и посмотрел на телефон, который тут же провибрировал снова, но на этот раз было сообщение.

— В старом городе, на той стороне Вталвы есть человек, который может перевести манифест. Зовут Зденик, он держит букинистическую лавку. Она еще открыта, — проговорил Смирнов, вновь превращаясь в серьезного ФСБшника.
— Ты хочешь пойти сейчас? — нахмурилась я, понимая, что это рушит мои планы на вечер.
— Да, завтра же я улетаю. Но если ты устала, я могу пойти один...

И вот появилась та самая возможность, которой я с радостью воспользовалась. Отправив Индюка к переводчику, я пообещала дождаться его дома. Как обычно, он не заподозрил ничего неладного, поэтому после обеда, который прошел в непривычном молчании, мы разошлись в разные стороны.

«Извини, что сообщаю запиской. У меня появились неотложные дела этим вечером. Вернусь поздно, но ты за меня не волнуйся».

Записка получилась сухой, но другого Индюк не заслужил. Я специально не стала ему звонить, чтобы избежать скандала, и даже отключила телефон, когда вышла из дома.

Как и прошлым вечером, Муниципальный дом торжественно встречал гостей. В этот раз я не поднималась на второй этаж, а сразу направилась в партер. Мое место было совсем рядом со сценой, и Ондрей сразу увидел меня, как только вышел на сцену. Зал аплодировал музыкантам, а он улыбался только мне, отчего я сама не могла сдержать улыбки.

Сегодня Ондрей играл как-то по-другому. Он все также виртуозно водил смычком, прикрывал глаза, отдаваясь музыке, но что-то в его стиле изменилось, словно у скрипки ожила душа. Каждый раз, когда Ондрей открывал глаза, он находил взглядом меня, и снова его губ трогала улыбка. Я знала... я чувствовала, что этим вечером он играет не зрителям, он играет мне.

Когда концерт кончился, музыканты несколько раз сыграли «на бис», поклонились зрителям и ушли со сцены, я все еще оставалась в зале. Мы не условились встретиться, но я знала, что Ондрей придет, и не ошиблась. Он выбежал из-за кулис на сцену и стал взволнованно всматриваться в зрителей, которые толпились у выходов, но потом заметил меня почти у сцены.

— Валерия... — он подошел к краю сцены и опустился на корточки, чтобы быть ближе. — Я рад, что ты пришла.
— Ты великолепно играл, — сказала я. Между нами что-то происходило, и мы оба это чувствовали.
— Я испугался, что ты уйдешь, и мы больше не увидимся.
— Я не могла уйти, не поблагодарив за концерт.
— Лучшей благодарностью станет, если согласишься провести этот вечер со мной.

Я растерялась от такой прямолинейности, но солгала бы, если не призналась, что была рада его предложению. И я согласилась.

Это было самым настоящим свиданием, какого у меня никогда не было. С Ниловым все происходило не так, он ухаживал, но мы так долго были знакомы, что наш разовый поход в кино для меня был больше похож на дружескую встречу. Со Смирновым и подавно я не могла мечтать о романтике. Ондрей дарил мне мечту. Мы гуляли по вечерней Праге, он рассказывал мне удивительные истории — городские легенды, которых не найдешь ни в одном путеводителе, держал за руку и поцеловал у Староместской ратуши.

— Как ты смотришь на то, чтобы прогуляться до одного ресторанчика? — спросил он, легко проведя тыльной стороной ладони по моей щеке. — Ты ведь не ужинала и наверняка голодна.
— С удовольствием...

Мы свернули на небольшую улочку и направились вдоль старых и красочных домов. Я словно совершила путешествие во времени и перенеслась в Средневековье. Но Средневековье не мрачное, зловонное и угрюмое, звенящее цепями, пахнущее кострами инквизиции, а сказочное, шумное, ярмарочное и... рыцарское, ведь со мной рядом шел настоящий рыцарь.

Мы добрели до небольшого отельчика с вывеской « U Stare Pani » с рестораном на первом этаже. Неужели я поторопилась, пожаловав Ондрею рыцарский титул? В первый день знакомства, и отель? Он увидел мое замешательство и чуть сжал мою ладошку.

— Лера, не подумай, пожалуйста неправильно. Мы идем ужинать, потом я провожу тебя домой. Просто в этом месте действительно хорошо готовят. Кстати, когда будешь в следующий раз в Праге, смело останавливайся здесь. Администратор — мой дядя.

С сердца словно упал камень. Я поверила Ондрею, и снова душа стала легкой. Он мне улыбнулся и завел в ресторан.

Нас усадили за столик у окна, чтобы за разговором можно было любоваться улицей. Ондрей заказал нам вино и помог мне с выбором блюд. Только сейчас я вспомнила, что так и не включила мобильный. Предчувствуя, что увижу десятки пропущенных вызовов и СМС от Смирнова, я все же набралась смелости и стала загружать смартфон. На удивление пропущенных звонков было всего три, а на сообщения Индюк даже не раскошелился. Я думала, что разозлюсь из-за того, что Дима будет требовать вернуться, но он умудрился причинить боль своим равнодушием.

— Лера, все нормально? — Ондрей взял меня за руку, и я только сейчас заметила, что уже какое-то время сижу, молча глядя на экран смартфона.
— Да, да... извини, задумалась, — натянуто улыбнулась я.
— Я подумал, что чем-то тебя обидел.
— Нет, что ты? Наоборот, этот вечер... он чудесный. Мне давно не было так хорошо.
— И мне. Лера, ты удивительная девушка.

Мы ужинали, пили вино, смеялись, говорили о музыке, искусстве, истории, философии. Ондрей, начитанный, глубокий, интересный, привлекательный... С ним рядом я чувствовала себя настоящей девушкой. Никто раньше не относился ко мне так. И как же мне не хотелось, чтобы этот вечер кончался...

— Значит, у тебя еще четыре дня в Праге? -неожиданно спросил он.
— Да... Потом возвращаюсь, — вздохнула я.
— Я бы хотел... — Ондрей чуть замялся, и на его щеках заиграл румянец. — Я бы хотел провести эти дни с тобой.
— Я бы тоже, — честно призналась я.
— Ты не думай, что я цепляю красивых туристочек, кручу с ними курортные романы... Лера, ты необычная девушка: любишь классическую музыку и читала Макиавелли. Я готов разговаривать с тобой вечность, — он крепче сжал мою руку, а я в ответ могла только глупо улыбаться. — Мы же встретимся завтра?
— С радостью, — улыбнулась я.
— Завтра я не выступаю, можем увидеться с утра.

С утра я не могла, ведь у Индюка был самолет днем, значит, все утро он будет скандалить, рассуждая о моем дрянном поведении. Хотя, учитывая, что он даже не звонил, возможно, спустит мне этот проступок. Но, от греха подальше, я решила договориться с Ондреем встретиться в обед. И стоило нам условиться о встрече, как мой телефон провибрировал сообщением от Смирнова.
Индюк:
У тебя 10 минут, чтобы попрощаться с этим придурком. Жду тебя на улице. Не выйдешь вовремя, разнесу к черту ресторан и сверну шею твоему хахалю!

Первой моей мыслью было, что Смирнов блефует, но, черт возьми, откуда он знал? Я повернулась к окну и увидела его... грозно возвышавшегося на другой стороне улицы прямо перед нашим окном. Было темно, но мне казалось, что я вижу, как дьявольски горят его глаза...

— Ондрей, извини, пожалуйста, уже поздно...
— Да, конечно, — улыбнулся мне мой кавалер.- Сейчас попрошу счет, и идем.
— Нет, я... Тут такое дело. Помнишь, говорила про моего друга? — деликатно вопросила я, и Ондрей нахмурился. — Мне нужно его встретить... это тут недалеко, но я лучше пойду к нему одна.
— Друг?..
— Да, только друг. У него есть любимая. И это не я.
— Лера, если эта прогулка для тебя только один приятный вечер, скажи честно. Я пойму.
— Нет. Для меня это не просто приятный вечер. Я безумно хочу встретиться с тобой завтра. И провести остальные четыре дня вместе, — серьезно сказала я, и Ондрей мне поверил, ответив улыбкой.
— Значит, завтра увидимся?
— Да.

Он попросил счет, но поскольку платил картой, был вынужден подойти к барной стойке ввести пин-код. Я улизнула из ресторана пока Ондрей раплачивался, чтобы ему ненароком не пришлось встречаться со Смирновым.

Выскочив на улицу, даже не застегнувшись, я сразу угодила в руки Индюка. Он ничего мне не сказал, подождал пока я застегну все пуговицы и... резко, одним движением, нацепил мне на запястье наручник, второй надев на себя.

— Сдурел? — процедила я, но он не ответил. — Смирнов, что ты себе позволяешь? — снова тишина. Он решил играть в молчанку? Что ж, принимаю его игру.

Мы дошли до дома, поднялись в квартиру и только там Индюк отцепил меня. Я ожидала, что сейчас разразится скандал, и уже приготовила десяток доводов, собиралась давать отпор, но вместо этого Индюк ушел в душ, громко хлопнув дверью. Такого я точно не ожидала. Что это? Обида или же равнодушие? Теперь я не понимала ничего...