whole life on the road.

22

- Ты со мною забудь обо всем, эта ночь нам покажется сном, - два дурных голоса где-то на трассе между городами орали "Сектор Газа", потому что колесо пробило по середине поля, а фанаты подарили какое-то чудное польское бухло. Эти два факта, впрочем, особо между собой не связаны, но результат у них почему-то один. - Я возьму тебя и прижму, как родную дочь...

Пока Эрик снимал это, кто-то спал в автобусе, по крайней мере, пытался, Женя молча рассматривала подсолнухи вокруг, Ваня сидел на ступеньках для входа и курил: остановка непредвиденная, у каждого свои мысли и причины, действие и следствие - самое время об этом подумать, ведь больше возможности может не быть. Концерты, переезды, чеки, прогулки по городам - они все время вместе, все время "больше, чем семья", но хорошо ли это, как все привыкли думать, воспевать в любой интерпретации этого выражения?

Они видят друг друга постоянно. Вроде, да, уже привыкли, но Ване иной раз хочется заехать по роже Яновичу и забрать смеющуюся Улю себе, потому что как бы он ни понимал, что в ее глазах проигрывает на фоне Мирона, что нужно бросить это все, отпустить - внутри все равно остаётся гнилое чувство ревности - не зависти, пусть будет счастлива, заслужила - именно ощущение обиды, что выбрали не его. Рудбою неприятно, он каждый раз ежится, слыша размеренный шепот лучшего друга с тихим голосом блондинки, сплетающийся в самый противный звук на планете - даже хуже, чем отверткой по стеклу. Евстигнеев хочет и сейчас заткнуть уши, что, в принципе, и делает, отвлекаясь на тяжелую музыку - да, не помогает, но видимость похуизма создаёт.

Женя знает эту историю - отчасти, она даже благодарна Власовой за прямолинейность, с которой девушка в своё время разложила самодовольного Ваню по фактам, не оставив ни единого шанса. "Общаться и дружить - легко, но отношения и постель - нет," - кажется, таким был ответ тому самому бэк-МС Оксимирона. Муродшоева не жалела его: взрослый мальчик, сам разберется и справится с этим, если еще не смог - она, конечно, и мамочка, и психолог, и менеджер, но не сейчас и не сегодня. Женечка думает о чем-то своём, что даже не касается табора, Мирона, вообще не относится к работе: ей ведь не всю жизнь этим заниматься - когда-то и еврей скажет "стоп, хватит, я устал, сворачиваемся", и как бы он агрессивно не махал ручками на сцене - те самые пятьдесят лет все ближе и ближе.

Уля, честно говоря, пьяная и еле стоит на ногах, если честно, хватаясь всеми руками за Федорова - она бы и ногами вцепилась, но тогда рухнут вдвоём в подсолнухи, которые несколько секунду ей презентовал мужчина. Так и сказал: это поле - твоё. Конечно, в трезвом уме она бы просто посмеялась, кивнула - сейчас ей сей жест доброй воли показался верхом романтики - все пройдет, когда наступит рассвет, когда они проснутся с головной болью и даже не вспомнят об этих песнях и пробитом колесе, которое пришлось менять чёрт знает где. Власова любит туры именно за это, именно за ночные откровения без камер, лишних глаз и ушей, именно за отсутствие масок и образов: Ваня никогда не покажет, насколько ему неприятно это все наблюдать, Женя не будет выглядеть такой уставшей, как сейчас, в свете одинаковой для всех Луны, Мирон не будет стоять у автобуса, обнимая одной рукой девушку, еще не свою, но уже скоро, по крайней мере, он надеется на это, а Уля, скорее всего, не станет разглядывать знакомые татуировки на пальцах просто потому что можно.

- Этот вой у нас песней зовется, - хмыкнул Фёдоров, сползая вниз.

Что-то ему это все напоминает - какое-то невнятное, неявное чувство дежавю не даёт покоя, которого у него нет и вряд ли будет: он же Оксимирон, о чем вообще может идти речь? Только мужчина все чаще отхаркивает этого проклятого умного рэпера в мусор под кроссы, поднимает красные глаза и сталкивается с миром. Снова. Странная какая-то эта жизнь, несправедливая что ли, и кому же, как не тебе, это знать, да, Мирон? Ты ж вроде взрослый уже, а смириться и принять никак не можешь - сидишь, оперевшись на автобус, и смотришь вдаль, думая, жаль, что жизнь так в голове не прокрутишь на года вперёд. А если завтра в могилу? А если завтра падать? У него ведь нихуя не готово, как... И всегда.

И в голове на повторе назойливо крутится "ничего не выйдет, да ничего не получится", когда слишком сильно хочется, чтобы, сука, сложилось, как нужно.