С тех пор как Тэсс уехала из Трэнтриджа и вплоть до этого мгновения она
не видела д'Эрбервилля и ничего о нем не слышала.
Встреча произошла в тяжелую минуту ее жизни, когда даже такая встреча
не могла слишком потрясти ее. Но столь безрассудна память, что, хотя он,
несомненно, исправился и публично каялся в былых своих прегрешениях, страх
овладел Тэсс, и она, словно парализованная, не могла ни отступить, ни
приблизиться.
Вспоминать его лицо таким, каким она видела его в последний раз, - и
смотреть на него сейчас... Это было все то же красивое, неприятное лицо,
но черные усы исчезли, - теперь он носил аккуратно подстриженные
старомодные бакенбарды; костюм его несколько напоминал одежду священника,
и этого было достаточно, чтобы стереть облик прежнего денди, так что у
Тэсс мелькнула даже мысль, не обозналась ли она.
Сначала ей казалось чудовищно нелепым, что торжественные слова
Священного писания срываются с уст такого человека. Четырех лет не прошло
с тех пор, как этот слишком хорошо знакомый голос нашептывал ей совсем
иные слова, преследуя совсем иные цели; и была в этом несоответствии такая
ирония, что у Тэсс мучительно сжалось сердце.
Случившееся можно было назвать не столько исправлением, сколько
преображением. Лицо, прежде дышавшее чувственностью, выражало теперь
благочестивый пыл. Губы, словно созданные для того, чтобы соблазнять,
изрекали теперь слова молитвы. О горевшем на щеках румянце сказали бы еще
вчера, что он зажжен распутством, а сегодня - набожным энтузиазмом;
животные страсти превратились в фанатизм; язычник стал последователем
апостола Павла. Дерзкие глаза, которые когда-то смотрели на нее
повелительно, теперь сверкали огнем благочестия, чуть ли не яростным.
