You should have seen the blood

часть 17

После того, как Чую увезли, Осаму долго никто не видел. Действительно началось разбирательство, приезжала полиция, но по словам самого Лысого, он ничего не помнил и даже соглашался с версией приютских — он сделал это сам.
На самом деле он, разумеется, всё прекрасно помнил. И именно поэтому молчал. Он боялся.
И боялся уже не Дазая, а Чуи, потому что когда над тобой измывается твой одногодка, точно знающий границы — это одно, а когда к тебе заявляется ребёнок с чистым взглядом, чьей жестокости нет предела — это совсем другое.
В приюте стояла довольно депрессивная атмосфера. Цубаки всё чаще пропадал из комнаты, так как без Дазая и Чуи было как-то не так. Фурихата тоже зачастил по чужим комнатам, а Кусакабе, как сторожевой пёс, чаще сидел один, дожидаясь хозяев.
Все знали, что Осаму на четвёртом. Достоевский позволял ему жить у себя, потому что за ним нужен был присмотр. А Цубаки и остальные тормознуть Дазая в случае чего не смогут.
И ведь его правда надо было тормозить, потому что Фёдор дважды ловил его за руку, когда тот пытался сбежать.
Так прошли две недели. И когда до дня рождения Чуи оставалось два дня, Дазай попытался сбежать в третий раз. Он всё больше закрывался и становился всё более дёрганным. Много курил. Постоянно шатался по этажу, пиная деревянные балки и мелкий мусор.
Как-то раз Фёдор застал его за тем, как Осаму на корточках сидел возле вмятин в полу, которые когда-то оставил Чуя. И в тот день он впервые дал ему снотворного, чтобы хотя бы во сне забылся.
Позже Фёдор позвонил Огаю и попытался спросить, что происходит. Как там ребёнок и собираются ли его возвращать. Огай сказал, что с Чуей ещё не закончил, а Дазай может хоть до потери пульса скулить, но на поводу у него никто идти не собирается.
Правда, Мори всё же изменил своё решение относительно последнего пункта, когда Дазай сорвался и чуть не пришил какого-то старшеклассника просто за то, что он произнёс ебучее прозвище «цыплёнок» в его присутствии. На самом деле, Осаму был даже не уверен, говорил он о Чуе, или просто о каких-то цыплятах,
но душу ему отвести было необходимо.
А ещё Осаму всё-таки нашёл в комнате Достоевского ствол, который Мори когда-то ему оставил на случай, если Дазай слетит с катушек окончательно. Теперь Фёдор даже в свою комнату опасался заходить, потому что парень взял в привычку постоянно теребить оружие в руках.
Наслушавшись этих историй, Огай лично приехал в приют. Они с Дазаем разговаривали в кабинете директора. Ну, то есть, как разговаривали. Молчали. Один смотрел тяжело, а другой злобно. Перед ними дымилось по чашке чая, а в кармане Дазая грел холодный ствол пистолета. Он всё же решил себе его приватизировать.
— Прямо монстр, — усмехнулся после долгого молчания Мори.
— Где Чуя? — пророкотал Дазай.
— Не скули, — тут же поморщился мужчина, принимаясь переставлять на директорском столе бесконечные ручки.
Осаму сверкнул на него глазами.
— Чуя наказан, — после паузы неопределённо отозвался Огай. Он посмотрел на собственное отражение в зеркальном шкафе и закурил. — Мальчик оказался упрямым.
— Он тебе ещё тут всё выложил. Какой смысл был его забирать?
— Он должен осознать, что так делать нельзя, — задумался мужчина, выпуская густые клубы дыма, что забавно завивались под солнечным светом. — Помнишь, как я впервые забрал тебя отсюда? Кажется, тебе тогда тоже было около одиннадцати.
— Да, — фыркнул Осаму, откинувшись на спинку дивана и скрестив руки.
— Вонючую тряпку в зубах и мокрый подвал запомню на всю жизнь.
— Мы продержали тебя неделю под «каплей», а ты так и не захотел с нами говорить.
Парень фыркнул, Огай затянулся.
— Чуя тоже долго продержался.
— Что? — опешил Дазай. А потом его глаза налились кровью. — Зачем? Он же всё тебе рассказал.
— Я уже говорил, это не допрос, а наказание.
Но он начал что-то бубнить на третьи сутки. Хиротсу сказал, что он пересказывает сам себе книжки. Большинство в оригинале.
Он, оказывается, очень начитанный ребёнок.
Дазай скрипнул зубами и тоже закурил.
— После недели в подвале, я решил с ним поговорить. Ожидал чего угодно, но пацан вообще никак не изменился. Смотрел так же нагло, отвечал спокойно, всё ровно то же самое, что и здесь.
— И?
Мори затянулся последний раз и потушил сигарету. А потом достал из кармана небольшой диктофон.
— Это запись первого разговора с ним после камеры. Послушай.
Мужчина нажал на кнопку и комнату заполнили голоса.
— Как тебя зовут? — спрашивал точно не Огай. Голос принадлежал человеку, который был гораздо старше.
— Накахара Чуя, — немного осипший, но самый спокойный и обыкновенный голос Чуи. У Дазая сердце забилось, как бешеное.
— Ты знаешь, почему здесь?
— Потому что издевался над человеком без способности, — чётко сказал мальчик.
На несколько секунд повисла тишина.
— Может, ты хочешь чего-нибудь? Принести попить?
— Да, пожалуйста, — сказал Чуя.
Послышалось копошение, хлопок двери. Снова тишина, сдавленный кашель Чуи. А потом снова скрип двери и звук глотков.
— Я хочу поговорить с тобой о том, что ты сделал, — снова послышался голос старика. — Ты ведь не псих, Чуя. У тебя была причина, верно?
— Я просто хотел ему отомстить.
— За что?
— За то, что он сделал Белой ночью.
— Что произошло в Белую ночь?
Мальчик замолчал.
— Вы знаете.
— Я хочу услышать это от тебя.
Накахара снова закашлялся, а потом тяжело вздохнул.
— Он загнал меня в угол.
— И? Он был не один, так?
— До остальных добрался Дазай. А этот прятался.
— Ты изначально планировал сделать с ним такое?
— Нет. Я хотел просто избить его.
— Что пошло не так?
Снова повисла тишина. Дазай буквально видел, как его Чуя грызёт губу, размышляя, говорить или нет.
— Он вывел меня из себя.
— А до этого ты на него не злился?
— Злился, но не так, — сказал мальчик. — Он пугал меня, даже будучи полностью под моим контролем.
— Как он тебя пугал?
Чуя снова вздохнул.
— Он...хм...он возбуждался.
Брови Дазая дёрнулись вверх, а Мори достал вторую сигарету.
— То есть как?
— Вот так. Я расковырял ему уши, заставил снюхать весь кокаин, припечатал к стене и махал ножом перед его членом. А он взял и встал.
— Сколько он принял?
— Грамм, может, два. Я не знаю.
— После такой дозы у него что угодно могло встать.
— Нет, — у Дазая перед глазами встало лицо Чуи и то, как он помотал головой, прикрыв глазки. — Он плакал. Скулил, ему было страшно. Ему было даже нечем дышать из-за давления. Но он всё равно предложил...
— Что?
— Он предложил отсосать ему. Я знаю, что сам вынудил его это сказать, но он, блять, встал!
Я собирался его прибить, мучал его в течении уже почти часа, а он всё равно возбудился.