Тайна Оболенского Университета

52. Риск и ревность

Человек, проникшийся экстримом, никогда не откажется от этого ощущения. Например, у сноубордиста без очередного спуска начинается самая настоящая ломка. Зато, оказавшись на склоне, от предвкушения свободы полета с горы сносит крышу. Так было и у меня перед походом к Нилову через подземелье. Я настолько полюбила наши опасные игры, что больше не боялась очередной вылазки, а напротив, с трепетом ее ждала.

Мы выдвинулись в путь поздней ночью, как и договорились. Помня о промозглости подземного города, я специально надела теплые вещи и даже шапку, заодно спрятав под нее свои волосы. В этот раз Оболенское подземелье казалось еще более зловещим. Теперь мы убедились, что здесь веками творилось черт знает что. Кто знает, сколько крови, смертей и разврата повидали эти стены... Дима крепко держал меня за руку, и это придавало твердости моим шагам.

С помощью карты мы продвигались к дому Захара, но на нашем пути возникло непредвиденное препятствие. Одна из дверей, шедших вдоль стены, распахнулась. Мы не успели подойти близко, поэтому смогли незаметно юркнуть за угол, откуда стали наблюдать. Оттуда вышло трое людей в белых халатах. В одном из них я узнала доктора Шеллара, лица других были скрыты медицинскими масками. Они везли обычную больничную каталку, на которой лежал человек.

— Он мертв? — с ужасом прошептала я.
— Не знаю, давай попробуем подобраться поближе, — ответил Смирнов.

Как только троица скрылась в конце коридора, мы последовали за ними. Спрятавшись за очередным выступом, я смогла разглядеть, кого везли на каталке. Это была Юлия Владимировна Мурашова, супруга нашего повара. Судя по ее румянцу, женщина была жива, но пребывала без сознания. Люди в халатах двинулись дальше и скрылись за дверью, где, как мы выяснили ранее, располагалась лаборатория. Неужели они собирались что-то делать с бедной женщиной? Но что?!

— Что все это значит? Что они сделали с Юлией? — не выдержала я.
— Не знаю, Лер, и сейчас у нас нет возможности выяснить, — вздохнул Дима.
— А если они собираются сотворить что-то страшное? Мы должны как-то ей помочь?
— Как? Нам нельзя себя выдать! На кону наши жизни. Идем обратно, — Смирнов потащил меня назад, но мы снова услышали чьи-то шаги. — У них сегодня явно рабочее настроение.

Мы снова спрятались в ближайший проем. Дима практически вжал меня в стену, так я чувствовала себя в безопасности, но за ним ничего не видела, хотя отчетливо различала доносившиеся до нас голоса.

— Миша сейчас занимается с Мурашовой. На этот раз все должно получиться, — сказала Евгения Селезнева.
— Шеллар и прошлый раз обещал, а что вышло? Ни-че-го! — недовольно ответил ректор.
— Иван Викторович, ну что вы? У всех бывают осечки. Не нужно так на Мишу.
— Женя, прекрати его выгораживать. Думаешь, я не в курсе, что вы шашни крутите? Смотри, дойдет до Верховного...
— Дойдет, ну и что? Какая ему разница, с кем я сплю? К тому же я по его вине не дееспособна, — резко ответила преподавательница.
— Смотри, Женечка, за длинный язычок и поплатиться не долго. Я тебя не выдам, но другим плевать на твое положение. А в том, что ты недееспособна, виновата сама. Ты же в первых рядах пошла на операцию.
— Хм... Это он меня убедил. Ставил в пример Наталью Ланскую, а я была слишком молода и амбициозна.

Услышав имя моей матери, я чуть не вскрикнула. Каким примером она была для этих людей? Про какую операцию говорила Селезнева? Дима положил ладонь мне на рот, чувствуя, как я напряглась, и одновременно с этим поцеловал в макушку.

— Женя, перестань! Ты прекрасно работаешь, поэтому у тебя такое положение, чего не скажешь о Михаиле Романовиче! С Ланским как грубо сработал?

Я дернулась, когда услышала фамилию отца, и только в крепких Диминых объятьях нашла поддержку. Серов фактически признал, что моего папу убил наш университетский врач! Тем временем, эта парочка остановилась, продолжая бурно спорить.

— Позвольте вам напомнить, Иван Викторович, что и у вас в последнее время много осечек. Сколько времени не могли уговорить Ланскую войти в преподавательский состав?
— Но все же она согласилась.
— Да, только кто может поручиться, что дальше Лера станет работать на нас?
— У нее не будет выбора. Ей придется работать на нас.
— Иван Викторович, мне кажется ни вы, ни Верховный не понимаете, насколько Ланская сильная. Мы своими руками слепили себе врага!
— Не беспокойся по поводу Леры. Верховный отдал распоряжение на ее счет.

Серов снова пошел, и Селезнева засеменила за ним. Я крепко схватила Димину руку, словно это могло защитить от планов этих людей на меня. Было страшно, что в один прекрасный день вместо Мурашовой на больничной каталке могу оказаться я.

— Какое распоряжение насчет Ланской отдал Верховный? — наконец вопросила Селезнева, когда они с ректором немного отошли. Мы с Димой напряглись, прислушиваясь, но шаги, отдающиеся эхом, стали заглушать слова.
— ...будем использовать как носителя, — донесся до нас обрывок фразы.
— Но ждать, когда ее ребенок повзрослеет? — вскрикнула Селезнева.
— Нам некуда спешить. Ребенок Ланской может стать отличным экземпляром. Лучше, чем она.

Серов говорил что-то еще, но мы уже не слышали. Я даже не заметила, как Дима стал гладить меня по волосам и спине, а я спрятала лицо у него на груди.

— Думаю, на сегодня хватит. Пойдем домой, — прошептал он.
— А как же Нилов?
— В другой раз.

До дома мы добрались без приключений. Шагая по подземелью, мы оба были погружены в свои мысли, но как только поднялись в папину гостиную, меня как прорвало.

— Что это было? Какое у Верховного распоряжение на мой счет? Какой ребенок?!
— Лера, не знаю, но мне совсем это не нравится.
— Ха, — у меня вырвался нервный смешок, и я упала на диван. — Тебе не нравится... А каково мне?.. Что им от меня надо?
— Лер... Лерочка, — Дима опустился рядом и взял мое лицо в ладони. — Я же обещал защитить тебя и сейчас думаю, что тебе следует уехать.
— Что?! Уехать?
— Ради твоего блага! Если они причинят тебе вред, я никогда себе этого не прощу.
— И что ты предлагаешь? Сбежать? А как же расследование?
— Вызову подкрепление. Мне пришлют кого-нибудь в помощь, а ты будешь пока скрываться под чужим именем.
— Ну уж нет! Я не брошу это дело. Тем более сам знаешь, что от них не скрыться. Если я им нужна — из-под земли достанут.
— Ты уверена?
— Да.

Я набрала в легкие воздуха, медленно выдохнула его через нос, прикрыв глаза, и повторила:

— Да, уверена. То, что было сейчас — минутная слабость. Этого больше не повториться.
— Ты боец, Ланская! Удивительная девушка, — улыбнулся Дима. — А сейчас давай выработаем план дальнейших действий.

Мы договорились, что завтра с утра на завтраке Дима, как бы между прочим, побеседует с нашим поваром и узнает, как дела у его супруги. Нам нужно было выяснить, все ли с ней в порядке, и если нет, разузнать, что случилось. Обыск в доме Нилова ушел на задний план.

— Утром свяжусь с Ларисой. Нам нужно подкрепление, — серьезно сказал Дима, расстилая кровать.
— Подкрепление? Какое подкрепление? — спросила я, забираясь под одеяло.
— Попробуем внедрить в Оболенку кого-нибудь из наших. Я должен быть уверен, что ты надежно защищена, — ответил он, ложась рядом и заключая меня в объятья.
— Может быть, кого-то вместо Яна?
— Я тоже об этом подумал. Тогда тебе меньше времени проводить с Ниловым.
— Да. Завтра у меня снова его занятия. Только теперь латынь.
— Все будет хорошо, Ланская. А теперь давай спать.

Следующее утро преподнесло нам с Димой сюрприз. В столовой за завтраком Юлия Мурашова как ни в чем не бывало помогала мужу. Более того, она была такой энергичной и жизнерадостной, будто всю ночь спала сном младенца в своей постели, а не провела ее в подземелье. Мы со Смирновым переглянулись и поняли друг друга без слов. Такое поведение женщины было как-то связано с тем, что с ней делали. Я потянулась к мобильному, чтобы написать Диме, но тут замерла на месте. К нему подсела Ремизова и, лучезарно улыбнувшись, о чем-то защебетала. Темой их разговора явно был не коллоквиум по риторике, который она собиралась устроить на нашем курсе. Дима в ответ ей улыбнулся и что-то сказал, после чего она, как бы вскользь, коснулась его руки. После этой сцены у меня пропал аппетит, и я пулей вылетела из столовой.

Первой парой стояла злосчастная латынь, которую так хотелось прогулять, тем более, мне не терпелось выяснить у Индюка, что это было в столовой. Плюнув на то, что скажут однокурсники, я прямо перед звонком выбежала из аудитории и направилась к Смирнову. Когда я дошла до кафедры философии, пара уже началась, но меня это нисколько не смутило. Я заглянула в Димину аудиторию и попросила его выйти.

— Лер, все в порядке? Что случилось? — взволнованно вопросил он.
— Это ты мне скажи, что случилось? Я видела вас с Ремизовой в столовой. Что это было?
— Ты вызвала меня с занятия ради этого? Ланская, совсем сдурела?
— Не уходи от ответа!
— Что это за сцены ревности?! Лера, ты башкой думаешь, что творишь?
— Напомнить тебе про Нилова?.. Отвечай! — разозлилась я.
— Мы сегодня ужинаем. Она меня пригласила, — спокойно ответил Смирнов.
— Что?.. — сердце пропустило удар, а в груди больно защемило.
— Лер, я не мог отказать. Ты же понимаешь, что это не просто так. Я должен узнать, что ей нужно.
— Я могу догадаться, что нужно молодой одинокой женщине от симпатичного коллеги, — прошипела я.
— Обещаю, мы только поужинаем. А теперь иди на занятие. Не подставляй нас.

Мне стало так обидно. Я сгорала от ревности. Насколько далеко Дима мог зайти ради расследования? Я вспомнила слова Лариски, что Дима помешан на работе. Неужели ради информации он сможет переспать с Ремизовой. Сама того не замечая, я оказалась у аудитории Захара Нилова. Теперь мне было все равно, что скажет преподаватель. Я постучала и, не дожидаясь ответа, зашла внутрь.

Нилов был вне себя от злости, но объектом его гнева, как ни странно, оказалась не я. Не стесняясь в выражениях, он кричал на своего брата, а потом демонстративно поставил ему неуд в ведомость. Юрка, белый как мел, сидел за своей партой и прожигал брата ненавидящим взглядом. Я молча прошла в аудиторию и села рядом с младшим Ниловым.

— А! Я смотрю, госпожа Ланская появилась. Объясните свое опоздание?
— Захар Артемович, я...
— Письменно, Ланская, на латыни, — ехидно сообщил он. Мне и так было паршиво из-за дурацкого свидания моего Димы с Ремизовой, так еще и Нилов подлил масла в огонь.
— Вы издеваетесь? Каким образом мне писать объяснительную на древнем языке, если причины моего опоздания просто-напросто не существовало в то время?
— Считаете себя самой умной? Вот и придумайте! А вы, господин Нилов, можете поддержать вашу однокурсницу и письменно объяснить неготовность к занятию!

Захар переключился на других студентов, а я, достав двойной листочек и поделившись таким же с Юркой, спросила, что нашло на его брата.

— Не знаю, Лер. Как с катушек съехал. Вчера мы с ним в город мотались, приехали только утром. Сам меня просил поехать, знал, что я не готов, а занятие начал с опроса и специально меня завалил.
— Придурок, — процедила я. — А завтра у нас снова физкультура.
— Может, за завтраком ему слабительного подсыпать, чтобы отменили? — прошипел однокурсник.

До конца пары мы с Юрой сочиняли объяснительные, а Захар, тем временем, успокоился. Как ни в чем небывало он продолжил занятие и даже шутил с остальными студентами. По звонку мы с Юрой сдали свои листочки и молча вышли из аудитории.

Остальные пары прошли для меня, как в тумане. Настроение было в край испорчено, а все мысли занимал Дима. Средневековой философии сегодня в расписании не было, поэтому Смирнова я увидела только на обеде. Он опять сидел с Ремизовой и даже не взглянул в мою сторону. Хотелось отплатить ему той же монетой, и я специально пристроилась к Юрке в очереди за едой. Дима недовольно посмотрел на нас, но я только отвела взгляд, обсуждая с однокурсником, какой гарнир стоит выбрать к рыбе.

Зная Диму, я была уверена, что после обеда он устроит мне взбучку за Нилова, но я зря прождала его. Устроившись на подоконнике в гостиной с кружкой чая, я стала наблюдать за домом своего лже-профессора, попутно поглядывая на темный экран мобильного. Он не написал, зато в половине восьмого показался сам. Даже из окна я заметила ворот белоснежной рубашки, выглядывающий из пальто, он зачесал волосы назад и наверняка надушился. При полном параде Индюк прошел папин дом и направился в сторону коттеджа Ремизовой. Мерзавец.

Я знала, что не усну, пока Дима не вернется. Я даже не могла отлипнуть от окна, боясь его пропустить, но время шло, а Индюк все не появлялся. В конце концов я не выдержала, надела пальто, шарф и шапку, выскочила на улицу и направилась к дому Смирнова. Было уже поздно, улицы Оболенки опустели, и я надеялась, что меня никто не заметит. Я села у Димы под дверью и стала его дожидаться. Пусть на улице ночь и мороз, пусть я заболею, это будет на его совести!

— Лера? — он пришел, когда я совсем заледенела, опустился передо мной на корточки, а потом поднял меня на ноги. — Ты совсем замерзла!
— Как свидание? — зло вопросила я, желая разорвать Индюка на части с его неожиданно проснувшейся заботой.
— Давно ты здесь?
— Хорошо провел время?
— Идем в дом, — Смирнов открыл дверь и завел меня внутрь. — Совсем продрогла. Снимай пальто, принесу тебе одеяло.
— Ты не ответил. Как твое свидание?

Дима принес из гостиной плед и, заметив, что я не спешу раздеваться, сам снял с меня пальто, и укутал в плед. Только его забота меня не трогала, я не могла понять, почему он молчит и не рассказывает про ужин с Ремизовой. Больше всего на свете я боялась, что он с ней переспал. Если это случилось, что тогда? Смогу ли я простить измену?

— Разувайся, — сказал он, но я не пошевелилась. Тогда Смирнов прямо в обуви взял меня в охапку и понес в гостиную. Он сел на диван, а меня усадил себе на колени. — Ну что ты за упертая ослица, Ланская?
— Ты с ней спал? — наконец выдавила из себя я, чувствуя, как слезы застилают глаза.
— Нет, Лер, — со вздохом ответил он и большим пальцем стер сорвавшуюся с ресничек слезинку. — Я же сказал — только ужин.
— Не верю, что Ремизова звала тебя, только чтобы накормить! — отрезала я.
— Не только. Елизавета действительно со мной кокетничала и явно была не прочь познакомиться поближе.
— И ты устоял?
— А ты во мне сомневаешься?

Я только сильнее надулась, хотя чувствовала, что Дима не врет. Скинув нога об ногу с себя ботинки, я удобнее устроилась у Смирнова на коленках, все еще изображая обиду.

— Сомневаешься, Ланская? — усмехнулся он и, повернув за подбородок мое лицо к себе, легко поцеловал в уголок губ.
— Она захочет встретиться с тобой снова, — теребя пуговицу его рубашки, проговорила я. — И ты снова пойдешь?
— Не захочет. Она выяснила, что хотела, — ответил Дима.
— Что?
— Что я не тот, за кого себя выдаю.