Комната усыпана розовыми лепестками, а Чимин, сжавшись в комочек, лежит на своей кровати, содрогаясь в рыданиях. И никто не смеет порицать его за слезы, ведь вызваны они искренними страданиями и физической болью, доставляемой цветами, прорастающими уже около сердца. Ему хуже, намного, а ты борешься со своей внутренней «Я», кричащей о том, что нельзя сидеть, сложа руки, непременно нужно помочь, плевав на то, что вы с братом поссорились в пух и прах. И ты, не выдержав натиска подобных мыслей, тихонько подбираешься к брату со спины, нежно обнимая. А он резко затихает, ведь лепестки перестают драть горло, валиться на простыни. Ты прижимаешься к подкаченной спине сильнее и чувствуешь успокаивающееся сердцебиение парня.
— Прости, я не должна была этого говорить, — утыкаешься в шею юноши, вдыхая цветочный аромат, и его руки укладываются на твою талию, странно извернувшись. — Ты ведь простишь меня? — сомневаешься, что стоит это делать, но он же твой брат, поцелуи — это норма, так что легонько чмокаешь Чима в ушко, а тот чуть ли не мурлычет котенком, глаза прикрывает, поглаживает твою спину.
— Уже простил, —ты отстраняешься, нарушая тактильный контакт с Чимом, и переползаешь на другую часть постели, садясь напротив. — Но, пожалуйста, больше не затрагивай тему моей болезни в таком ключе. Ты ведь тоже больна и, согласись, было бы неприятно услышать что-то вроде: «Ты пиздострадаешь по какому-то левому парню, плюешься цветочками и плачешь по ночам. А смысл?», — ты киваешь, опуская голову, и тебе становится жуть, как стыдно за свои слова.
— Еще раз прости, — трешь переносицу, соображая, о чем спросить, дабы разбавить напряженную атмосферу. — Так что с Дживу? Ты решил признаться ей, и она разбила тебе сердце? Из-за этого такой мощный приступ? — Пак замирает на секунду, а потом отрицательно мотает головой, прячет глаза, будто что-то скрывает. — Эй, а что тогда? — ты трясешь брата за плечи, вынуждая поднять поникшую голову.
— Ничего, — Чим лжет, а ты чувствуешь запах его вранья за милю, но вот где конкретно он солгал — понять не можешь. А потом резко по мозгам бьет текст письма, засунутого вчера почтальоном под дверь, где было сказано о вечеринке, на которую приглашен Чимин. Видимо, малой хотел пойти, чтобы повеселиться с друзьями и заодно подступиться к Дживу, но из-за ссоры с тобой чувствовал себя подавленным.
— Так-так, я тут вспомнила, что у нас с тобой есть одно дельце, запланированное на этот вечер, — глазки Чима распахиваются, когда он слышит этот заговорщический шепот себе на ухо. — Мы идем на вечеринку к подруге Дживу. Там с вероятностью в сто процентов будет твоя суженая, — произносишь эти слова, а по сердцу больно режет последнее. Чим не успевает вымолвить и слово, как ты подскакиваешь с места, открывая шкаф брата и начиная метать в брата его же шмотками. — Собирайся, Отелло, — ты давишь саму себя, готовясь пойти на тусовку, куда тебя даже не приглашали, и свести брата с девушкой, которая ему, вроде как, нравится, хотя к горлу от чего-то подступают лепестки синих лилий.
