жизнь, которая не стала моей

43 part

– Поверить не могу, что я столько съела! – воскликнула я, глядя на свои руки, словно это они сами вопреки всяким диетическим соображениям скормили мне бургер. – Как некрасиво получилось!

– Некрасиво? – удивился он. – Вот уж нет. Поверьте мне: возмущаться женщинами с хорошим аппетитом – это свинство и сексизм. А мне страшно нравится, когда женщина получает удовольствие от еды.

И снова щеки заполыхали, я положила остатки бургера на тарелку, но Эндрю, подавшись ко мне через стол, предупредил:

– Пока не доедите, урок не продолжим.

– Суровые у вас условия, – сказала я и, поймав себя на том, что уже кокетничаю, сделала серьезное лицо и откашлялась. – А почему вы стали преподавать язык жестов? Это ваша основная работа?

– Начнем лучше с вас, – ответил он. – Почему вы пришли в наш класс?

Я откусила большой кусок, чтобы выиграть время. Не говорить же: «Я решила выучить язык жестов, чтобы общаться с несуществующей дочерью в несуществующем мире снов, где обитает мой покойный муж, любивший такие бургеры». Вместо этой нелепой правды я, прожевав, сообщила:

– Я музыкальный терапевт. – И добавила после паузы: – И я, ну, слышала, появились новые методы музыкальной терапии для глухих детей, и подумала, стоит в этом разобраться.

Эндрю просиял:

– Правда? Фантастика! – Он тоже сделал паузу, прежде чем признаться: – Ладно, это прозвучит глупо, но что поделать. Я слыхал про музыкальную терапию, но специалиста вижу впервые. Как это работает?

– По-разному. – Я подняла на него глаза – он внимательно за мной наблюдал. – Трудно рассказать в двух словах, и даже среди специалистов мнения расходятся и о сути метода, и о возможных его применениях. – Вряд ли Эндрю интересны научные споры, одернула я себя: надо покороче. – С помощью музыки мы стараемся восстановить физическое и эмоциональное здоровье пациента, и это каждый раз – индивидуально. Например, с помощью музыки удается разговорить ребенка с отставанием речевого развития. Но прежде всего нужно, чтобы ребенок доверился тебе, и может так случиться, что какие-то слова из песни помогут ему открыться, он поделится своей тайной – или, скажем, какое-нибудь случайное замечание подскажет вам, что у него в душе.

Эндрю кивнул:

– Как в фильме «Король говорит»?

– Не совсем. Там речевая терапия. При этом тоже используется музыка, все правильно показано, – сказала я. – Но собственно музыкальная терапия состоит в том, чтобы с помощью музыки установить связь с пациентом, а потом, когда отношения сложатся, вместе добиваться того, ради чего пациент пришел к терапевту. Музыка открывает много дверей.

Я осеклась, поразившись собственной болтливости. Но Эндрю улыбнулся, энергично закивал:

– Да! Очень хорошо вас понимаю. Существует множество способов общения, не только с помощью слов. А у вас уже есть пациенты с нарушениями слуха?

Я покачала головой и, уклоняясь от его взгляда, доела бургер.

– Пока нет. Ваша очередь, – напомнила я. – Почему вы взялись вести этот курс?

– Я работаю в агентстве Святой Анны, – сказал он. – Знаете такое?

– Вроде нет.