После обеда фермер объявил, что скирду нужно обмолотить сегодня, хотя
бы пришлось работать при луне, так как механик со своей машиной
отправляется завтра на другую ферму. Стук, гул, шелест возобновились и
почти ни на секунду не затихали.
Было около трех часов, когда Тэсс улучила минутку, чтобы поднять глаза
и осмотреться по сторонам. Она почти не удивилась, увидав, что Алек
д'Эрбервилль вернулся и стоит у ворот около изгороди. Поймав ее взгляд, он
ласково махнул ей рукой и послал воздушный поцелуй. Этим он давал знать,
что ссора забыта. Тэсс снова опустила глаза и после этого упорно старалась
не смотреть в ту сторону.
Медленно тянулся день. Скирда пшеницы оседала, скирда соломы росла, а
мешки с зерном увозили в амбар. К шести часам вечера пшеничная скирда
стала высотой всего лишь по плечи. Но казалось, не счесть - было
оставшихся снопов, хотя ненасытная молотилка поглотила бесчисленное
количество их; и все снопы прошли через руки батрака и Тэсс, кормивших
чудовище. А гигантская скирда соломы, выросшая там, где утром ничего на
было, являлась как бы испражнениями этого гудящего красного обжоры. К
концу пасмурного дня запад окрасился зловещим багрянцем - неистовый март
не мог подарить лучшего заката - и медный свет залил усталые, потные лица
молотильщиков и развевающуюся одежду женщин, которая льнула к телу, словно
языки тусклого пламени.
Все задыхались от усталости. Выбился из сил батрак, кормивший
молотилку; Тэсс видела, что к его красной шее пристали грязь и шелуха. Она
все еще стояла на своем посту; разгоряченное, потное лицо ее было покрыто
пшеничной пылью, от которой потемнел белый чепчик. Она была единственной
женщиной, стоявшей на площадке сотрясавшейся молотилки; по мере того как
