whole life on the road.

27.

- Проснись и пой! Ну, в твоем случае, читай рэп, - крикнула Уля, сдергивая одеяло с Мирона, который повернулся к ней, да и ко всему миру, задницей. - Федоров, я беременна четвёртым ребенком! Нам нужно снова брать ипотеку!

- Кажется, не работает, - произнёс Ваня, когда мужчина просто забрал одеяло с соседней кровати и укрылся им. - Скажи, что беременна пятым.

- Я вас слышу, если что, - прохрипел Федоров.

- А чего ты отказываешься вставать? - спросила девушка, усевшись на кровать напротив. - Опять кто-то храпел, и ты не выспался?

- Яныч, мы успели позавтракать и собрать шмотки, а ты все еще спишь.

- Мне хочется спать, отъебитесь, - ответил он, закашлявшись.

- А, ну-ка, Руд, свали, - парень лишь пожимает плечами, технично покидая комнату. - Что случилось?

Мирон ведь не скажет, что ему тяжело видеть то, как Евстигнеев ее мягко обнимает, держит за хрупкие плечи, но сказать ничего не может: Власова неправильно поймёт (а поймёт ли вообще?), отвергнет, и лавочка прикроется, превратившись в отношения "артист - менеджер". Знаете, говорят, что думать - вредно? Ему думать абсолютно противопоказано.

- Ничего.

- Тогда вставай, - она осторожно гладит его по голове, и за этими руками хвалёный Оксимирон готов ползти на край света по бесконечной пустыне. - Давай, пора. Дашь концерт, и поедем в следующий город, а там у тебя будет свой номер.

- Я буду один?

- Вообще со мной, но это не играет роли, - кивнула Уля. - Вставай, Мир, пора.

Мужчина лениво потягивается, садится на кровати, трет красные глаза, пора бы купить какие-то капли, встает и начинает одеваться, пока девушка складывает его постель, проверяет вещи и документы. За какое доброе добро ему досталась именно Власова, которая бегает с ним, как с маленьким ребёнком, при этом говоря каждому своему знакомому, что Федоров - организованный, самостоятельный и собранный, когда на самом деле все далеко не так.

- Можно я больше не буду ездить в туры? - спросил он, уставившись на ее спину.

Уля это уже слышала и не раз, даже не пять, поэтому перестала реагировать и пытаться как-то переубедить его: это пройдет, это точно пройдет, всегда же его отпускало - Мирон вылетал на сцену с невероятным азартом в глазах, а потом возвращался за кулисы все еще под впечатлением после концерта. Наверное, мужчина старел, все они повзрослели так то, но с ним происходил более ужасный процесс: Федоров не канючил, не ныл, чтобы его пожалели или поцеловали в макушку - говорил серьезно, абсолютно заебанным голосом и без тени хитрющего лица в подобные моменты. Иной раз казалось, будто мальчик просто вырос с этой империи, пора строить новую, но нужно ли?

- Ты сам решаешь это, - выдохнула девушка. - Пойми, я не могу тебя запретить или разрешить. И не я должна отвечать тебе на этот вопрос.

Власова может составить ему расписание, надавать по голове, отругать за хуйню в инфополе, принять и понять, но объяснить некоторые прописные истины почему-то не решается - для этого есть меджерка-друг Женя, бро Рудбоич, в отношениях с которым ее превратили в камень преткновения, добрый Порчанский, Илюха, но не она.

- Ладно, идем.

Наверное, Уля впервые за все эти годы остро ощущает патологию своей привязанности к нему, которая с годами только глубже пускает корни, что просто так бросить не выйдет - отвыкать придётся долго, дольше, чем она бросала курить, а, в итоге, так и не бросила. Девушка выходит за ним из номера и действительно задумывается - будет ли следующий тур, или после этого заношенный и залатанный до безобразия костюм Оксимирона можно будет спрятать в шкаф к скелетам тех, с кем он баттлился раньше на неопределённый срок?

- Так, грузимся, едем в клуб, - вздохнула Власова, отойдя немного в сторону. - Что ж с тобой творится?

А Мирону, как творческому человеку, натурально осталось немного - пусть талант идет из страданий, а великие произведения пишутся после потрясений - у него не так уж много времени прежде, чем это все закончится. Мужчина себя просто сожрёт изнутри, что даже бомбе взрываться не придётся. Тут даже не год или два - так, несчастные месяцы, если ничего не заставит его сказать Уле простые и понятные слова.

- Ты идёшь? - Федоров осторожно касается рукой ее плеча, на что девушка оборачивается, мягко улыбаясь.

- Да, конечно, идем.

А голубые глаза становятся каким-то тусклыми, больше не горят так ярко то ли от времени, то ли от внутренней паники, которая сейчас правит балом. Страха, что это все когда-то придётся разрешить.