День окончательно вступил в свои права, и Тэсс осторожно выбралась на
большую дорогу. Но ей нечего было опасаться - вблизи никого не было видно,
- и она решительно тронулась в путь. Воспоминание о птицах, молча
выносивших смертельные муки, произвело на нее сильное впечатление; она
думала о том, что все несчастья в мире относительны и со своим горем она
могла бы справиться, если бы у нее хватило сил презирать мнение других
людей. Но это было невозможно, раз его разделял Клэр.
Придя в Чок-Ньютон, она позавтракала в харчевне, где несколько молодых
парней забрасывали ее любезностями. Почему-то в ней вспыхнула надежда:
быть может, и муж когда-нибудь будет говорить ей то же самое! Но в таком
случае она обязана не допускать, чтобы за ней ухаживали. Поэтому Тэсс
решила изменить свою внешность, чтобы не подвергать себя риску. Выйдя из
деревни, она спряталась в кустах и достала из корзинки одно из самых
старых своих рабочих платьев, которое не надевала даже в Тэлботейс, не
надевала ни разу с тех пор, как вязала снопы на поле около Марлота. Затем
ее осенила счастливая мысль: она вытащила из узелка носовой платок и
обвязала лицо, прикрыв подбородок, виски и щеки, словно у нее болели зубы.
Вынув карманное зеркальце и вооружившись маленькими ножницами, она
безжалостно обстригла брови, избавив себя таким образом на будущее время
от назойливого внимания, и пошла дальше.
- Вот так чучело! - сказал первый повстречавшийся ей человек своему
товарищу.
Услышав эти слова, Тэсс чуть не расплакалась от жалости к себе.
"Только мне все равно! - подумала она. - Да, все равно! Теперь я всегда
буду безобразной, потому что Энджела со мной нет и меня некому защитить. У
меня был муж, но он уехал и больше никогда меня не полюбит. А я все-таки
