Я сидела на ступеньках лестницы в ожидании Тео, рейс которого задержали. Он позвонил мне, как приземлился, а прошло уже полтора часа с того момента. Пэйтон не появлялся. У него есть в Лондоне квартира? Или он живёт у какой-то девушки? Отодвинула от себя подальше мысли такого рода и снова упёрлась взглядом в дверь. Почему мне становится с каждой минутой так страшно? Кожа покрывается болезненными мурашками. Ощущение, что жду приговора... Возможно, это так и есть. Жду подтверждение слов Пэйтона, только после этого решу, как мне с ним поступать. Ненависть к нему ещё жила в моей душе, но теперь по соседству поселилась жалость. До ушей донёсся звук открываемой двери, и я моргнула, концентрируя зрение на входящем. Вот появился большой чёрный дизайнерский чемодан, а вслед за ним мой родной человек. Всё такой же красивый,с тёплой улыбкой на его открытом модельном лице. Горло сжало так сильно, что не могла вздохнуть, к глазам подкатилась волна горьких слёз. Я бросилась к Тео, чуть не поскользнувшись на полу, и упала в распахнутые объятья брата.
– Ливи, девочка, что такое? – Тихо шептал он, обнимая меня, и гладил по голове.
– Просто соскучилась, – всхлипнула я, вдыхая его свежий цитрусовый аромат.
– Я тоже, сестрёнка, – рассмеялся Тео. – Но такого эмоционального приёма не ожидал.
– Прости, – быстро вытерла слёзы и попыталась улыбнуться, сделав шаг от него.
– Пошли, я буду разбирать вещи, а ты мне всё расскажешь, – уверенно сказал он.
– Может, ты голоден? Я попрошу Дороти...
– Нет, объелся в самолёте, и мне нельзя форму потерять. На носу крупный заказ, – покачал он головой и, взяв меня за руку, а другой чемодан.
Мы в тишине поднялись по лестнице в самую первую комнату слева. Его спальня была в скандинавском, белоснежном стиле. Она отличалась от комнаты Пэйтона, которую я сегодня посетила. У брата она была светлая, как он сам. В то время как у первого была комната полная обещаний страстной ночи. Тёмная кровать на пьедестале с тёмно-синим постельным бельём, стены выкрашены в несколько оттенков серого. Это было логово вампира, заманивающего своих жертв к себе, искушающего их и затем смертельно ранящего. Да, это был один в один стиль Мурмаера. – Итак, рассказывай, – прервал Тео мою красочную картинку в голове Гранда-вампира в стиле «Сумерек».
– Ты прилетел раньше, – отстранённо начала я
– Да, как только окончил съёмки, – улыбнулся брат, расстёгивая чемодан.
– Понятно, – почему-то духа не хватало обвинить такого родного в том ужасе, который рассказал Гранд.
– Ливи, ты плакала. В последний раз ты ревела...
– Давно, – перебила я его, а он прищурил глаза, изучая меня. – Пэйтон? Снова он? – Зло пошипел он.
– Не совсем, – покривила я душой. – Так, я сейчас позвоню ему и... – Нет, подожди, – остановила его, как только он достал свой телефон из заднего кармана джинс. – Это правда, что ты сказал Джулс о том, что Пэйтон наркоман, и из-за тебя его отправили на лечение? – Зажмурившись, выдала я.
В комнате повисла тишина, а я открыла осторожно глаза, встречаясь с побледневшим лицом брата, который, как мне показалось, даже забыл, как дышать. Моё сердце вновь заболело от этого мучительного ожидания, что я, уже не сдерживая в себе накал, крикнула:
– Отвечай, Тео, ты соврал этой девочке, что он наркоман?
– Он это рассказал тебе? – Подал голос брат, опускаясь на пол рядом с чемоданом.
– Да, он открыл мне правду, почему тогда прочитал моё письмо, из-за тебя, – сейчас я обвиняла Тео во всех смертных грехах.
– Я не говорил, что Пэйтон наркоман. Сказал, что он балуется травкой, и это было правдой, – тихо произнёс парень, смотря на свои кеды. – Потом попросил прощение у него и объяснил Патриции, что это всё ерунда, но она всё равно заставила сына сдать анализ на дозу препаратов в крови. – Но он не был наркоманом, Тео. Я ведь тоже там была, хоть и маленькая, но помню только сигареты, – нервно сказала я. – К сожалению, был. Анализы показали всё. И после этого Патриция отправила своего сына в клинику, где его лечили, и он одновременно учился. Но он мог там быть только год, врачи сказали, что степень зависимости была не такой запущенной, поэтому его удалось спасти. Но Патриция не спешила его возвращать домой. Она оставила его там, чтобы быть уверенной, что Пэйтон больше никогда не станет баловаться этим, наказать таким способом. Он в клинике поступил в Нью-Йоркский университет. И учился за большие деньги нашего отца по удалённой программе, и только раз в месяц его выпускали, чтобы он сдавал экзамены.
Он замолчал, а я смотрела впереди себя, переваривая информацию.
«...только лечить меня было не от чего...» , – пронеслись в голове его слова, сказанные с такой горечью и печалью, что поверила.
Я ведь ему поверила!
– Откуда ты знаешь так много? – Сглотнув комок в горле, спросила я. – Папа рассказывал.
– Но Пэйтон утверждал, что не был наркоманом, – прошептала я.
– Разве убийца или алкоголик признает, что болен? Нет, конечно. Так и Пэйтон, он до последнего отрицал свою причастность к наркотикам, но ведь он сдавал анализы. Не обманешь систему. Ты сама должна это знать, – Тео выговаривал каждое слово с тяжестью, которая теперь сдавливала мой желудок.
– А потом он приехал и решил отомстить тебе за то, что ты его сдал, – продолжила за брата, он поднял голову и печально кивнул. – И тут была я... малышка Ливи, глупая... Боже...
Я начала глубоко дышать, пытаясь насытить организм кислородом. Да почему так тяжело? Почему так тошнит и кружится голова? Опустила голову между ног и сжала, заставляя себя дышать глубже. Не позволяя себе новой порции жалости к себе. Он снова меня обманул! Снова! Он решил, таким образом, огородить свою маму от меня? Какие мотивы были у него? Почему я опять повелась? Идиот ка! Дура! Ты осталась глупышкой Ливи, которая играет во взрослые игры с самим королём, умело руководящим тобой, как куклой. А ты радуешься глупостям. Вот, что такое играть по-крупному. Не делать маленькие пакости, а плевать в душу, взрывать сердце, затем в лицо просить прощение, когда уже ничего нельзя вернуть. Просить очень просто, только вот прощать – нет. И сам Пэйтон знал об этом. Каждое его слово прокручивалось в голове, и теперь я понимала, что он отчасти говорил о себе.
«Такое невозможно простить...». И он не простил. Пэйтон снова решил начать игру, теперь уже открыто. Поэтому он пришёл ко мне в первую ночь и показал письмо. Поэтому он купил цветы, поэтому он ревновал. Ему что-то от меня нужно. Но что? Если спрошу у него об этом и напугаю, что испорчу свадьбу? Хотя я на такое никогда не пойду, слишком люблю отца и Патрицию. Не умею причинять боль тем, кого люблю. – Ливи? – Меня потряс за плечо Тео. Я очнулась от своих похоронных мыслей и подняла голову.
– Всё нормально, просто мне хотелось знать, – ответила я на немой вопрос в глазах брата.
– Почему он тебе это рассказал? – Допытывался брат.
– Потому что думал, что узнай я его мотивы... лживые мотивы, не расстрою свадьбу наших родителей, – честно ответила, а губы брата сжались.
– Урод! – Процедил он. – Если он хоть пальцем тебя тронет, если подойдёт, я не посмотрю на наше перемирие...
– Успокойся, – попросила его. – Нам придётся как-то всем сосуществовать вместе. И необходимо забыть тот случай. Начать новую жизнь. Хорошо?
– Ливи, сестрёнка, ненавижу его, – скривился брат, смотря на меня блестящими глазами, подтверждающими его слова.
– Я понимаю, но ради отца мы будем вежливы и отпустим прошлое. Мы должны, это единственное, что можем сделать для нашего папы, чтобы он, наконец-то, был счастлив, – сейчас для меня было главным успокоить Тео, не дать ему натворить глупостей.
– Ты права, – сдался он. – Но если что-то...
– Ничего, поверь. И к тому же я уже взрослая и у меня вскоре, надеюсь, появится тут парень, – перевела я тему, настроение Тео тут же сменилось с мрачного на романтическое.
И не дав ему вспомнить наш разговор и его чувства к Пэйтону, я в который раз стала наигранно весело рассказывать о Винсе. Мы провели, сидя на полу ещё три часа, пока я спрашивала его обо всём. Я отвлекала, как могла. Отлично отыграла эту роль, хотя внутри меня происходило сумасшествие. Душа стонала от боли, от вранья. Пэйтон весь пропитан ложью, полностью. И я ещё его жалела? Этого кукловода? Глаза снова наполнились слезами, но я больше никогда не позволю себе плакать. Нет! Никогда! Вернувшись к себе в спальню, я взяла телефон: два сообщения от Винса и один пропущенный от него же. Банальные романтические письма о моих глазах, о планах на завтра и о страстном желании увидеть меня. Пришлось ответить в том же духе, мгновенно пришли новые послания. И на послезавтра у меня назначено свидание с ним с обеда и «пока ночь не накроет одинокий город, каким он был без меня». Я скривилась такому сообщению и отложила телефон. Когда тебя бьют по одному и тому же месту, то, в конце концов, оно перестаёт быть чувствительным, следующий этап – атрофированность, а со временем отмирание с невозможным восстановлением клеток. Так сейчас моя душа стала этим местом. Она стояла на пороге первого этапа. Я не выросла, ни грамм не поумнела, раз позволила Пэйтону ввести себя в заблуждение, по его отработанной схеме. Хватит обещать себе, уговаривать себя и скулить, пора начать действовать!
