Красная помада не только для девушек

Глава 8

Во время еды мужчина ласково обращался ко мне, спрашивал, всё ли в порядке и тому прочее, при этом выглядел он довольно-таки порядочно, за исключением помады, которая своими разводами намекала на страстный(или не очень), дикий(это точно) поцелуй. Я даже позволил себе расслабиться, но неожиданно край брюк приподнялся, а кожи голени коснулся носок. Сердце бешено застучало, и я крепко сжал столовые приборы, стараясь не рыпаться. Эдуард же с довольной улыбкой сидел напротив, оценивая мою реакцию.

—Ох, Тимур, что случилось? Ты так всполошился, даже покраснел... Может, тебе плохо стало?..—заботливо поинтересовался он, а его нога поползла выше, перебираясь на бедро.

—Нет, что вы,—сквозь зубы прошипел, уставившись в тарелку.—Всё просто замечательно. Я просто не привык к таким местам, не более.

—Тогда хорошо,—кивнул он и шире улыбнулся.

В этот момент я как раз положил одну ногу на другую, зажав чужую щиколотку и сильно её сдавив. Эдуард шикнул, скривившись, и с восторгом глянул на меня. Я в ответ одарил его сдержанным, но едким взглядом.

—Котик, ты мне всё больше нравишься... Раз уж ты мне так симпатичен, то расскажу тебе по секрету, что всё твоё лицо в помаде сейчас. Я думал, ты хоть в зеркало посмотришь, но нет.~

Я ошарашенно на него уставился и взял в руки телефон. В отражении экрана действительно было видно, что мои губы в светло-красной помаде с разводами... Подняв глаза на мужчину, глубоко вдохнул, стараясь сдерживать гнев. Твою мать, у него и самого помада размазалась по лицу, однако я надеялся, что вода это недоразумение смоет, а не превратит в месиво...

—Водостойкая помада, коть, не так проста, как кажется. Ты будешь смывать её мылом весь вечер, но на работу всё равно придёшь в розовым лицом. Либо ты можешь заехать ко мне, и я дам тебе умывашку, которая за раз всё сотрёт,—проворковал тот, явно что-то замышляя.

—Спасибо, но я сам, пожалуй, куплю себе что-то для умывания. И спасибо за ужин, было вкусно. До дома меня подбрасывать не нужно,—холодно сказал и встал из-за стола, сбросив чужую ногу.

Я быстро полетел на выход из ресторана, но швейцар закрыл дверь прямо перед моим носом на замок. Какого... Подбородок лёг на плечо, и чужие руки обвили мою талию.

—Вообще-то, сбегать во время ужина неприлично. Но ты, видимо, очень хотел попасть домой. Я могу тебя подвезти.~

—Не нужно,—процедил, чувствуя жгучее желание послать их всех(и швейцара, и Эдика) нахуй.

—Ммм, не расстраивай меня, коть...—обиженно пробурчал он и шепнул на ухо:—Иначе в твоей заднице побывает такой вибратор, что она разорвётся на две части.—и демонстративно провёл пальцем меж ягодиц.

Вздрогнув, зажмурился. В некотором роде это защитный механизм, чтобы успокоиться и настроить себя, что это сон, а никакая не реальность. В каком-то–помощь мозгу:когда закрываю глаза, голова начинает работать активнее, а мне сейчас ой как нужна эта активность.

—Ну так что, коть?—промурчал мужчина, начиная щекотать губами кожу на затылке.

—Блядь...—шикнул, вздрогнув всем телом от таких действий.—Мне правда нужно домой. И я уже такси вызвал, потому и не нужно меня подвозить.

То ли я счастливчик, то ли здесь постоянно торчат таксисты, желающие заработать на пьяных богатеях, но одна машина в клеточку остановилась недалеко от выхода. Эдуард, заметив её, чуть ослабил хватку, но всё равно не отпускал.

—Где ты живёшь?—спросил он, пальцами взъерошивая короткий ёжик на затылке.

—А это так важно?—рыкнул, за что получил болезненный укус в шею.—Чёрт... На Алеутской 33..—произнёс тихо, поскуливая от боли.

Эдуард довольно оскалился, обдав кожу горячим дыханием от смешка, и разжал руки, освобождая меня. Не медля ни секунды, бросился прочь, стоило швейцару, который наблюдал за этой сценой, открыть дверь. Я завернул за угол, куда завернуло такси, а сам побежал дальше, стараясь избегать окон, чтобы случайно не попасться на глаза тому человеку.

Это всё было настольной странно и страшно, что сердце стучало как бешеное, даже когда я уже оказался дома. От шока я ещё некоторое время смеялся, как ненормальный. Это тоже можно считать защитным механизмом, чтобы не показывать свои настоящие чувства, даже когда я один.