24

615 4 0
                                    

Незадолго  до  рождества  Дирк  Стрев  пришел  просить  меня  встретить
праздник  вместе  с  ними.  Сочельник  неизменно  вызывал  в  нем   прилив
сентиментальности, и он жаждал  провести  его  среди  друзей  и  со  всеми
подобающими церемониями. Оба мы не видели Стрикленда уже около месяца: я -
потому, что занимался друзьями, приехавшими на некоторое  время  в  Париж,
Стрев - потому, что разобиделся сильнее, чем обычно, и  дал  себе  наконец
слово никогда больше не искать его общества. Стрикленд - ужасный  человек,
и он отныне знать  его  не  желает.  Однако  наступающие  праздники  вновь
преисполнили его добрых чувств, и он содрогнулся при мысли, что  Стрикленд
проведет рождество в полном одиночестве. Приписывая ему свои  чувства,  он
не мог вынести, чтобы в  день,  когда  друзья  собираются  за  праздничным
столом, бедняга пребывал наедине со своими мрачными мыслями. Дирк  устроил
елку в своей мастерской, и я подозревал, что  самые  неподходящие  подарки
для каждого из нас уже висят на ее разукрашенных ветвях. В глубине души он
все-таки боялся встречи со  Стриклендом,  сознавая,  что  унизительно  так
легко прощать жестокую обиду, и  потому  непременно  хотел,  чтобы  я  был
свидетелем сцены примирения.
   Мы  вместе  отправились  на  улицу  Клиши,  но  Стрикленда  в  кафе  не
оказалось. Сидеть на улице было холодно,  и  мы  облюбовали  себе  кожаный
диван в зале, не устрашившись духоты и воздуха, сизого от сигарного  дыма.
Стрикленд не  появлялся,  но  вскоре  мы  заметили  художника-француза,  с
которым он иногда играл в шахматы. Я его окликнул, и он  подсел  к  нашему
столику. Стрев спросил, давно ли он видел Стрикленда.
   - Стрикленд болен, - отвечал художник, - разве вы не знали?
   - И серьезно?
   - Очень, насколько мне известно.
   Стрев побелел.
   - Почему он мне не написал? Какой я дурак, что поссорился с  ним.  Надо
сейчас же к нему пойти. За ним, вероятно, и  присмотреть  некому.  Где  он
живет?
   - Понятия не имею, - отвечал француз.
   Оказалось, что ни один из нас не знает, как найти Стрикленда. Дирк  был
в отчаянии.
   - Он может умереть, и ни одна живая душа об этом не узнает! Ужас!  Даже
подумать страшно! Мы обязаны немедленно разыскать его.
   Я пытался втолковать Стреву, что наугад гоняться за человеком по Парижу
- бессмыслица. Сначала надо составить план действий.
   - Отлично! А он, может быть, лежит при смерти, и, когда мы его разыщем,
будет уже поздно.
   - Да замолчи ты, дай подумать! - прикрикнул я на него.
   Мне был известен только один адрес - "Отель  де  Бельж",  но  Стрикленд
давно оттуда выехал, и вряд ли там даже помнят его. А если еще принять  во
внимание его навязчивую идею скрывать свое местожительство, то не остается
уже почти никакой надежды, что он сообщил портье свой адрес. Вдобавок  это
было пять с лишним лет назад. Но наверняка он жил где-то  поблизости,  раз
продолжал ходить в то же кафе, что и в бытность свою постояльцем "Отель де
Бельж".
   И вдруг я вспомнил, что заказ на портрет достался ему через  булочницу,
у которой он покупал хлеб. Вот у кого узнаем мы, возможно, где он живет. Я
спросил адресную книгу и стал выискивать булочные.  Неподалеку  отсюда  их
было пять, нам оставалось только все их обойти. Стрев неохотно  последовал
за мной. У него был свой собственный  план  -  заходить  во  все  дома  по
улицам, расходящимся от улицы Клиши, и спрашивать, не здесь  ли  проживает
Стрикленд. Моя несложная схема вполне себя оправдала, ибо  уже  во  второй
булочной женщина за прилавком сказала, что знает Стрикленда. Она только не
была уверена, в каком из трех  домов  напротив  он  живет.  Но  удача  нам
сопутствовала, и  первая  же  спрошенная  нами  консьержка  сообщила,  что
комната Стрикленда находится на самом верху.
   - Он, кажется, нездоров, - начал Дирк.
   - Все может быть, - равнодушно отвечала консьержка. - En effet [в самом
деле (франц.)] я уже несколько дней его не видела.
   Стрев помчался по лестнице впереди меня, а когда и я наконец  взобрался
наверх, он уже разговаривал с каким-то рабочим в одной жилетке,  открывшим
на его стук. Рабочий велел нам стучать в соседнюю дверь. Тамошний жилец  и
вправду, кажется, художник. Но он не попадался  ему  на  глаза  уже  целую
неделю. Стрев согнул было палец, чтобы постучать,  но  вдруг  с  отчаянным
лицом обернулся ко мне.
   - А что, если он умер?
   - Кто-кто, а Стрикленд жив!
   Я постучал. Ответа не было. Я нажал ручку, дверь оказалась  незапертой,
и мы вошли - я впереди, Стрев за мной. В комнате было темно.  Я  с  трудом
разглядел, что это мансарда под стеклянной крышей; слабый свет  с  потолка
лишь чуть-чуть рассеивал темноту.
   - Стрикленд! - позвал я.
   Ответа не было. Это уже и мне показалось странным,  а  Стрев,  стоявший
позади меня, дрожал как в лихорадке. Я не решался зажечь свет.  В  углу  я
смутно различил кровать, и мне стало жутко: а вдруг при свете мы увидим на
ней мертвое тело?
   - Что, у вас спичек, что ли нет, дурачье?
   Я вздрогнул, услышав из темноты жесткий голос Стрикленда.
   - Господи боже ты мой! - закричал Стрев. - Я уж думал, вы умерли!
   Я зажег спичку и, оглянувшись в поисках свечи,  успел  увидеть,  тесное
помещение, одновременно служившее жильем и мастерской. Тут только  и  было
что кровать, холсты на подрамниках, повернутые лицом  к  стене,  мольберт,
стол и стул. Ни ковра на полу, ни камина. На столе,  заваленном  красками,
шпателями и всевозможным мусором,  нашелся  огарок  свечи.  Я  зажег  его.
Стрикленд лежал в неудобной позе, потому  что  кровать  была  коротка  для
него, навалив на себя всю имевшуюся у него одежду. С первого взгляда  было
ясно, что у него жестокий жар. Стрев бросился  к  нему  и  срывающимся  от
волнения голосом забормотал:
   - О бедный мой друг, что же это с вами?  Я  понятия  не  имел,  что  вы
больны. Почему вы меня не известили? Вы же знаете, я все на  свете  сделал
бы для вас. Не думайте о том, что я вам сказал тогда. Я был неправ. Глупо,
что я обиделся...
   - Убирайтесь к черту, - проговорил Стрикленд.
   - Будьте же благоразумны. Позвольте мне устроить вас поудобнее. Неужели
здесь никого нет, кто бы присмотрел за вами?
   Он в полном смятении оглядел убогий чердак. Поправил одеяло и  подушку.
Стрикленд тяжело дышал и хранил злобное молчание. Потом  сердито  взглянул
на меня. Я спокойно стоял и, в свою очередь, смотрел на него.
   - Если хотите что-нибудь для меня сделать, принесите молока,  -  сказал
он наконец. - Я два дня не выхожу из комнаты.
   Возле кровати стояла пустая бутылка из-под молока, в кусок газеты  были
завернуты огрызки хлеба.
   - Что вы ели это время? - спросил я.
   - Ничего.
   - С каких пор? - закричал Стрев. - Неужели вы два дня провели без еды и
питья? Это ужасно!
   - Я пил воду.
   Глаза его  остановились  на  большой  кружке,  до  которой  можно  было
дотянуться с кровати.
   - Сейчас я сбегаю за едой, - суетился Стрев, -  скажите,  чего  бы  вам
хотелось?
   Я вмешался, сказав, что надо  купить  градусник,  немного  винограду  и
хлеба. Стрев,  радуясь,  что  может  быть  полезен,  кубарем  скатился  по
лестнице.
   - Чертов дуралей! - пробормотал Стрикленд.
   Я пощупал его пульс. Он бился часто  и  чуть  слышно.  На  мои  вопросы
Стрикленд ничего не ответил, а когда я настойчиво повторил их, со  злостью
отвернулся к стене. Мне оставалось только молча ждать. Минут через  десять
возвратился запыхавшийся Стрев. Помимо всего  прочего,  он  принес  свечи,
бульон, спиртовку и, как расторопный хозяин, тотчас же  принялся  кипятить
молоко. Я измерил Стрикленду температуру. Градусник показал  сорок  и  три
десятых. Он был серьезно болен.

Луна и грош Сомерсет МоэмМесто, где живут истории. Откройте их для себя