Ради любви или денег |Лиза Ира|

14

Когда последний день Лизы в Лондоне настал, она оказалась в задней части автомобиля, направляющемся в Мейфэр. До него был путь недалёк, и она предложила, чтобы они отправились туда пешком, но, похоже, для Иры это было совершенно неприемлемым. Кроме того, Лиза жила в городе, где вождение было новинкой, и даже Уберы были слишком дорогими для неё, если только это не было через три дня после зарплаты, поэтому она позволила себе на минуту сесть и насладиться поездкой хоть раз в жизни. Лондонская галерея Иры выглядела почти так же, как и Нью-Йоркская. Когда они остановились снаружи, Лиза посмотрела на золотую надпись над дверью и улыбнулась, потому что было очевидно, что Ирина знала, что работает, и любила придерживаться проверенных вещей.
Лиза позволила провести себя внутрь. Интерьер также был похож на интерьер той галереи, в которой она была ранее, хотя эта была меньше и имела более высокие потолки. Ирина включила свет, и Лиза поняла, что её окружают картины орхидей со всех сторон. Они были созданы яркими, почти неоновыми красками, и Лиза даже подошла на шаг ближе, чтобы рассмотреть коллекцию должным образом. — Тебе нравится? — спросила Ирина, заглядывая через её плечо. Лиза засомневалась. — Вроде того, — сказала она, потому что не собиралась начинать разглагольствовать о своих художественных знаниях перед единственным человеком, который мог её разоблачить. — Они симпатичные, но как ты можешь понять, хороши ли они? — У тебя просто вырабатывается инстинкт на такие вещи, — сказала Ирина. — Верно. Хотя, должно быть, хреново, когда ты покупаешь коллекцию, которая тебе действительно нравится, а затем через несколько лет тебе приходится снова продавать её. — Я стараюсь не думать слишком много о том, нравятся они мне или нет. Если бы я думала, то, в конечном счёте, сохранила их все. Более важна их ценность, чем личное к ним отношение. — И какую ценность ты увидела в этих картинах? — спросила Лиза. — Ну, прежде всего, когда я увидела эти картины, была тенденция к весьма тёмным, замысловатым картинам, поэтому я знала, что если подожду достаточно долго, спрос на гораздо более яркие работы вернётся. — А что происходит, когда ты ошибаешься? — Я никогда не ошибаюсь. — Но если бы всё же ошиблась? — упорствовала Лиза. — Одна из прекрасных вещей в этой торговле заключается в том, что, если ты ждёшь достаточно долго, определённые тенденции всегда возвращаются, — сказала Ирина. — Даже если мы предположим, что рынок для таких картин не открылся пока, как я предполагала, это всё равно произойдёт, в конце концов. Мне пришлось бы подождать немного дольше, прежде чем выставлять эту коллекцию, но, тем временем, я бы продала много других картин. Лиза улыбнулась, но что-то мешало в её горле. — Полагаю, пока у тебя есть деньги, чтобы купить их, всё будет на мази. — Вроде того, — сказала Ирина, и снова возникли дюймы и целые миры, разделяющие их. — Но с этими мне повезло, потому что большинство из них было продано в течение недели после открытия выставки. Мы будем выставлять их на обозрение ещё неделю или две, чтобы продать оставшиеся, а потом перейдём к чему-то другому. Лиза отошла от картины, которую они обсуждали, и подошла к другой. Ирина последовала за ней, держась близко к её локтю, и когда Лиза задала конкретный вопрос о картине, Ирина была весьма счастлива ответить на него. Лизу не волновало искусство (и она не была уверена, что когда-нибудь будет), но она могла слушать, как Ира говорит об этом, хоть весь день. Её голос звучал мягче, когда она говорила о картинах, и это была прекрасная, уязвимая сторона неё, которую она видела так редко. Она обнаружила, что придумывает всё новые вопросы, чтобы хоть ещё немного её послушать. Но, в конце концов, как обычно, телефон Иры зазвонил. Она ответила на него со вздохом. — Джон. Надеюсь, ты позвонил мне с хорошими новостями. Она отошла в сторону, и её голос растворился, когда она вошла в комнату в самом конце, а Лиза продолжала ходить в одиночестве. Под большинством картин висели таблички с надписью «продано», но две или три, которые всё ещё были выставлены на продажу, не имели цены. Это говорило Лизе всё, что ей нужно было знать. Она прогуливалась сама по себе в течение некоторого времени, прежде чем услышала короткие шаги, приближающиеся к ней снова. Она повернулась к двери, уже улыбаясь. — Итак, — начала она. — Теперь, когда мы собираемся устроить туристический день, каковы шансы, что ты согласишься примерить костюмы в Подземелье Лондона вместе со мной? Затем она увидела выражение ярости, которое затуманило лицо Иры, и её улыбка снова исчезла. — Мы должны идти, — отрезала Ирина, хватая свою сумочку и бросая телефон внутрь. — Куда? — Я отвезу тебя обратно в отель, — сказала Ирина, уже направляясь к входной двери. — Мне нужно кое-что решить. — О. Я могу чем-то помочь? — спросила Лиза, спеша вслед за ней. — Не уверена, сможешь ли ты помочь мне отыграть сделку на 5 миллионов долларов, которую только что запорол один из моих сотрудников? Лиза чуть не врезалась в стену. — 5 миллионов долларов? — Я не оговорилась, мисс Андрияненко. А теперь поторопись. Лиза вышла через открытую дверь с покалывающими щеками. Ирина больше не разговаривала с ней, когда заперла галерею, а затем села в ожидающую их машину. Путь был напряжённым и молчаливым, перемежаясь лишь с яростным клацаньем Ирины по экрану телефона. В конце концов, Лиза не могла больше терпеть и тихо спросила: — Как он потерял так много денег? Ирина глубоко и многострадально вздохнула, ответив: — Покупатель почти согласился купить у нас коллекцию. Он согласился на 5 миллионов долларов. Всё, что Джон должен был сделать, — это пойти туда и заставить его подписать чёртов контракт. Лиза сглотнула. — Но, может быть, покупатель просто передумал? Это не может быть… — Мне всё равно, каковы были причины, Лиза, — рявкнула Ирина. Лиза села на своё место, и это был последний раз, когда они разговаривали в дороге. Когда они подъехали к отелю, Ирина не сдвинулась с места. Её глаза были прикованы к телефону, когда она сказала: — Я вернусь позже. Если решишь выйти, пожалуйста, не заблудись снова. Этот грёбаный удар ниже пояса был слишком даже для неё, поэтому Лиза вылезла и захлопнула дверь за собой, не сказав ни слова. Машина уже отъехала, прежде чем она даже добралась до фойе. Когда Лиза вернулась в их тихий гостиничный номер, её одолели раздражение, обида и небольшой шок. Пугало то, как быстро Ирина могла переключиться от радости и смеха до шипящих резких слов по телефону, и Лиза начала понимать, о чём она говорила в своей Нью-Йоркской галерее, когда предупреждала её о том, какой неприятной компанией она может быть. Но сейчас был только обед, и Лиза застряла одна в бездушном гостиничном номере. Она знала, что могла выйти, но не хотела — не после того, что случилось вчера. Если она снова потеряется, она не была уверена, что сможет выдержать такое унижение. Поэтому вместо этого она начала медленно собираться на самолет на следующее утро, потому что ей больше нечем было заняться, и она предполагала, что они не пойдут на другой романтический ужин до отлёта. Когда всё было сделано, она бесцельно постояла в центре гостиной некоторое время, прежде чем расслабилась перед телевизором, чтобы попытаться выяснить, почему все были одержимы «Аббатством Даунтон». Пять часов тянулись невероятно медленно, пока она не могла перестать смотреть на часы.
Она не осознавала, что её глаза закрылись, пока не услышала шаги, приближающиеся к комнате. Подскочив в вертикальное положение, Лиза уменьшила громкость телевизора и потёрла глаза. Когда дверь открылась, её сердце немного ёкнуло. У Ирины было кислое выражение лица, которое напомнило Лизе о том, как когда она случайно купила Ингрид латте из цельного молока. Она не подняла глаз, когда сняла туфли, оставив их у входа.