Sing Me to Sleep

3.5

-Неужели тебе это все не нравится? - шепнул Антону на ухо Егор, щекоча пальцем его голый живот, - да брось ты. Тебе понравится моя месть. Антон попытался оттолкнуть его, но ничего не вышло. Он крепко держал его запястья у изголовья кровати. -Ну-ну, милый мой, не нужно вырываться. У тебя все равно ничего не получится, - у него в руках была плойка для завивки волос, и он легко стукнул Антона по носу, - отдыхай пока Егор подключил плойку в розетку и потянулся к своим джинсам. Он вытащил из них ремень и, не отпуская руки Антона, быстро привязал его запястья. -Вот теперь точно все, - он коленом уперся ему в живот и подложил ему под поясницу подушку, - придется потерпеть. Ты не думай, что я такой мудак. Просто я люблю получать то, что я хочу, а если я это не получаю - я очень сильно злюсь. Прямо как сейчас. Ты со мной согласен? Он хочет коснуться его щеки рукой, но Антон отворачивает голову, пряча лицо у себя в плече. Тришакин грубо хватает его за подбородок и поворачивает к себе. Потом мочит в своей же слюне два пальца и ведет им по бедру Шастуна. -Ну ты же должен понимать, что просто так я тебя не отпущу, да? - почти промурлыкал Егор. Антону это кажется до слез отвратительным, - и я хочу, чтобы ты страдал. Я хочу, чтобы тебе было больно. Хочу, чтобы ты рыдал и орал подо мной. Шастун закрывает глаза и кусает губы. Он чувствует, что плойка медленно нагревается и даёт ощущение тепла где-то у левого плеча. Парень знает, что его будут жечь и бить этим, чтобы действительно сделать больно. И от этого становится ещё хуже. Именно та ситуация, когда ты знаешь, что будет больно, ты не сможешь терпеть, но остановить ты это не сможешь. Нужно лежать и ждать. Антон чувствует, что ему уже становится больно даже от одного пальца внутри. Он морщится и жмурит глаза сильнее. -Уже больно? Ты такой слабый, - сочувственно пожалел его Егор и навалился сверху. Ему было почти восемнадцать, и ростом он был даже выше Антона. И, стоило признать, шире раза в два, - расслабься лучше, тебе твоё напряжение не поможет. Он вводит уже третий палец, совершенно не задумываясь о том, что по щекам Антона текут слёзы. Сам Антон по-прежнему хранит молчание, боясь сказать лишнее слово. Ему настолько больно и непривычно, да еще и обидно, что хочется выть. Егор слишком подозрительно гладит его живот с лаской, касаясь нежной кожи очень аккуратно. Шастуну настолько неприятно, что он сам тычется животом под руку, надеясь на хоть каплю ласки. -Из нас бы получилась хорошая пара, - неожиданно сказал он, - я бы вытворял с тобой всякие вещи, а ты молчал бы, так как не умеешь отказывать. Как тебе идейка? Может, начнём все сначала, а? Антон молчит и до крови кусает губы. Тришакин берет в руку плойку и проводит над его кожей на руке. Её мгновенно обжигает, и Шасту становится дурно. -Ты слишком непослушный, - небрежно бросает Егор и улыбается краешками губ, зачем-то убирая от него плойку, - я думаю, что в будущем найду способы это исправить. Ты же за, правда? Антон думает, что все закончилось, но он глубоко ошибся. Его мучитель улыбается, продолжая гладить по животу и груди, иногда приятно пощипывая. Шастун со стыдом для себя понимает, что ему это даже нравится. Слезы на щеках высохли, а дыхание выровнялось. -Ты красивый такой, - невпопад говорит Тришакин. Антон расслабился полностью в тот момент, когда Егор одновременно вытащил из него все три пальца. Секунда, и пальцы заменились нагретой донельзя плойкой. Антон разорвался оглушительным и жалобным воем, перерастающим в крик. Ему кажется, что в ту секунду у него изнутри даже пошел пар. Никогда в его жизни не было так больно. -Ты должен запомнить один важный для себя урок, - лениво добавил Егор, будто ничего такого не произошло. Он также неторопливо двигал рукой, проталкивая горячее орудие пыток глубже, - я всегда буду рядом с тобой, милый мой. В мыслях постоянно, да? Ты меня никогда не забудешь, понимаешь? Каждое движение приносило ему нестерпимую боль, так как он насаживался на плойку все сильнее и сильнее. Он дергался, почти бился в конвульсиях и открыто рыдал, захлёбываясь своими же криками. От своего же крика Антон и проснулся. Сон кажется таким близким и реальным, что у него дрожит все тело. Его всего трясёт, а внутри все ужасно горит, напоминая о событиях сна. Шастун, ужасно трясясь, почти сползает на пол, хватает с полки сигареты и бежит на балкон. Там, хлопнув дверью, он прислоняется к стеклу и пытается закурить. Руки дрожат, поэтому щелкнуть колесиком зажигалки удаётся не сразу. Небо было окрашено в красно-лиловый цвет встающим солнцем. Само солнце ещё где-то пряталось, трусливо проглядывая из-за горизонта. Свет желтым одеялом ложился на дома, играясь со стеклом окон. На улице такая тишина и пустота, что Антону на миг становится не по себе. С двадцать второго этажа Москва кажется только его, и больше ничьей. Город ещё только начинает просыпаться. Все бы ничего, но внутри у Антона пустота похлеще, чем на улице. Затяжка одна за другой помогала успокоиться, давая умиротворение. Тело уже почти не дрожало, в отличие от мыслей. Он высунулся в открытое окно балкона по пояс и затянулся ещё раз. Сон вспоминать совершенно не хотелось. Для него это было настолько ужасно, что слов найти было нельзя. "Как вообще такое могло присниться?" - вновь и вновь спрашивал у себя Антон, смотря на утренний город. Судя по рассвету, сейчас около шести утра. Цвета облаков на небе кое-где смешивались, образуя малиновые оттенки. -Малиновый рассвет обойдёт мой сон, - с улыбкой хмыкнул Антон, вспоминая одну из любимых песен Серёжи, - я на ветру повисну и буду ждать разгон...* Он держит пальцами почти скуренную до конца сигарету, думает и смотрит вниз. Все ещё остались эти ощущения от сна. И не только от сна. Антон помотал головой и, высунувшись чуть сильнее, потушил сигарету о фасад дома, а потом скинул бычок вниз, наблюдая, как он красиво летит с высоты двадцати двух этажей.