Ты честно пытаешься заснуть, но ощущение, что кто-то скребётся по стенам, не даёт сомкнуть глаз: этот звук лёгкий, еле слышный, с другой стороны дома, куда в спальню ушёл чернокнижник. Можно было бы подумать, что это ветер или ветки, но за окном ни дуновения – тихо и спокойно.
Наверху слышится грохот, и ты тут же вскакиваешь, потому что только и ждала этого, подозревала, и остаётся себя корить за глупость, что сразу не поднялась наверх к парню, чтобы сказать о том, что слышишь нечто странное.
В спальне Чонгука двое мужчин: один с ножом, другой безоружен, но в плече мага небольшая рукоять торчит явно не украшением. Чон зол, скалится, а весь торс сияет непонятными узорами; этот голубой свет слепит, когда парень, сверкнув глазами, силой мысли выталкивает мужчин обратно в открытое окно, слышится, как ломаются ветки и громкий мат.
Ты понимаешь, что всё это время комнату освещало странное свечение от Чонгука, теперь всё потухло, стало темно, поэтому ты разворачиваешься, чтобы зажечь свет.
— Глубокая рана? — ты вытягиваешь руку, чтобы внимательнее изучить его рану, а парень отшатывается, у него округляются глаза, а руки пытаются прикрыть грудь.
Ты теперь замечаешь, что мышцы у него крепкие, всё тело прекрасно сложено и даже приходится сглотнуть слюну, смотря на его торс, весь в белых тату. Парень словно боится, он от тебя, как от огня, отскочил, теперь не знает, куда деть руки и всего себя.
— Всё нормально, я маг, мне раны нипочём, — он садится на кровать, вынимает маленький нож из плеча и смотрит, как из раны вытекает кровь. Он морщится, пытается пошевелиться, но шипит от боли, ничего больше не предпринимая.
— Ну так вылечи, — ты скрещиваешь руки на груди и ждёшь, потому что волнуешься. Он кажется гордым, но таким беззащитным сейчас, словно неандерталец, впервые добывший огонь и не знающий, что с ним делать.
— Я не хочу лечить при тебе, — маг отворачивается к окну, кусает губу и хмурится. Ты продолжаешь смотреть на кровь, вытекающую из раны, и действительно уходишь, но за аптечкой. Это грёбанный маг, но первая помощь всё же есть, так что ты возвращаешься быстро, понимая теперь до конца, что свои или нет, но чьи-то раны он с этой аптечкой точно собирался лечить без магии.
Вернувшись, ты так и застаёшь его смотрящим на рану, его плечи устало опущены, а во взгляде грусть, которая быстро сменяется раздражением.
— Я же сказал тебе уйти.
— Не хочу, чтобы ты умер от потери крови, — ты ставишь на пол аптечку, а сама садишься на колени у его раздвинутых ног, ваткой со спиртом обрабатываешь рану, пока он хмурится и шипит, как ребёнок. — Терпи, гордый маг, в следующий раз просто сразу признайся, что не можешь вылечить сам себя.
— Могу, — он снова отворачивается от тебя и краснеет.
— Мило врёшь, — хмыкаешь, проталкивая иглу в его рану, чтобы наложить швы. — Кто были эти люди?
— Истребляют чёрных магов.
— Но почему? — ты стараешься не думать, как это всё противно; зашивать кожу оказывается так отвратительно, что ты, чтобы отвлечься, смотришь на его торс, периодически думая о том, как от него веет жаром, мощью и силой. Хочется приблизиться всего на миллиметр, коснуться его манящих губ, но приходится одёргивать себя - он сейчас похож на испуганного зайца, что готов ускакать в любую секунду.
— Мы питаем силу из тёмных миров, где энергия неконтролируема, но мы можем ею управлять, поэтому мы очень сильны, — ты фыркаешь, понимая, что он мог сегодня погибнуть вот так просто, от небольшой раны в плечо. — Да, мы не можем применить магию на себя, зато на других она не ограничивается, в отличие от белых магов, которые берут силы этого мира, ярких эмоций и чистоты. Люди глупые: они боятся, потому что мы контактируем со злом и силой, но ведь на самом деле мы не злые, такие же, как все, обычные люди, — пожимает плечами Чонгук, и ты ударяешь его в грудь, чтобы не дёргался, завершая свой урок кройки и шитья.
— Как же ты живёшь тогда?
— Вот так вот, — он разводит руками, показывая свою комнату, — вдали от людей, в неприметном доме.
— А я говорила, что ты добрый, — улыбаешься, уходя из его комнаты, чтобы отнести аптечку.
— Я сейчас тебя не убил за эти слова лишь в благодарность за помощь, помни это! — слышится вслед, а ты всё, что будешь помнить отчётливо, так это его крепкие мускулы и ярко-голубое свечение тела.
Ночью тебе снится, как ты целуешь каждый рисуночек на животе - эти узоры впечатались в память крепко. Теперь ты языком рисуешь их карту на его теле, потом освобождаешь от одежды и видишь его член, а там такие же белые тату, и он просит обвести языком всё, своими глазами сверкает, приоткрыв рот, часто дышит, кусает свои кровавые губы, которые ты хочешь поцеловать, узнать, какие они на вкус, такие тонкие, но яркие, манящие своими изгибами губы.
Ты просыпаешься резко, не успев во сне поцеловать губы парня или облизать его член; садишься на диване, тяжело вздыхая, когда рядом громко хрустит огурец. Ты дёргаешься, поворачиваясь к магу, который прислонился к косяку и жуёт овощ.
— Ты интригующе стонала, а я думал ты шутила, когда сказала, что секса хочешь, — он гадко улыбается и уходит на кухню, гремит посудой и оттуда кричит, чтобы ты пришла на завтрак как можно скорее.
Ты понимаешь, что мокрые сны – это последствие проклятья, они не оставят, пока Чонгук не умрёт. Тебе всё равно хорошо и тепло как-то на душе, голос парня такой заботливый, с толикой раздражения, но родной, добрый. Этот парень не заслуживает всеобщего страха, и ты заклинаешь себя его не бояться.
