Чим сжимает твою ладонь крепко в своей, переплетая тонкие пальцы. Он шепчет тихо, пока по матовой коже щек скатываются соленые слезы, состояние из боли начисто, умоляет цепляться за эту жизнь всеми силами, ведь смысл в ней есть. И зовется он Пак Чимином, парнем, что любит до потери памяти, отдаст все за тебя и твое счастье. Отдаст свое прорастающее синими лилиями сердце. Пак целует с чувством твой аккуратный носик, лоб, пряди темные перебирает, падающие на прикрытые глаза.
— Любимая, — губы пурпурные едва шевелятся, и полузадушенный шепот опаляет бархатистую кожу твоих скул. — Пожалуйста, очнись... Пожалуйста, — Пак ломает брови, хнычет, как ребенок, сжимая ладонь девичью крепче. Он просто не может потерять свое счастье сразу, как нашел. Или может?
Парень не знает, сколько времени он здесь просидел в ожидании чуда, ведь глаза уже опухли, воспалились, покраснели. Чимин утыкается лицом в твою подушку и беззвучно рыдает, содрогаясь всем телом. Боль скручивает, выгибает, и Паку собственную жизнь тебе отдать хочется, лишь бы ты была теплая, улыбающаяся, с розовыми щечками, а не цветами, вылетающими изо рта. Сердце больно щемит, но Чим почему-то не чувствует лепестков, что щекочут легкие, не позволяя вдохнуть. Он чувствует едва ощутимое биение сердечка твоего, и на душе становится как-то легче.
Оболочку тишины разрывает хриплый кашель, и Пак вскакивает с кровати, улыбаясь во все тридцать два, когда ты глотаешь воздух большими порциями, приподнииаясь на локтях. Ему сейчас скакать, как горному муфлону охота. Бегать за голубями и орать от счастья. А еще... Купить букет синих лилий и вручить тебе, плачущей тихонько, опустившись обратно на подушку. По твоим губкам расплывается сладкая улыбка, такая любимая братом, а руки сами тянутся к чужому телу, заключая в крепчайшие, как ваши чувства, объятья.
— Чимин, наверное, теперь мне пора признаться кое в чем, милый, — чешешь за ушком парня, как котенка, и тот глаза прикрывает, носиком прижимаясь к твоим ключицам.
— Мне тоже нужно сказать тебе одну вещь, — ты не позволяешь Паку сказать первым, посылая воздушный поцелуй и прислоняя палец к пухлым губам братика.
— Я люблю тебя, Пак Чимин. И ты меня тоже, я знаю, так что плевать хотелось на нашу родственную связь. Мы будем вместе, правда же? — последние слова произносишь, заглядывая в медовые глаза глубоко, проникновенно, выискивая в омутах ответ на все свои вопросы, которые даже озвучить побоялась бы ранее.
— Правда, — Чим оставляет легкий, но полный любви чмок на родных губах, — Как я могу загладить свою вину перед тобой, малышка? — Чимин наваливается всем телом, припечатывая тебя к мягкой постели своим весом, а ты кайфуешь с этой близости. Такой приятной, долгожданной.
— Это мне в пору заглаживать свою вину перед тобой, — хихикаешь, лаская напряженную спину ладонями, забираясь ими под ткань белой спальной футболки, в которой брат притащился рано утром сразу, как только проснулся. А может, юноша и не спал вовсе, кто ж знает его. — После того, как я отправила тебя на свидание с этой ш, — замолкаешь под укоризненным взглядом старшего, — шваброй, — делаешь вид, что именно это слово и собиралась сказать, округляя глазки. — Я подвергла тебя такому серьезному испытанию, милый ты мой, — смеешься из последних сил, расслабляясь под руками юноши, ползающими по стройной талии.
— Это было очень трудно пережить, если честно, — театрально прижимает руку к груди, закатывая глазные яблоки. — И я безмерно рад, что ты жива. Что ты рядом, вся моя, — Чим жалит поцелуями персиковую кожу шеи, и ты прогибаешься вся, укладывая голову на одно плечо, позволяя юноше приспустить больничную сорочку и целовать, целовать, целовать...
— Может быть, мы подождем до дома? Меня должны выписать, думаю, — кусаешь вишневые губы, силясь не поддаться соблазну, и брат разочарованно отлипает от девичьего тельца, фыркая беззлобно.
— Хорошо, я потерплю несколько часов. Но если тебе пока придется остаться здесь... Я не посмотрю на то, что кровать узкая для двоих, — он ухмыляется по-лисьи, а ты взрываешься изнутри сотней петард, уничтожая чертовы розовые цветы, которые, поверь, никогда больше не потревожат тебя. Ни. Ког. Да.
