🦋 Бабочка в лапах паука 🦋

Зелёная фея

«А теперь к Наму!» У Чонгука есть вопросы, есть разговор, да и «этого любовничка надо от железных пут освободить». Вот он бы даже посмеялся в другой ситуации, ведь не сам ли желал другу счастья и процветания и топил за Чимина, но не в этот раз. Теперь на кону дальнейшая жизнь его брата, и он её, похоже, перегрыз одним движением челюстей (дать бы по ним хорошенько). И главное «нахуя» - вот это сейчас прям вопрос вопросов. Чону так тревожно за друга, что даже собственные, пусть хоть и крошечные успехи с Тэшей, отходят на второй план.

Зайдя в комнату к другу, он нашёл его спящим. Гук начал рыться в вещах в поисках ключа и нашёл его под койкой. Пока он копошился и пыхтел, дабы до него дотянуться, Намджун проснулся и, не говоря ни слова, стал наблюдать за ползающим на четвереньках другом. Он уже полностью «протрезвел», но... от того, что произошло в последние часы никак не мог отделаться – события словно осели навязчивым песком на всём, чём можно: въедливыми крупинками были забиты глаза, нос, они ощущались на языке – воспоминания просачивались сквозь пальцы как песчинки, именно то состояние после феерических вечеринок, когда вроде что-то помнишь, но никак не можешь ухватить суть и собрать картинку воедино. Намджун ощущал на себе запах Чимина: он его всё так же манил и сводил с ума, но уже не отнимал разум до такой степени, что не владел собой.

«Пожалуй, этот день стоит обвести в календаре. Буду его отмечать каждый год».

- У Чимина двойной запах. – Разнёсся низкий голос альфы в тишине, отчего Чонгук замер в той же позе задом кверху. – Лаванда и кардамон (он вспомнил, понял что это за аромат). Гук какое-то время медлил, не шевелясь и ничего не предпринимая: он прикидывал то, во что поверить было практически невозможно, но всё же...

- Вы... эээ... истинные? – С лёгким потрясением и нескрываемой надеждой произнёс Чон. Альфа поднялся с пола и вбуравил на друга свои глаза, потому что если это так, то это «пиздец всему». В хорошем смысле, конечно.

- Нет. – Ответ, больше похожий на обречённость. Чон разочарованно и даже немного зло вздохнул и потянулся открывать наручники.

Какое-то время друзья просто сидели и молчали, первым не выдержал Гук.

- Тогда какого хуя ты поставил метку, дружище? - Чон смотрел на друга с желанием понять, услышать - да всё что угодно. Он готов воспринять любую теорию, проглотить любые объяснения, потому что этому должны быть веские объяснения. Это его друг, его брат в конце концов - он готов зацепиться за всё, потому что ему нужны эти хреновы объяснения - просто лично для себя, для своего успокоения и понимания. Он верит Наму, не может и не должен сомневаться в причине, по которой тот пометил Чимина. «Ну вот по кой хрен тот вообще вдруг омегой оказался?» Чего он ещё не знает? Что они давно встречаются и у них скоро будет ребёнок? Чону мерзко от самого себя, что он вообще думает в таком ключе, словно сомневается в Намджуне, в их дружбе – веру в друга он ставит на одну чашу весов с собственным сомнением... Это никуда не годится! Нам поднимает глаза и смотрит на Чонгука: и вот он был готов ко всему, именно был... но только не к встрече с этим взглядом. На дне зрачков Намджуна плескалась не боль, не отчаяние, а будто некая безысходность в совокупности с... принятием ситуации. Такой взгляд не подделаешь – он рассказывает больше, чем ты сам можешь высказать вслух. Не для всех – лишь для тех, кто умеет читать. А Чонгук за многолетнюю дружбу, сколько ни есть, но научился его читать, хоть друг часто слишком сложен для понимания, а ещё порой для него нужен специальный словарь – переводчик специфических терминов: но годы прожитого и пережитого вместе позволили ему уже просто догадываться о многом на интуитивном уровне. Что невозможно прочесть - можно почувствовать. Взгляд Нама – это горечь сожаления, густо приправленная невозможностью сделать как-то иначе. Гук вздыхает и зарывается в волосы, готовый подавиться своим же вопросом. – Что делать теперь будешь?