Днем он пьет минералку со льдом и жует мятный орбит, сверкает белоснежными зубками, улыбаясь на радость одичалым фанаткам. Днем его тонкие пальцы складываются в сердечки, а розовые губки растягиваются в умильной ухмылке. Но, как только ночь раскроет полы своей темной мантии и рассыплет звезды по безоблачному небу, словно крупнокаратные бриллианты, стеклянная бутылка боржоми летит в мусорное ведро, разбиваясь на мелкие осколки, мятная жвачка остается прилипшей к столешнице, а от милой улыбки — ни следа.
Теперь вокруг Мина — клубы дыма, что он сам выпустил колечками. В воздухе витает приторный запах клубники, и сейчас Юнги пьет чистый виски, без примесей, бросая на дно льдинки, которые неприменно всплывут, как и правда о том, где юноша проводит жаркие летние ночи. На языке горьковатый привкус табака, закрученного в дорогие сигары, а перед глазами — юницы в кружевном белье и с цепями-подвязками, удерживающими сетчатые чулочки. Они трутся сочными задницам о бедра Юна, что сидит в кресле, обитом бархатом, раздвинув ноги и позволяя «мотылькам» кружить рядом, присаживаясь на колени. Но Юнги становится скучно, а особы, шепчущие на ушко пошлости, порядком надоедают. Где-то сквозь мутную пелену, словно лебедь, проплывает «бабочка», совершенно не похожая на остальных. Мин хватает девушку за тонкое запястье и тянет на себя. Ее ноги подкашиваются, и она оказывается прижатой к мужской груди всем телом.
— Как твое имя, сладкая? — Мин вдыхает аромат кокоса, исходящий от юницы. Она дрожит, но совсем не из-за холода. — Назови свое имя, — глубокий голос чуть с хрипотцой уносит рассудок в неизведанные дали, и она расслабляться в чужих руках.
— Т/И, — выдыхает куда-то в острую скулу. Теперь девушка позволяет ладоням Юнги обводить контуры ее тела. «Бабочка» плавится от этих прикосновений, словно пломбир под июньским солнцем. Глаза полуприкрыты, а ресницы подрагивают. Оливковая кожа покрывается мурашками, не желающими покидать девичье тело.
— Т/И, — Мин будто пробует имя на вкус, делая небольшую паузу, наслаждаясь послевкусием. — Ты нежная, словно нераскрывшаяся роза. Хочешь, чтобы я трахнул тебя так же нежно? — это, скорее, риторический вопрос, ведь изящные ладони скользят под белье, а пальцы находят чувствительный бугорок, начиная стимулировать его круговыми движениями. Т/И запрокидывает голову назад, открывая полный простор для Мина, но он не целовал «мотыльков». Никогда. Однако, чистая шейка так и манит, пробуждая подобные вампиру желания: Юнги хочется укусить. Юноша желает протолкнуть палец в узкую дырочку, но ему мешает некая преграда, а девушка инстинктивно сводит ноги, скуля.
— Я... Невинна, — она сглатывает вязкую слюну и жмется ближе, пытаясь прочувствовать тепло тела парня сквозь ткань шелковой рубашки. Девочка ищет защиту у хищника. Напрасно.
— Даже интересно. Не приходилось трахать девственниц, — убирает упавшую прядь с лица девушки. Она чувствует через влажную от естественной смазки ткань трусиков чужой налившийся кровью член. Юркий язычок пробегает меж пухлых губ, смачивая сохнущую кожу. — Но я постараюсь быть осторожным, — возможно, Мин Юнги одурманен смесью ароматов кокоса и клубники, быть может, алкоголь растекся по венам, заменив юноше кровь, но тонкие губы целуют ее, чего никогда раньше не делали. А теперь все заволочит дым кальянов, и только днем, когда льдинки снова коснутся дна бокала с боржоми, вместо них всплывут воспоминания о прошлой ночи...
