Стервятник

Chapter 23

В понедельник утром Аарону пришло письмо от Генриха Лимбурга. Это было вполне ожидаемо после произошедшего, когда Айвэ ясно дал понять, что путь к сердцу супруга открыт, и когда за завтраком Меволь принес конверт с восковой печатью, Аарон тактично извинился, стараясь скрыть волнение, поднялся в свои покои и осторожно развернул письмо.

«Я не спешу?» — спрашивал Лимбург в письме. — «Я был так взволнован, когда узнал вашу историю, что не мог удержать себя от желания написать вам. Сжальтесь надо мной и пришлите ответ несчастному графу. Мне становится невыносимо. О, сколько месяцев я каждый день говорю себе: «Нынче напишу», но никак не нахожу смелости сказать вам все. И каждую ночь, как и теперь, думаю, что лучше бы написал, а потом думаю, как и что сказал бы...»

Генрих всегда был крайне чувствительным молодым человеком, и оттого труднее ему было скрывать чувства, чем Алвису или Элейву. Те могли позволить себе томиться в любви и не позволять ей контролировать свою жизнь, в то время как Лимбурга чувства держали так крепко, что без должного выхода сжигали его. В последнее время его врачебная практика пошла в гору — и все оттого, что он желал заглушить растущее в груди чувство, и разлука или редкие встречи никак его не спасали. Ему казалось, будто легче забыть о страсти к чужому мужу, и потому он почти безвылазно работал помощником дворцового лекаря. Генрих не был смел, как Элейв, и он обрывался на полуслове, на полувздохе, но даже это могло донести до Аарона всю силу его чувств.

Он не спешил прямо заявлять о своих намерениях: только писал о своих чувствах, не прося таких же в ответ, ничего не требуя и не обещая. Он не знал, что Аарон и так обо всем догадывался все это время. Красный от смущения, он перечитывал письмо третий раз, когда в комнату вошел Айвэ и встал рядом.

— Лимбург пишет? — поинтересовался он ненавязчиво, и Аарон кивнул.

— Мне ответить ему или подождать? — пролепетал смущенный омега. — Наверное, будет неприлично, если я отвечу сразу.

— Брось эти игры, — усмехнулся Айвэ, выходя из комнаты. Он приходил предупредить, что он с Его Высочеством уже уезжают. — Он слишком долго ждал.

Совет собирали два раза в месяц, и на каждом из редких заседаний обсуждались немаловажные решения для будущего Адалонии. В Совете состояли только самые родовитые и влиятельные чиновники, и в общем числе их было сорок восемь человек: Айвэ был среди них и имел голос той же силы, что и другие. Впрочем, последнее слово оставалось за королем, воля которого могла заглушить все голоса — Совет носил скорее рекомендательный характер, в отличие от некоторых соседних государств, где абсолютная монархия начала ослабевать, уступая Совету.