жизнь, которая не стала моей

51 part

– Что опять, мама?

Я торопливо покачала головой, отвела глаза.

– Все хорошо, – сказала я, а потом добавила на языке жестов: «Я тебя люблю».

Девочка снова закатила глаза, но не сдержала улыбку.

– И я тебя люблю, глупенькая, – ответила она вслух. – И можешь не махать все время руками. Честное слово, я не забываю практиковаться в языке жестов, ага.

«Еще чего», – ответила я на языке жестов, вспомнив шуточку Эндрю, и Ханна скорчила мне в ответ рожу, но по-прежнему улыбалась.

Когда я сунула в духовку вторую порцию оладий и подогрела сковороду для третьей, Ханна, подойдя ко мне, пустилась рассказывать о какой-то Мэгги. Словно вспышка озарила мою память: оказывается, я знаю, что Мэгги – лучшая школьная подруга Ханны, и эта девочка всегда мне нравилась. Затем Ханна переключилась на длинный монолог жестами о девочке по имени Джессика, они с ней вчера сидели рядом. «Джессика в прошлом году познакомилась с ребятами из One Direction, – показала она, восторженно округлив глаза. – Круто!»

Удостоверившись, что Ханна смотрит на меня, я спросила:

– Так сегодня ты встретишься в лагере с Джессикой?

Она покачала головой.

«Разве что Мэгги опять не будет. Мэгги не любит Джессику».

В кухню вошел Пэйтон – свежевыбритый, пахнущий гелем для душа. Он уже оделся как на работу: офисная рубашка, хлопчатые брюки, мокасины.

– Уммм, оладушки! – Он похлопал себя по животу. Подошел ко мне сзади, пощекотал, как делал всегда, когда мы бывали на кухне вдвоем. Ткнулся носом мне в шею, и я блаженно вздохнула.

«Неприлично, папочка-мамочка», – жестами пристыдила нас Ханна, и мы оба расхохотались.

Мы ели в уютном молчании, и я с удивлением поняла, что придуманная Ханной комбинация черники и арахисовой пасты идеальна: кисловатые ягоды великолепно оттеняли солоноватый вкус арахиса. Сверху мы поливали оладушки сиропом, а Ханна – медом. Они стремительно исчезали.

После завтрака мы вышли с Пэйтоном и Ханной на крыльцо, и через несколько минут перед домом притормозил минивэн: женщина за рулем, мальчик-подросток на пассажирском сиденье.

Я так крепко обняла Ханну на прощание и так долго не отпускала, что она вывернулась, пробормотав: «Ой, мамочка, чего ты?» Машина тронулась, Ханна помахала на прощание, и я еще долго смотрела вслед, когда минивэн уже скрылся за поворотом.

– Что с тобой? –окликнул меня Пэйтон, слегка сжимая пальцами мое плечо.

Я боюсь, что никогда больше не увижу мою девочку.

– Уже скучаю, – прошептала я.

– Скоро вернется, – сказал Пэйтон и снова с некоторым недоумением глянул на меня. Мы вошли в дом. – Ты и не заметишь, как время пролетит.

Он вернулся в спальню, принялся повязывать галстук, стоя лицом к окну. Я остановилась на пороге, сердце замерло: так мне все это было знакомо. И не медля, не позволив себе усомниться, я прошла через всю комнату, коснулась рукой его плеча. Он медленно обернулся:

– Кэтили.

От одного звука моего имени по телу пробегает дрожь. Медленно, тщательно я развязываю на Пэйтоне галстук, начинаю расстегивать его рубашку. С минуту он глядит на меня, словно не решаясь.

– Кэтили, – пробормотал он опять, но я уже вижу: в глазах его вспыхнул огонь.