BTS Фанфики (1 Часть)

Джин

Любовь Джина неощутимая и незаметная, как приход весны в конце февраля. Он вряд ли признается прямо, потому что, несмотря на свой рост и комплекцию, слишком застенчив и раним, когда дело касается чувств.
Наблюдать за его любовью - словно наблюдать за нежным бутоном, раскрывающим розовые гладкие лепестки неспешно, один за другим; это тихое чудо, совершающееся на твоих глазах, и все же слишком медленное, так что хочется взяться пальцами за края и помочь ему наконец — но нельзя. Иначе бутон уже не будет собой, будет раздавлен, смят и изломан.
Джин в душе неисправимый романтик, но ему нельзя говорить об этом — почувствует, что его дразнят и насмехаются над ним, закроется и будет дуться очень долго, опять же без слов, как всегда. Но кто из нас в силах показать свои хрупкие стороны другому, не боясь надругательств?..
С тех пор, как вынесли старое пианино из музыкального класса, Джин приходит играть в кафе под полосатым навесом, куда часто заглядывает его возлюбленная тонкая, эфемерная, трепетная и прозрачная богиня. Она прекрасная нимфа, легконогая муза, сама грация и образец того, как изящные манеры и невероятно счастливая, освещающая весь мир улыбка могут ужиться в одном человеке, ярком и загадочно-прекрасно­­м, словно лунный свет безоблачной ночью.
Каждый день богиня лунного света озаряет кафе своим присутствием, заказывает капучино и кусочек наполеона, а Джин как заведенный встает из-за вашего с ним столика и на деревянных ногах шагает к инструменту. Мягко откидывается чуть припорошенная пылью крышка. Зебра клавиш готова прогнуться под длинными пальцами.
Свет за окном ядовито-яркий — сплошь зеленый, синий, розовый серпантин неона, но он совсем не мешает: в кафе по-прежнему все утоплено в уютном желтом. Людей почти нет. Вы сидите за столиком, подбородок на ладонях. Чай в белой фаянсовой чашке давно остыл, но звуки музыки греют намного сильней. Сегодня пианист признается своей богине.

Посмотри, как
Время проходит мимо нас,
Время даже не видит нас
В этом старом кафе.
Огни улиц;
Толпа никогда не найдет нас,
Пока я сижу и слушаю,
Слушаю, как ты играешь.

Музыка льется из влюбленных пальцев, на сетчатке влюбленных глаз выжжен нотный лист, строка за строкой, и клавиши проваливаются в бездну ночей без сна, в ту самую бездну, куда ухает влюбленное сердце каждый раз, когда предел мечтаний ветром перемен проносится мимо.

Спина Джина неподвижна, как скала в океане, и Вы чуть посмеиваетесь, глядя на напряженные до дрожи плечи, на розовые, по-детски свежие локти, торчащие из белоснежных рукавов рубашки, и сердце уже не бьется, оно устало, устало от безмолвной, по-собачьи верной тоски по тому, кто любит не Вас.
Музыка затихает, и лунная богиня хлопает в звонкие ладоши, щеки разрумянились от обжигающего кофейного пара. Джин готов упасть в обморок, он даже обмирает, боясь повернуть к ней лицо. Вы болеете за его решительность, и словно услышав, почувствовав молчаливую согревающую поддержку, он встает с табурета и широким шагом подходит к столику у окна.
Вы не слышите слов, только живая картинка двигается перед глазами: Джин, прямой, как струнка, со стиснутыми кулаками и покрасневшим до корней волос лицом. Лунная богиня, немного удивленная, немного растерянная, немного радостная и невероятно прекрасная, склоняет голову на бок. Ее извиняющаяся улыбка, его сдержанный кивок — и все становится ясно, а Вы даже не понимаете, что чувствуете сейчас: неизмеримую радость или душащее отчаянье.
Богиня выпархивает из кафе, как птичка из клетки. День за окном пугающе раскален. Солнце отражается от окон автомобилей, от наручных часов и зеркалец в пудреницах. Город кричит на разные голоса, шумит шинами по асфальту, хлопает крыльями голубей, но в кафе — лишь перелив фортепианной мелодии. И немного даже обидно, что за утешением он подошел не к Вам, а к инструменту.

Потому что прямо сейчас,
С улыбкой и рукопожатием,
Смотрю­, как разбивается твое сердце
И рождается музыка.
И почему-то
Это встает между нами.
Любовь даже не видит нас,
Пока солнечный свет продолжает играть.

Вздыхаете, продевая палец в кольцо фаянсовой ручки. Чай совсем холодный, леденит горло, сжимает сердце в груди. Музыка травит душу, беспощадно дергает струны, задевая самое глубокое, строго-настрого запертое, скрытое ото всех.
И внезапное понимание озаряет не хуже солнечного взрыва: не у музыки и не у инструмента просит друг утешения. Отставляете чашку дрожащей рукой, медленно поднимаетесь, и путь до пианино на запинающихся ногах - как долгий зыбкий сон.
Руки ложатся вокруг шеи, грудь - к вздрогнувшей и расслабившейся спине. Поцелуй в макушку, в висок, в щеку. И все без слов, без слов.

Потому что знаю,
Тебе тоскливо,
И я буду рядом с тобой,
Когда заиграет музыка.

Ладонь опускается на крепкое надплечье, скатывается вниз по плечу и по предплечью до кисти. Мелодия обрывается внезапно; пальцы переплетаются, крепко стискивая друг друга. В кафе становится так тихо, что стук ложки о тарелку грому подобен. Время течет медленно-медленно, словно с каждой отбитой секундой замирая на две. На город мягко опускаются сумерки.
«Все хорошо, Джин. Все хорошо».
«Угу».

Свет приглушен;
Почувству­й, как расцветает магия.
И ты будешь держать мою руку,
Когда опустится тишина.

Он смотрит только на монохром клавиш, Вы — только на него. И живое тепло от ладони к ладони, гладкая щека к чуть влажной щеке, дробный стук сердец сквозь грудные клетки. В голове лишь одна счастливая мысль:

Ты будешь держать мою руку,
Когда опустится тишина.