Стервятник

Chapter 7

Всю ночь что Айвэ, что Элейв — оба не могли уснуть.

Айвэ гложила возникшая на пустом месте тревога. Он никак не мог найти удобное положение в постели: то зарывался в одеяло по шею, то скидывал его до колен, пока, продрогнув, снова не накрывался. Во втором часу ночи терпение его иссякло, и он спустился на первый этаж, взяв с собой яблочного вина и улегшись на бархатную тахту. Эдельфейд нравился Айвэ куда меньше, чем Свеллендэм, но он не мог найти в себе сил каждый день тратить на дорогу туда-обратно несколько часов, и оттого был вынужден проводить здесь большую часть жизни. Луна ласкала бледным светом голые ноги, не прикрытые подолом кашемирового халата, и Айвэ, ушедший глубоко в себя, не заметил, как по лестнице, устланной багровым ковром, неслышно спустился Аарон, только-только покинувший комнату Элмера. Он ступал в одном лишь пеньюаре, и весь вид его был полон домашней беззащитности и мягкости, бывшей вполне в духе всякого омеги такого сорта.

Он испуганно ахнул, когда заметил Айвэ, вытянувшегося на тахте. Аарона охватила неловкость — прежде ему не приходилось показываться в столь легкой одежде. Этикет позволял появляться вне спальни в пеньюаре, но у Аарона на этот счет было свое мнение, и его редко видели в чем-то, кроме домашнего платья.

— Ох, я не знал, что ты здесь, Айвэ, — сказал он в замешательстве, и в темноте голос его звучал тоньше обычного. Он мог бы сейчас же подняться к себе и дождаться, пока Айвэ уйдет спать, но решил, что тот даже не обратит внимание на его легкий вид. Айвэ не имел привычки указывать ему, как следует одеваться, и никогда не осуждал вкусы Аарона.

Саламандра не шелохнулся. Аарон прошел к большому стеклянному шкафу, достал с полки микстуру в пузатой склянке и сделал тревожный глоток. Он всегда пил успокоительное, когда Элмер приходил к нему в комнату. Это Айвэ привык к его лунатизму и относился с безграничным терпением — Аарон же пугался всякий раз, когда сын навещал его по ночам: он так боялся, что однажды Элмер по пути к нему оступится и нечаянно упадет с лестницы, что после таких встреч ему приходилось пить что-нибудь от нервов.

Он перетерпел горечь лекарства и посмотрел на Айвэ. Тот неспешно потягивал вино из горла, и ноги его, укрытые лунной фатой, обнаженные, длинные, казались Аарону изящнее обычного. Все портили только глубокие шрамы от кандалов на щиколотках, но Айвэ так давно смирился с ними, что не смущался иной раз обнажиться перед Аароном.