рискнёшь, моя дорогая девочка? {ЗАКОНЧЕН}

63 глава

POV Эмили.

Наша жизнь — это череда мгновений. Пусть они пройдут. Мгновения. Неизбежные. Ведущие к главным.

Все велось к одному. Ну, знаете, всегда ведь так бывает. Вы влюбляетесь, начинаете встречаться, детская влюбленность перерастает во взрослую любовь, обязательно с тем дополнением, что вы обязательно должны умереть в один день. А затем начинаются эти вечные ревности, скандалы, в конечном итоге вы расстаётесь так, словно вы для друг друга ничего и не значили. Словом, все то, что горело между вами так, чепуха.

— Как университет?

— Жалкое подобие хорошего образования. — фыркнул Ноен, с ненавистью перелистывая уже какой по счету сайт. Все это че-пу-ха. — произнес тот по буквам явно недовольным тоном. — Складывается впечатление, что мы так и останемся неучами, начавшие и завершившие свою учебу в этом гребаном колледже, который превратился... — на этом месте он как то не по-свойски засмеялся — ... В обычный уголек!

Я с увлечением уставилась в монитор, куча университетов, целый ряд образовательных слов, непонятных даже самим создателем этого сайта... Все это категорически никого не интересовало.

/////

Пролетая в нескольких милях над землёй, невольно крутилась мысль в голове: Куда же, в конце концов, делась та девочка, которую я знала? Ну, которую когда-то звали Эмили Миллер с вечно сияющими глазами и этими проклятыми ямочками, которые напоминали одного человека. Того, кто, кажется, уже даже забыл ту самую «вечнолюбимую» девочку.

Что же изменилось? Кажется, все тоже самое. Мои глаза, мой рот, и даже эти завивающиеся локоны немного подросли. Вот только улыбка уже не та, милочка моя. Все это из-ме-ни-лось. Нет больше того огня, который когда-то кипел ярким пламенем где-то глубоко внутри. Теперь я улыбаюсь ровным счётом так, как будто собираюсь разреветься. Упасть головой на плечо блондина и зареветь так, что зубы бы ломило от адский боли, а сердце так бум-бум-бум и совсем бы провалилось.

Ну а разницы, в принципе, никакой.

Мне просто хорошо. Мне нравится то чувство, когда, собственно, ты не чувствуешь ничего. Я улыбаюсь твоей фототрафии в заброшенной папке на ноуте, потому что правда приятно видеть. А затем одно мгновение вот и ноут выключен, и твоей фотографии больше нет.

Я улыбаюсь, когда Ноен корчит рожи, а затем готова провалиться сквозь землю, потому что ты, черт тебя побери, тоже так кривляешься. Или, правильней сказать, кривлялся.

Все просто будет. Ни хорошо, и ни плохо.

С тобой, Мурмайер, И без тебя.

Все будет без этих твоих шуточек и холодных прикосновений. Без твоих грубых фразочек в адрес какого-нибудь идиота, который чуть не задел твое плечо. Без твоего высунутото языка, который точно помогает тебе в написании новой песни.

Все будет, Мурмайер.

Все уже несколько недель без тебя просто будет.

— Уважаемые пассажиры, наш перелет плавно переходит в стадию опасной зоны. Большая просьба оставить всю панику при себе и набраться терпения.

— Вот дерьмо. — выругался Ноен. — Эти воздушные ямы так и настаивают на то, чтобы я блеванул прямо вот сюда.

— О боже, Ноен. — усмехнулась я и затянула ремень на поясе потуже. — Всего лишь опасная зон...

— Вот знаю я их опасные зоны! — перебил меня блондин. — В тот раз так качнуло, что я практически свои кишк...

— Ой нет, не продолжай. — аналогично перебила его я, отворачиваясь в другую сторону.

Не успел блондин возразить, как самолёт резко качнуло влево и, скорее всего, в моем ухе повышибало все перепонки, потому что кое-кто заорал со всей дури на весь салон и вцепился в меня грубой хваткой.

— Мы умираем?! — трясущимися голосом пропищал Ноен, испуганно хлопая ресницами. Миллиард морганий в секунду. дамы и господа, Ноен Юбэнкс - взрослый мужчина к вашим услугам.

Я мягко улыбнулась и шутливо потрепала блондина по голове. Ради того, чтобы он не забывал - я рядом.

Это ведь так важно — просто быть рядом.

— Срочно расскажи мне что-нибудь, Эмили, пока я все ещё не забыл, как дышать. — быстро заговорил тот, все также вжимаясь в меня мертвой хваткой.

— Ну, например, теперь я знаю, что ты носишь с 5 пар носков.

Ноен сделал такое выражение лица, как будто бы я на весь салон это проорала.

— Я думал, ты можешь перевести тему на что-нибудь менее личное. — ледяной тон.

— Нужно долго молчать, прежде что-нибудь рассказать о тебе, чудо. — улыбнулась я и опустила голову вниз, всем видом показывая у меня нет настроения говорить о ком-либо, если этот кто-либо - не Пэйтон.

Через час и несколько минут, Ноен уже вышагивал по припорошенному снегом асфальту так, как будто он, простите, пуп Земли.

— Я счастлив находиться здесь, черт побери! — рассмеялся он и вдохнул полной грудью Бостонский воздух, выпуская ртом колечки ледяного дыхания. — Все пахнет наступающими праздниками, да, Эмили.

Я что-то буркнула ему в ответ, глотая этот воздух только лишь ртом. Дышать этим было невозможно. Либо я окончательно сходила с ума, либо запах гребаного кудрявого придурка был повсюду.

Мы ехали в такси молча. Ноен с восторгом любовался на развешенные гирлянды, сверкающие фонарики, с восторгом облизывал губы, когда ему удавалось учуять запах шоколада и булочек.

Я сидела, сжав зубы. Пересчитывала кольца на пальцах и тщательно скрывала порезы на запястьях.

Никакого настроения. Никакого Рождества. Никаких улыбок.

Ни-че-го.

Мне так хотелось услышать этот проклятый звонок на мобильном. «Я надеюсь, ты в порядке. Можешь не отвечать.» - все, что мне было нужно. Пару слов, Мурмайер, пару слов. Неужели это так сложно, хоть как-то взять — и напомнить о себе?

Невероятная боль. И самое интересное, я даже не знаю, что болит. И к врачу то не пойдешь, не знаешь, что сказать и как объяснить. Как же она помещается во мне? Вроде и Ноен рядом, вроде и Пэйтон жив, вроде и мама дома ждёт, и папа скоро приедет.
Какая-то душа. Чего-то там болит. Ну да, щемит немного. Не на том боку спала.

Это все игра для кого-то.

Для нас, Мурмайер, это уже что-то больше. Это больше не игра, и мы уже не дети, ты можешь кричать «помогимне» или всё, что хочешь. Никто тебя не услышит.

Это всего лишь ты.

И где-то рядом я.

— Я заеду вечером, да? — подмигнул мне Ноен, когда наконец, я доехала до своего дома и пришла пора мне выметаться из такси.

— Что? Вечером?

— Ну Джош и все остальные собираются в одном небольшом кафе в центре. Просто дружеская встреча. — крикнул тот, подавая мне сумку. — Не могу же я оставить тебя.

«Джош и все остальные.»

Это пройдёт, это пройдёт. Когда-нибудь, Эмили, это все пройдет.

Пройдёт тогда, когда ты перестанешь осознавать, как внутри тебя разгораются пожары и перестанут истерично бешено трястись эти гребаные руки. Когда при имени «Джош» ты перестанешь вспоминать имя «Пэйтон» и представлять, как разлетается твое сердце от его стеклянных глаз.

— Да. — холодно, без эмоции. — Конечно, Ноен. Заезжай.

И так быстро, быстро быстро, пробегая по снежному асфальту прямиком к родному дому, кусая губы до того, что кровь уже на языке, я начинаю тарабанить по двери, как будто это что-то изменит.

Как будто мама исправит то, что я уже не могу.
Не могу.
Ждать.
Ждать и ждать.

— Господи, Эмили‚ наконец-то. — дверь перед мощи носом распахнулась. — Почему так долго?

— Рейс задержали. — спокойно ответила я, вглядываясь в глаза мамы. — Может, впустить меня в дом?

Она сделала уверенный шаг назад и тут же выхватила сумку из моих рук, хватаясь за свои волосы и запуская в них свои руки.

— Я чуть с ума не сошла, ты обещала быть в 4! — обеспокоенно сказала она, как будто тот факт, что она не видела меня почти целый месяц, не подразумевал ничего семейного. В том плане, что, вроде как, люди целуют друг друга, когда не видятся долгое время.

Я спокойно сняла куртку и повесила ее на крючок. Все так автоматически. Ты скоро совсем забудешь, Миллер, что ты вообще человек. Жить без эмоций, по твоему, это очень весело, верно?

В носу стоял странноватый и довольно-таки подозрительный запах мужского одеколона.

— Мы с отцом устали ждать.

— С кем? — тут же переспросила я, и, кажется, совсем позабыв о том, что по дому нужно ходить медленно, ринулась в сторону огромного зала и мгновенно влетела в комнату, действительно обнаружив отца на диване.

Не знаю, чувствовали ли вы это когда-либо.
Когда ты не видишь его целую вечность, а затем так неожиданно встречаешь его в своем доме, такого усталого, но до бесконечности родного. С небольшой ямочкой на подбородке и привычными морщинками около глаз, читающего новую газету, во всем этом домашнем и все это выглядит так...

— Папа? — ледяным тоном прошептала я, буквально, не веря своим глазам.

Я накинулась на него так, как будто он это единственное, что окружало меня. Прижавшись к отцу всем телом, я обхватила его за шею так крепко, что он тут же закашлял и погладил меня по голове так, как было 16 лет назад точно я маленькая девочка, по прежнему верящая во что-то волшебное.

— О боже, Эмили‚ ты задушить меня! — хрипло рассмеялся отец, по-отцовски вежливо целуя меня в макушку и усаживая рядом. — Как перелет?

— Хуже некуда. — улыбнулась я самой что ни на есть счастливой улыбкой, тут же сменив ее идеальным «покер фейсом».

— А я уже успел познакомится с твоим бойфрендом! — подмигнул мне отец, даже не замечая того, как мои глаза увеличились в радиусе, а кофта колыхнулась от сильных ударов в груди.

Минута томного молчания, все это так скучно и неинтересно, в голове сплошное черте что, где моя вода, плесните мне в лицо.

— Он имеет ввиду, когда ты была в Нью-Йорке, Пэйтон заезжал вместе с Риккой, она представилась твоей подругой. — всунулась в разговор мама, спокойно протягивая мне какой-то конверт. — Ты даже не сообщила мне, что у него появились срочные дела, и он был вынужден вернуться в Бостон.

Моя рука дрожала. И когда папа нежно взял её, что-то, что никогда не случалось раньше, случилось. Дышать стало немного трудно.

— Он потрясающий парень, Эмили. — спокойно сказал он, прокашлявшись. — У него прекрасные манеры, чудный тон и он очень ответственен и он просил передать тебе это.

А ещё он чудесно умеет врать и непревзойденно ставить точки.

— Дело в том. — мой голос дрогнул. — Что Пэйтон просто оставил меня.

Я улыбнулась и посмотрела на родителей так, как смотрит на вас маленький брошенный котенок на улице, всем видом умоляя забрать его домой и, наконец, напоить его этим чёртовым молоком.

— Ох, милая, ты шутишь. — отец вновь принялся гладить меня по голове, не выпуская второй ладони из моей руки. — Он тысячу раз извинился за то, что ему пришлось оставить тебя с каким-то Ноеном, кстати...

— Лучший друг. — ответила я, отмахнувшись.

Ноен, Пэйтон, Эмили‚ Пэйтон. Это никогда не кончится, верно?

— Я пойду переоденусь. — наконец, удалось вымолвить мне и так и не дождавшись ответа, я быстрым шагом поднялась в свою комнату и облегченно захлопнула дверь, судорожно пытаясь открыть этот проклятый конверт.

Его запах можно учуять даже от простои вещицы, которую он держал в руках.

Ровные буквы, ничего лишнего. «Пробуй. Будет горько.»

Слова застряли поперек горла как рыбная косточка. Не вдохнуть не выдохнуть.

Я мгновенно отшвырнула от себя конверт, содержащие которого было понятно только Мурмайеру. На губах тут же почувствовался сладковатый привкус. Такой сладкий, как сироп.

Закусив нижнюю губу до такой силы, что на ней опять же образовались капельки крови, я вновь преподнесла «жаркое» послание к себе и вдохнула полной грудью тот самый запах, от которого в венах бурлит едкая жидкость и внутри щекочет, да ещё так сильно.

«Будет горько.»

В голове все пульсирует, точно молоточек в заводной шкатулке. Я хватаю телефон в руки и, не задумываясь, набираю номер Рикки, не в силах больше сглатывать это чувство.

— С приездом! — завопила она в трубку и издала что-то вроде восторженного крика, от которого в ухе неприятно зазвенело.

— И я тебя рада слышать. — хмыкнула я и отвела взгляд в сторону. — Я слышала, сегодня какое-то собрание намечается?

Рикка немного помолчала, что-то пробубнив, видимо, за пределами нашего разговора, а затем снова вернулась ко мне.

— А, да. Там Пэйтон с Кимберли будут. Ну ещё я и Джош. И Энтони. И Джейден. И... ты?

— И я. — с особой колкостъю пробубнила я и смело нажала на красную кнопку, не в силах выслушивать историю о Пэйтоне и загадочной Кимберли.

Не могу представить, сколько раз в секунду я перечитывала его послание. В ушах раздавался его хриплый голос, так и стремящийся своим тембром довести меня до грани. Тот самый голос был бархатным и нежным, но и одновременно не щадящим, разбивающим все препятствующие грани. И если бы его голос имел цвет, этот цвет был бы точно... тёмно-вишнёвым.