- Tenez, voila le Capitaine Brunot [а вот и капитан Брюно (франц.)], -
сказала однажды Тиаре, когда я пытался придать слитность тому, что она
рассказала мне о Стрикленде. - Он хорошо знал Стрикленда и бывал у него в
доме.
Передо мной стоял француз, уже в летах, с окладистой черной бородой, в
которой виднелась проседь, с загорелым лицом и большими блестящими
глазами. Одет он был в белоснежный полотняный костюм. Я обратил на него
внимание еще за завтраком, и А-лин, китаец-бой, сказал мне, что он прибыл
сегодня с пароходом из Паумоту. Тиаре познакомила нас, и он вручил мне
визитную карточку, на которой стояло: "Рене Брюно" и пониже: "Капитан
дальнего плавания". Мы сидели на маленькой веранда возле кухни, и Тиаре
занималась кройкой платья для одной из горничных девушек. Капитан подсел к
нам.
- Да, я был хорошо знаком со Стриклендом, - сказал он. - Я большой
любитель шахмат, а Стрикленд всегда охотно играл. Я приезжал на Таити по
делам раза три-четыре в год, и если мне удавалось застать его в Папеэте,
мы приходили играть в отель "Де ла Флер". Когда он женился, - капитан
Брюно с улыбкой пожал плечами, - enfin [здесь: то есть, словом (франц.)],
когда он стал жить с девушкой, которую ему подсунула Тиаре, он позвал меня
к себе. Я был гостем у него на свадьбе. - Капитан взглянул на Тиаре, и они
оба рассмеялись. - Приблизительно через год, зачем и почему уж не помню, я
очутился в той части острова. Покончив с делами, я сказал себе: "Voyons,
почему бы мне не навестить беднягу Стрикленда?" Я стал расспрашивать
туземцев, не знают ли они чего о нем, и выяснил, что он живет в
каких-нибудь пяти километрах от того места, где я был. Ну, я и отправился
к нему. Никогда мне не забыть этого посещения. Я живу на атолле - это
низкая полоска земли, которая окружает лагуну, и красота там значит - море
и небо, изменчивые краски лагуны и стройность кокосовых пальм. Но место,
где жил Стрикленд, - поистине то были райские кущи. Ах, если бы я мог
описать всю прелесть этого уголка, спрятанного от мира, синее небо и пышно
разросшиеся деревья! Это было какое-то пиршество красок. Воздух
благоухающий и прохладный. Нет, словами нельзя описать этот рай. И там он
жил, не думая о мире и миром забытый. На европейский глаз все это,
наверно, выглядело убого. Дом полуразрушенный и не слишком чистый. Когда я
пришел, на веранде валялись несколько туземцев. Вы же знаете, они народ
общительный. Один малый лежал, вытянувшись во весь рост, и курил, на нем
не было ничего, кроме парео. (Парео - это длинный лоскут красного или
синего ситца с белым узором. Туземцы обвязывают его вокруг бедер так, что
впереди он спускается до колен.) Девушка лет пятнадцати плела шляпу из
листьев пандануса, продолжал капитан Брюно, - какая-то старуха, сидя на
корточках, курила трубку. Затем я увидел Ату. Она кормила грудью
новорожденного, другой ребенок, совершенно голый, играл у ее ног. Увидев
меня, она крикнула Стрикленда, и он появился в дверях. На нем тоже не было
ничего, кроме парео. Право же, мне не забыть эту фигуру: всклокоченные
волосы, рыжая борода, широкая волосатая грудь. Ноги у него были сбитые,
все в мозолях и царапинах: я понял, что он всегда ходит босиком. Он стал
настоящим туземцем. Мне он, по-видимому, обрадовался и тотчас же велел Ате
зарезать к обеду цыпленка. Затем он потащил меня в дом показывать картину,
над которой сейчас работал. В углу комнаты была навалена куча циновок,
посредине стоял мольберт и на нем холст. Мне было жалко Стрикленда, и я
купил у него по дешевке несколько картин для себя и для своих друзей во
Франции. И хотя покупал я эти картины просто из сострадания, но постепенно
полюбил их. Честное слово, мне в них виделась какая-то странная красота.
Все считали меня сумасшедшим, а вот вышло-то, что я был прав. Я был первым
его поклонником на островах.
Он бросил злорадный взгляд на Тиаре, которая снова, охая и ахая,
принялась рассказывать о том, как на распродаже стриклендова имущества она
не обратила внимания на картины, а купила американскую печку за двадцать
семь франков.
- И эти картины еще у вас? - полюбопытствовал я.
- Да, я держу их, покуда моя дочь не станет невестой. Тогда я их
продам, а деньги пойдут ей в приданое.
Затем он продолжил рассказ о своем посещении Стрикленда.
- Никогда я не забуду этого вечера. Я думал пробыть у него не больше
часа, но он настойчиво просил меня остаться ночевать. Я колебался, мне,
признаться, не очень-то нравился вид циновок, на которых мне предлагалось
спать, но в конце концов согласился. Когда я строил себе дом на Паумоту, я
месяцами спал на худшей постели, и над головой у меня были только ветки
тропического кустарника; что же касается насекомых, то кожа у меня толстая
и укусов не боится. Мы пошли на реку купаться, покуда Ата стряпала обед, а
пообедав, сидели на веранде. Курили и болтали. Туземный юнец играл на
концертино песенки, певшиеся в мюзик-холлах лет десять назад. Странно они
звучали среди тропической ночи, за тысячи миль от цивилизованного мира. Я
спросил Стрикленда, не тяготит ли его жизнь в глуши, среди всего этого
народа. Нет, сказал он; ему удобно иметь модели под рукой. Вскоре туземцы,
громко зевая, ушли спать, а мы с ним остались одни. Не знаю, как описать
непроницаемую тишину этой ночи. На моем острове никогда не бывает такой
полной тишины. У моря там стоит шорох мириадов живых существ, и крабы,
шурша, копошатся в песке. По временам слышно, как где-то в лагуне прыгнула
рыба или вдруг доносятся торопливые громкие всплески, - это рыбы спасаются
бегством от акулы. И надо всем этим - извечный глухой шум прибоя. Но здесь
ничто, ничто не нарушало тишины, и воздух был напоен ароматом белых ночных
цветов. Так дивно хороша была эта ночь, что душа, казалось, не могла
больше оставаться в темнице тела. Вы ясно чувствовали: вот-вот она
унесется в горние страны, и даже смерть принимала здесь обличье друга.
Тиаре вздохнула.
- Ах, если бы мне было пятнадцать лет!
Тут она увидела кошку, крадущуюся к блюду с креветками на кухонном
столе, проворно запустила книжкой ей вдогонку да еще излила на негодницу
целый поток брани.
- Я спросил его, счастлив ли он с Атой. "Ата не пристает ко мне, -
отвечал Стрикленд. - Она готовит мне пищу и смотрит за своими детьми. Она
делает все, что я ей велю. И дает мне то, что я спрашиваю с женщины". - "И
вы никогда не жалеете о Европе? Не скучаете по огням парижских или
лондонских улиц, по друзьям, по людям, вам равным, или... - que saisje [да
мало ли (франц.)] - по театрам, газетам? Не хотите снова услышать, как
омнибусы грохочут по булыжной мостовой?" Он долго молчал, потом ответил:
"Я останусь здесь до самой смерти". - "Но неужто вам не бывает тоскливо,
одиноко?" Он фыркнул: "Mon pauvre ami [мой бедный друг (франц.)], вы,
видно, не понимаете, что такое художник".
Капитан Брюно мягко улыбнулся, и в его темных, добрых глазах появилось
странное выражение.
- Стрикленд был несправедлив ко мне: я знаю, что такое мечты. И мне
являлись видения. По-своему, и я художник.
Мы умолкли, а Тиаре вытащила из своего объемистого кармана пачку
папирос, дала нам по одной, и мы все трое закурили. Наконец Тиаре прервала
молчание:
- Раз уж monsieur так интересуется Стриклендом, почему бы вам не свести
его к доктору Кутра? Доктор мог бы рассказать кое-что о его болезни и
смерти.
- Volontiers [с удовольствием (франц.)], - отвечал капитан, глядя на
меня.
Я поблагодарил. Он вынул часы.
- Уже седьмой. Мы застанем его дома, если пойдем сейчас же.
Я встал без дальнейших церемоний, и мы двинулись по дороге к
докторскому дому. Он жил в предместье, но так как и отель "Де ла Флер"
находился на окраине, то мы быстро вышли за город. Широкую дорогу осеняли
перечные деревья, по обе ее стороны простирались плантации кокосовых пальм
и ванили. Птицы-пираты чирикали среди пальмовых листьев. Проходя по
каменному мосту, переброшенному через мелководную реку, мы остановились
посмотреть на купающихся мальчишек. Они гонялись друг за дружкой,
пронзительно крича и смеясь, их мокрые коричневые тела блестели на солнце.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Луна и грош Сомерсет Моэм
ClassicsКнига о судьбе художника Чарлза Стрикленда, написанная по-английски иронично и тонко и вместе с тем по-моэмовски талантливо, правдиво и умно. Яркие персонажи, блистательные диалоги и сюжетные повороты - вот почему эта книга увлекает и не дает заскуч...