Был вечер в доме эмминстерского священника. Две свечи под зелеными
абажурами горели, по обыкновению, в кабинете, но самого хозяина там не
было. Изредка он заходил туда и размешивал слабо тлеющие угли - разводить
большой огонь было незачем, так как весна вступала в свои права. Иногда он
останавливался у входной двери, потом шел в гостиную и снова возвращался к
двери. Она была обращена на запад, и хотя в доме сумерки уже сгустились,
на улице было еще достаточно светло. Миссис Клэр, сидевшая в гостиной,
подошла вслед за мужем к двери.
- Рано еще, - сказал священник. - В Чок-Ньютоне он будет только в шесть
часов, даже если поезд не опоздает, а оттуда десять миль по проселочным
дорогам, из них пять по проселку Криммеркрок; наша старая лошадь не так-то
скоро его привезет.
- Дорогой мой, она, бывало, привозила нас за час.
- С тех пор прошло много лет.
Так коротали они время, зная, что словами не поможешь и нужно терпеливо
ждать.
Наконец в переулке послышался шум, и за решеткой показалась старенькая
коляска; из нее вышел человек, которого они узнали, хотя, встретив его на
улице, прошли бы мимо, не узнав: просто он вышел из их экипажа в тот
момент, когда ждали именно его.
Миссис Клэр бросилась по темному коридору к двери, муж следовал за ней,
но не столь стремительно.
Приезжий, входя в дом, мог разглядеть в вечернем свете их взволнованные
лица и очки, отражавшие закатное небо, но они видели только его силуэт.
- Сынок, сынок мой, наконец-то ты дома! - воскликнула миссис Клэр,
забыв о еретических его убеждениях, послуживших причиной разлуки; сейчас
они интересовали ее не больше, чем пыль на его одежде. Да и какая женщина,
будь она самым ревностным искателем истины, верит в обещания и угрозы
