Ее рассказ был окончен; подтверждены отдельные места, даны объяснения.
Тэсс ни разу не повысила голоса, ни одной фразы не сказала в свое
оправдание и не плакала.
Но по мере того как развертывался ее рассказ, изменялся, казалось, даже
внешний вид окружающих предметов. Огонь в камине весело подмигивал, словно
ехидно смеясь над нею и ее несчастьем, каминная решетка лениво ухмылялась
- ей тоже было все равно, свет, отражаясь от грелки, целиком был занят
разрешением проблемы красок. Все предметы с жутким единодушием снимали с
себя ответственность. И, однако, ничто не изменилось с той минуты, как он
ее целовал. Вернее - не изменился материальный состав предметов. Но
сущность их стала иной.
Когда она умолкла, отзвуки их прежних ласк поспешили спрятаться в
дальние уголки мозга, и лишь эхо напоминало о той поре, когда властвовали
слепота и глупость.
Клэр вдруг помешал угли в камине; услышанное еще не проникло в глубь
его сознания. Разбив головешку, он встал. Теперь он до конца понял ее
исповедь. Лицо его сразу постарело. Напряженно задумавшись, он нервно
постукивал ногой по полу. Мысли его скользили по поверхности - этим и
объяснялись его бессознательные движения. Она знала все оттенки его
голоса, но когда он заговорил, тон его был самый спокойный и повседневный.
- Тэсс!
- Я слушаю, любимый!
- Неужели я должен этому поверить? Ты говоришь так, как будто это
правда, а ведь ты не лишилась рассудка. Хотя это было бы лучше, но нет, ты
не сошла с ума... Моя жена, моя Тэсс! В тебе ничто не подтверждает эту
мысль...
- Я не сошла с ума, - сказала она.
- И все же...
Он посмотрел на нее тупо, как будто плохо соображая, и продолжал:
- Почему ты не сказала мне раньше? Ах да! Собственно говоря, ты хотела
