жизнь, которая не стала моей

91 part

Она подумала.

– Иногда хочется побыть в тишине, – сказала она наконец. – Но музыку я тоже люблю, это да.

Вдруг взгляд ее посуровел, и она сделала какой-то знак – я его не разобрала и попросила на языке жестов: «Пожалуйста, повтори, я не поняла».

Лицо девочки омрачилось, и, так же быстро, как она раскрылась навстречу музыке, она вдруг снова ушла в себя.

– Знаете что? – сказала она вслух, смазывая окончания слов. – Вы вообще ничего не понимаете!

Яростно мотнув головой, она поднялась и вышла из комнаты.

* * *

Потом я полчаса прозанималась с Молли, мы слушали If You’re Happy and You Know It, «Ты счастлив и это знаешь» и одну песню One Direction, которую я поставила с мыслью о Ханне. Эта девочка оказалась не такой угрюмой, как Риэйджа, но тоже была пока не готова открыться. Я понимала, что придется пройти еще немало испытаний, прежде чем я сумею преодолеть разделяющую нас стену. Мне было прекрасно известно, как медленно и постепенно завоевывается доверие пациента. Определенного прогресса мы с ней явно достигли – и все же на душе лежала тяжесть, одолевали сомнения, получится ли толк от этих занятий, особенно с Молли, у которой нет имплантов и очень слабый остаточный слух. Но ведь вибрацию-то она чувствует, напомнила я себе. А кто чувствует ритм песни, тот уже не останется к ней равнодушен.

Знаками я попрощалась с девочками и, получив от Молли ответное «до свидания», решила считать это своей маленькой победой. Я пожала руку Шейле и договорилась встретиться на следующей неделе. Мы с Эндрю проводили их до выхода, и они ушли в теплый летний вечер. Эндрю предложил мне присесть рядом на крыльце.

– Риэйджа сегодня подпевала, – сказал он. – И Молли общалась с вами.

– Хотелось бы добиться большего…

– Кейт! – покачал он головой. – Будьте же к себе справедливы. Это всегда трудный путь, как на скалу карабкаться. Но у вас имеется альпинистское снаряжение. – Он подмигнул мне и глянул на часы. – Пора на следующую встречу. Готовы?

Я закинула сумку на плечо и кивнула.

– Эта девочка придется вам по душе, Кейт, – продолжал Эндрю. – Вы с ней, можно сказать, родственные души. Она – чрезвычайно одаренный музыкант, мы ее так и прозвали: «Бетховен». У нее сейчас непростая пора, и нам не удается наладить с ней контакт. Надеюсь, вы сумеете пробиться.

– На чем она играет? – спросила я.

– На пианино, – ответил Эндрю. Сердце затрепыхалась. Музыкально одаренная девочка двенадцати лет, глухая девочка, которая любит Бетховена? – Но у нас для нее нашелся только старый синтезатор, – продолжал он огорченно. – И на уроки музыки нет бюджета.

– Как… как ее зовут? – прохрипела я. Конечно, глупо, немыслимо, но что, если он скажет: Ханна? Что, если сны сюда меня и вели? Если моя дочь – реальна?

– Элли, – услышала я.

– О! – Я сама удивилась собственному разочарованию. «Хватит глупостей, – одернула я себя. – Ханны не существует, и Пэйтона тоже давно нет».

– Пошли? – повторил Эндрю, очевидно так и не заметив моей странной реакции.

– Идем, – с трудом выговорила я.

***

По дороге – сначала по 35-й улице, потом налево на 31-ю авеню – Эндрю рассказал мне историю Элли. Девочка училась в седьмом классе и за последние два года несколько раз попадала в сиротскую систему. Отец неизвестен, мать неоднократно арестовывалась за торговлю наркотиками. Недавно мать прошла реабилитацию и сейчас дважды в неделю навещает Элли по программе восстановления семьи.