— Т/и, маленькая, пожалуйста, держись, — Пак тащит тебя на руках по лестнице уже вашего коттеджа. Полуживую, без сознания, почти задушенную цветками. Он игнорирует вскрики матери о том, что они долго шлялись не пойми где, а теперь вернулись и разбудили всех обитателей дома. Дверь в вашу общую комнату захлопывается, и Чим осторожно укладывает тебя на кровать, соображая что бы сделать. Живете вы, кстати, до сих пор вместе потому, что чертовы попугаи-неразлучники, как вас называет мать. — Айщ, ну вот и как привести тебя в сознание? — разговаривает, скорей, сам с собой, а, когда парень подносит ладонь к твоему лицу и не чувствует горячего дыхания на ней, ответ напрашивается сам собой. Нужно искусственное дыхание.
Чим мнется с секунду, а потом все же решает, что это — его единственный шанс поцеловать тебя так, как хотелось бы. В другое время — никогда... Юноша просовывает руку под твою талию, приобнимая, и нависает над ослабшим тельцем, убирает упавшую на личико прядь. Парень припадает к твоим губам, выдыхая набранный воздух, загоняя его в легкие, а хочется смять мягкие губки, пройтись по ним языком и... Ты кашляешь, а все тело потряхивает. Распахиваешь огромные глаза и вонзаешься взглядом в брата, резко отстрарившегося от твоего личика. На его лице прямо-таки написано: счастлив, но разочарован.
— Т-ты пришла в себя, — Чимин заминается, все еще нависая над тобой. Он настолько близко, что ты чувствуешь теплоту мужского тела, и это уже становится неприличным. Но кто сказал, что если неприлично, то неприятно? — Я так рад, — юноша падает, прижимая своим весом, и ты хрипло смеешься, приобнимая крепкую спину. Чим утыкается в твою шею аккуратным носиком и вдыхает аромат чистой кожи, смакуя его всеми рецепторами.
— Чиминни~я, мне тяжело, — хлопаешь братика по плечу, а когда тот ойкает и сваливается на бок, пушистые белые пряди щекочут лицо, ты чихаешь, точно котенок. Это у вас семейное. — Мой спаситель, мой герой, — тянешься, чтобы легонько чмокнуть Чим-Чима в щечку, но тот резко поворачивает голову, подставляя свои сочные пухлые губы. Поцелуй получается легким, непринужденным, но все равно каким-то сближающим, интимным что ли.
— Ты расскажешь, из-за чего случился приступ, или предпочтешь не раскрывать страшной тайны, — театрально прижимает ладонь к сердцу, закатывая глаза на последних словах. А ты хохочешь, потому что брат своей дурашливостью и искренностью лечит все болезни. Но пока не ханахаки...
— Я, — ты на ходу соображаешь, что бы придумать в свое оправдание. Нельзя же прямо сейчас заказать Чимину тираду о том, как ужасна безответная любовь к собственному братишке, такая неправильная, порицаемая обществом. Нельзя же прямо так сказать: «Ты поцеловал эту швабру Дживу, а я чуть не сдохла из-за проклятых цветочков». Или можно, но просто не этим вечером? — Енван, тот парень, что мне нравится, если ты помнишь, — Пак кивает головой, резко поникая, — он обжимался с какой-то ш, — осекаешься, ведь брат не любит, когда ты ругаешься. Может даже наказать, съев твой обед в столовой, — нехорошей девушкой в углу клуба. Вот мне и поплохело, — выдыхаешь облегченно, когда вся ложь, до последней капельки покинула твою голову, слетев с уст.
— Почему ты не сказала сразу мне, а побежала в туалет? Что, если бы я не успел, и ты, — парень немилосердно швыряет подушку в стену, не желая продолжать предложение.
— Ты был занят с Дживу, — ты морщишься от ее имени, будто лимон целиком съела. Или шпината навернула. — Кстати, как она? — приподнимаешь бровь заинтересованно, уже потирая ручки, готовясь услышать потрясающую историю, вспоминая фрагменты которой, возможно, зальешь слезами подушку этой ночью. Но фортуна сегодня на твоей стороне, похоже.
— Да никак. С ней целоваться, будто слизняков есть, — корчит моську, незаметно беря тебя за руку, сплетая ваши пальцы. — Совершенно не умеет пользоваться языком, вот серьезно. Тычется по гланды, кусается, собачка, — уменьшительно-ласкательный суфикс добавляет, дабы не переходить на явные разочарования.
— А как надо? — ты говоришь серьезно, но в голосе слышится какая-то насмешка. Брат замирает с рукой, поднятой к потолку.
— Ты сейчас шутишь? Если да, то не особо смешно, — Пак чешет затылок, глядя тебе прямо в глаза.
— Нет, не шучу. Я правда никогда раньше не целовалась, — пожимаешь плечами, говоря почти шепотом. В твоих грезах Чим уже лежит, лапая тебя ладонью за задницу, а пухлые губы посасывает твой язычок, целуют мокро, сладко. Но в реальности же Чимин просто хлопает глазами непонимающе, потирает их кулачками.
— Ого, вот это пища для размышлений на ночь глядя, — Пак нервничает. Он кусает мягкую губку почти до крови, а тебе хочется провести по ней языком, слизывая проступающие капельки. — Такая красавица, а не целованная. Ужас. Позор кавалерам да и только, — прикрывает глаза, а грудь как-то странно высоко вздымается, дыхание неровное. — Завтра пойдем спасать уже твою личную жизнь, милая, — гладит по голове нежно, перебирая пряди волос. — Поговорю я с твоим Енваном, если нужно будет.
— Но как же я собираюсь налаживать с ним отношения, если не умею целоваться?
— А ты сразу собираешься лезть с поцелуями? — хохохочет, щекоча за ушком.
— Нет, но...
— Да ладно, научу я тебя, научу, только завтра все. Устал зверски, — парень переворачивается на бок, обнимая тебя крепко, не сгоняя со своей постели. А ты укладываешь голову на плечо родного человека, повторяя про себя раз за разом умопомрачительно приятные слова, и ждешь утра, предвкушая сладостный, немного неумелый поцелуй с Чимом.
