Alone Together

Глава 32

Я не хочу увидеть сны,
Не нужно больше красоты.
Во сне мы снова будем рядом,
А утром где ты?
И снова грудь сожмут тиски,
Я не смогу, я не готов,
Я не хочу увидеть сны,
Я не хочу, не надо снов!
(Lumen - Не Надо Снов)

Утро, такое невероятное, доброе и свежее утро. Тихо. Только где-то вдалеке перекликаются птицы.
Я лежу на траве, положив голову на руки, и смотрю на чистейшее синее небо. Хоть бы одно облачко появилось, а то такое чувство, будто бы оно нереально, нарисовано. Расскажу кому-нибудь, что видел такую синеву, а мне и не поверят. Ну, может, кроме мамы.
- Мама!- озаренный яркой мыслью воскликнул я, вскочил и со всех ног кинулся к дому. На веранде в плетеном кресле сидела молодая женщина с вьющимися волосами цвета рыжего солнца. Да-да, именно солнца. Моего личного солнца.
- Мамочка!- я обнял ее, поддавшись чисто детскому порыву, нежному и искреннему.
- Рарольд, что случилось?- ласково улыбнувшись, спросила моя мама. Она всегда называла меня Рарольдом, когда была в хорошем настроении. Я еще крепче стиснул ручки у нее на талии и поцеловал в щеку.
- Обещай, что никогда меня не бросишь,- горячо прошептал я, смотря в ее мутные зеленые глаза. Мама грустно улыбнулась и потрепала меня по голове.
- Обещаю.
- Я люблю тебя, мамочка. И я тоже никогда-никогда тебя не брошу,- проведя пальцем по ее щеке, тем самым вытирая одинокую слезу, пообещал я.
Ярко-зеленые очи с грустью смотрели на меня, ничего не видя. Не видя моих кудрей, моих глаз, таких же, как и у нее.
- Как же я хочу хоть раз взглянуть на то чудо, которое подарил мне Бог,- часто шептала она мне на ушко перед сном. И я ей отвечал, что она сможет видеть, что я вырасту и заработаю ей на операцию. Но она не дождалась этого. Она умерла после моего пятнадцатого дня рождения...
"Ты же обещала, что никогда не оставишь меня, обещала! И куда же ты делась?"
Я часто задавал себе этот вопрос, пока не начал сбегать из дома, в одночасье ставшего мне чужим после ее смерти. Я шатался по городу, не имея ни определенной цели, ни какого-либо жалкого подобия маршрута. Я фактически не жил, а выживал где-то около месяца. За те ужасные дни я исхудал настолько, что кости просвечивали через кожу, наверное, я стал самым настоящим дистрофиком. Это продолжалось до тех пор, пока я не встретил своих будущих 'друзей', с которыми таскался на все вечеринки какие только можно было найти в Лондоне. Тогда для меня перестали существовало любые преграды. А отец? Отцу было не до меня, а я этим успешно пользовался. Иногда я попадал в так называемый "обезьянник", из которого меня приходила вызволять миссис Карс, наша горничная. Тогда на меня обрушивался шквал критики и слез, и эта женщина всегда задавала в никуда один и тот же вопрос, приводивший меня в ярость: "Почему твоя мать воспитала тебя таким извергом? Гарольд, ответь!". В один из таких дней я чуть не разбил ей голову кирпичом. Хорошо, что в последний момент я изменил его траекторию полета, иначе на моей совести была бы еще и смерть глупой, старой женщины.
Те дни для меня стали истинными девятью кругами ада: такие же жаркие, мучительные и незапоминающиеся. Они, казалось, тянулись целую вечность, но проскочили как один миг.
Я помню во всех подробностях тот день, когда появилась сделка по поводу института. Как на меня орал отец, как я его ударил, как он выгнал меня из дома, заключив ту самую вышеупомянутую сделку, хотя я упорно убеждал себя, что ушел самостоятельно и чисто по своему решению. Но все эти потрясения были действительно ничтожными по сравнению со смертью моей мамы, моего личного солнца, готового прощать мне всё и всегда любить. Любить так, как никто другой никогда не сможет полюбить меня. Любить так, как могла любить только мама. Моя мама.
Мне так тебя не хватает, мамочка.
***
Я резко сел в кровати, не зная ни где я нахожусь, ни что случилось, ни как сюда попал.
Со всех сторон на меня давили серые стены. Я притянул ноги ближе к груди и вновь несколько раз моргнул, привыкая к плохому освещению. Судя по плакатам The Script я в комнате Рыжей. Хоть что-то прояснилось.
На тумбе рядом со мной стоял графин с водой и бокал. Будто бы по приказу в моем горле запершило, и я привстал на кровати, обиженно скрипнувшей пружинами, чтобы ослабевшей рукой налить воды. Графин с грохотом опустился на подставку. Я закашлялся, чувствуя ужасную слабость. В глазах запрыгали белые, мерцающие мошки. Я поднес стакан ко рту и стал жадно пить. Вода стекала по моему подбородку и капала на одеяло, оставляя мокрые следы.
Дверь в комнату распахнулась, и на пороге показалась Нита. Я буквально пялился на нее, не моргая, пытаясь собрать по острым осколкам памяти события, произошедшие со мной вчера. Или неделю назад, или месяц. Ощущение времени стерлось для меня.
- Сколько?- прохрипел я, следя за каждым движением Аниты. Не уверен, что она поняла меня.
Девушка села на краешек кровати и поправила челку. Она заметно нервничала.
- Два дня,- так же немногословно ответила Рыжая. И все же поняла...
Я замолчал, вспоминая, как кричал на нее в бреду. Ослабевшие руки сами собой сжались в кулаки. Мне захотелось себя ударить, слишком уж я далеко зашел по отношению к Ните. Ненависть ненавистью, вражда враждой (хотя я не до конца уверен в правдивости этих чувств), но она все же девушка.
- Прости,- выпалил я, поддавшись эмоциям. Шайн грустно улыбнулась и покачала головой. Затем тяжело вздохнула и посмотрела мне в глаза.
- Не нужно, Хазз. Не знаю, что у тебя за Амелия появилась, но, поверь, все хорошо. Ты бредил. Я не злюсь,- отрывисто прошептала Нита, как мне показалось, с болью. Я практически ощущал это, но не понимал, чем это вызвано.
- Нит, что случилось?- обеспокоенно спросил я у девушки, положив свою ладонь сверху на ее. Анита с любопытством посмотрела на мою руку, будто бы она была частью щупальца какой-нибудь доисторической медузы, и вновь перевела свое внимание на мои глаза.
- Я в порядке, зато у тебя воспаление легких, а мне, по всей видимости, придется тебя лечить, ибо зная тебя, я могу предположить, что в больницу ты не поедешь,- как обычно выбирая мудренное строение предложения, пояснила Анита. Я замотал головой и демонстративно закрыл уши руками, прося ее замолчать. Девушка погрозила мне кулаком и из тумбы достала какие-то таблетки. Обреченно вздохнув, я вновь собрался налить воду, но Шайн опередила меня в этом. Я возмущенно воскликнул, а Анита лишь тихо засмеялась и протянула мне лекарство. Смирившись с судьбой больного, я послушно проглотил горькую таблетку и залпом выпил всю воду. За всем этим с особой внимательностью и легким прищуром, характерным только для нее, следила Шайн. Синие глаза поблескивали в темноте, навеевая на меня странные мысли. Я вспомнил свой сон, сотканный из обрывков воспоминаний о детстве.
- Знаешь, мне больше не хочется обзывать тебя Рыжей. И ругаться с тобой. Потому что ты за мной ухаживаешь даже после всего, что я тебе когда-либо говорил, и я поэтому чувствую себя полным козлом,- сознался я. Анита покрутила пальцем у виска и обозвала меня придурком.
- Совсем с ума сошел? На ком же я в таком случае буду тренироваться посылать людей?- обиженно воскликнула девушка и смешно топнула ногой, будто бы ставя точку. В тот момент она показалась мне такой маленькой, вздорной, наглой и милой, что я не выдержал и рассмеялся. Яд под именем Амелия медленно выходил из меня и с каждым мгновением, проведенным с Рыжей, мне становилось все легче и легче.
- Ты чудо,- хмыкнул я и под протестующий визг обнял ее. Нита озадаченно потрогала мой лоб.
- Больной, у вас жар,- констатировала факт девушка, вырываясь из моих объятий.
- У меня вечный жар, бугагашенька,- парировал я, издеваясь. Рыжая обиженно нахмурилась, и в следующую секунду меня ударили моей же подушкой.