Неспящие | Wide Awake

Berry Tasty Nibbles

EPOV

Похоже, мы сидели в нашем собственном пузыре, когда были вместе. Я знаю, что это звучит как штамп, но это подлинная правда. В пузыре моя девочка чувствовала себя защищенной, и это успокаивало меня. Давая каждому из нас цель и заставляя нас чувствовать любовь, когда мы шли по школьному коридору. Пузырь не был абсолютно непроницаемым, но эти небольшие мгновения, когда мы были в тактильном контакте, делали нас абсолютно счастливыми.
Роуз и Эмметт сели за наш столик в следующий понедельник. Брендон и Роуз трепались о всяком бесполезном дерьме, а Эмметт делал редкие грубые замечания, от чего Джаспер рядом с ним хихикал.
Но я и моя девочка были в нашем собственном мире, не обращая внимание на дерьмо, творившееся вокруг нас.
В тот день она придвинула стул ближе ко мне. Так близко, что почти оказалась на моих коленях. Мне, бля, это понравилось. Я положил руку к ней на плечи и прижал ее к себе, вдыхая все ее цветы и печенья. Она продолжала потирать мое колено, а я ласкал ее шею, пока мы в полной тишине ели наши печенья. Мы, бля, не смотрели друг на друга и не щебетали на ухо друг другу. Мы говорили все, что нужно, простыми прикосновениями.
Было много моментов, таких, как этот, когда все существующее вокруг словно не существовало. Я уверен, что мы оба понятия не имели, кто сидит за столиками и с любопытством пялится на нас и нашу обычную близость. Все это дерьмо не проникало через наш пузырь.
В коридоре моя девочка всегда нервничала и тревожилась. Но я мог разогнать это, поглаживая большим пальцем кисть ее руки, когда шел рядом, или просто обняв за плечи и касаясь ее кожи. В конце концов, она проскальзывала рукой мне под куртку и возвращая объятия. Вот так, расслабляясь в моих руках, мы и переходили из класса в класс.
В холле наш пузырь был более тонким. Люди всегда шли так близко, бля, или говорили что-нибудь оскорбительное об одном из нас. В эти минуты мне хотелось, чтобы я мог отойти от нее на секунду и дать им то, что они заслужили. Но Белла всегда усмиряла мою ярость, прижимаясь ко мне или говоря, что она любит меня. Это было странно, как мы справлялись с этим. Странно и весьма, бля, потрясающе.
Мы делали ежедневные задания по биологии вместе. Нас никогда не заботило, если оно подразумевало индивидуальную деятельность. Мы просто двигались друг к другу и делали все в паре. Она тихо засмеялась, когда я непроизвольно высказался по поводу правдивых фотографий репродуктивных органов лягушки. А я усмехнулся, когда она наморщила лоб и уткнулась в учебник, пытаясь найти эти органы, а потом покраснела.
Она никогда, бля, не рассказывала мне о спортзале, или о том, что там произошло после того, как я забирал ее у дверей. Но она всегда выходила, улыбаясь, когда видела, что я жду ее. Я каждый раз предлагал отвезти ее, но она всегда предпочитала провести свободное время с Брендон, и я доводил ее до машины и открывал ей двери.
Я проводил вечера с Карлайлом в его кабинете. Обычно мы играли в шахматы или беседовали на определенные медицинские темы, которые внезапно стали интересовать меня. Ему нравилось это дерьмо. Всякий раз, как я касался медицинской темы, его глаза светились, и мы проводили часы, бля, говоря об этом. Я придерживался нейтральных предметов. Ему было интересно поговорить о моей девочке, но он удерживал себя от вопросов, прямо касающихся ее состояния. Так работал Daddy C.
Он не мог, бля, удержаться, когда видел кого-то, кому мог бы помочь. Но когда наступала ночь, он обычно хихикал и качал головой. К этому моменту он постоянно побеждал меня в шахматы.
И ночи. Ночи были гребано прекрасны с моей девушкой. И не потому, что мы занимались сексом или недокументированным непристойным методом десенсибилизации. А потому, что нам не нужно было пузыря, когда мы были одни в комнате. Мы просто ... были. Нормальными и спокойными.
Она прислонялась к моему плечу и наблюдала с улыбкой, как я ем. Потом мы болтали обо всем дерьме, которое произошло за день.
А после этого... ну...
В первую пару ночей я супер-упрощал все это дерьмо. Просто целуя и поглаживая ее, пока мы не уставали, как в первую ночь. Я касался только менее чувствительных участков ее тела. Руки, спина, бока, бедра, живот. Самое простое дерьмо. Ей всегда нравилось, когда я касался ее. Она тоже странствовала по мне руками. Ей нравилось растирать мою грудь и бока. И конечно, дергать меня за волосы.
На третью ночь десенсибилизации мы легли и начали целоваться, как в две предыдущие ночи, и я открыл, что мне тоже нужно безопасное слово. Мы лежали бок о бок, наши языки боролись за первенство, и она прижимала свое тело к моему. Я скользнул рукой с ее щеки на ее плечо и вниз по руке, она тесно обнимала меня за бок, прижимая меня ближе к себе.
Как обычно, я постепенно начал увеличивать настойчивость поцелуев. И как обычно, она закинула ногу на мое бедро и придвинулась ко мне, заставляя меня простонать, задыхаясь. Она всегда, бля, любила эти звуки. Я никогда не сдерживал это дерьмо. Она дышала в мой рот, ее маленькая ручка перемещалась, поглаживая, по моему боку к моей шее. Я знал, что сейчас случится, и тоже притянул ее бедро к себе ближе и просунул язык глубже в ее рот. Она запустила свои пальцы в мои волосы и сжала их в кулаке, прижимая мое лицо ближе к себе.
Я прошипел в ее рот и дернулся в сторону.
- Гребаное печенье, - почти заорал я. Мои глаза вылезли из орбит и встретились с ее шокированным взглядом.
Она начала убирать ногу, но я придержал ее,. Ее кулак наконец отпустил мои волосы, и она шутливо посмотрела на меня.
Я с облегчением вздохнул и с извинением посмотрел на нее.
- Волосы, - выдохнул я, медленно потирая ее бедро, она мягко поглаживала мои волосы пальцами.
Белла нахмурилась, продолжая немного задыхаться.
- Прости, я думала, тебе нравится это, - шепнула она, убирая свою руку на щеку и любяще лаская ее.
Я не закатил глаза.
- Да, - честно шепнул я, глядя в ее прикрытые карие глаза. – Но только не когда ты пытаешься снять с меня скальп, - объяснил я, скривившись. Кожа на голове пульсировала. Постоянное дергание волос в течение трех последовательных ночей в конце концов дало свои результаты.
- Ох, - понимающе выдохнула она, лаская рукой мою щеку и перемещаясь на затылок. Я продолжал медленно поглаживать вверх и вниз ее бедро.
- Ну..., - прошептала она со странно любопытным выражением. - А что еще тебе нравится? – спросила она, облизывая губу. Ее дыхание уже почти выровнялось.
Я остановил руку на ее бедре, продолжая ласки только большим пальцем. Я подумал, что это дерьмо очень важно. Честно сказать о том, что мы делаем, не получая от этого удовольствия. Так что я, бля, сказал ей.
- Ты знаешь то дерьмо, что я делаю с твоей шеей? – нежно шепнул я. Она погладила мой затылок своими маленькими пальчиками, улыбнулась и кивнула, но у меня было чувство, что я продолжаю показывать себя ей.
Я оторвал от нее взгляд и двинул мои губы к ее подбородку и начал путешествовать вниз к ее горлу, потом начал подниматься вверх к ее уху, все время нежно целуя. Она вздохнула и наклонила голову так, чтобы дать мне лучший доступ. Я начал лизать и посасывать ее кожу, пока не добрался до мочки уха, заставляя ее немного задрожать. Она подняла лицо к моей коже, нежно целуя ее, как делала иногда. Но в этот раз она высунула язык и лизнула кожу. Я вздохнул, когда ее теплый язык коснулся моей шеи, и возобновил потирания вверх и вниз ее бедра. Она, бля, замурлыкала, продолжая полизывать мою шею, изредка немного прикусывая мое ухо, от чего я рефлекторно на мгновение вжимался своими бедрами в нее. Мое дыхание ускорилось.
Когда ее губы встретились с моим ухом, она нежно прикусила мочку. Я задрожал.
- Ты вкусный, - тихо промурлыкала она в мое ухо.
Я резко выдохнул и крепко сжал ее бедро. Это была, возможно, самая сексуальная вещь, какую шептали мне на ухо. В ней не было ничего непристойного, но, определенно, это было сексуально. Я хотел попросить ее больше использовать зубы, но мой скальп сказал мне закрыть чертов рот. Так что вместо этого я прижал губы к ее шее и вернулся к любимому полизыванию и нежному посасыванию, продолжая потирать ее бедро. Я хотел спросить ее, что ей больше всего нравится, но прикинул, что она еще не знает всего и поэтому не имеет понятия об этом.
Мы продолжали целовать друг друга в губы. Я решил, что пора начинать десенсибилизацию, пока мы еще не устали. Я, задыхаясь, оторвался от нее и вгляделся в ее прикрытые глаза, медленно скользя рукой вверх по ее бедру.
Ее глаза не выразили протеста, и я уменьшил давление руки и легонько коснулся ее ягодицы.
Она легко напряглась, и я уже знал, что сейчас будет.
- Печенье, - сказала она, продолжая поглаживать мои волосы и облизывать губы. Я вернулся к ласке ее бедра.
Только через две попытки я смог облапить ее ягодицу и прижать ее к себе, вызывая у нее тихий стон, пока мы продолжали целоваться.
Это уже был прогресс. Через три ночи я смог облапить мою девочку без всяких мыслей о печенье. Она улыбнулась сквозь поцелуй.
На следующую ночь мы продолжили попытки ощупывания. С ее грудью всегда были проблемы. Мы не прошли через печенья до того, как мы устали и ушли спать. Я боялся, что после этого она расстроится, но видел, что она доверяет моей технике. Мы сладко обняли друг друга, и отрубились.
Это продолжалось ночь за ночью. Я всегда останавливал поцелуи, чтобы она могла сказать безопасное слово. Я начал гладить ее бока вместо рук, чтобы расслабить. Это казалось более эффективным. Затем я задевал ее верхушки, проходя руками от живота к горлу. Это длилось так долго, что не выливалось в полное ощупывание до времени, когда мы шли спать. Я был почти счастлив и от этого. Я до смерти боялся того, что однажды, начиная ощупывать ее в моей постели, потеряю самоконтроль и позволю ей увеличить шаги. А моя девочка была до чертиков нетерпелива.
Каждое утро я все больше и больше проводил в душе, избавляясь от сексуального напряжения, которое получал в постели предыдущей ночью. На самом деле меня не заботило, что это длится так долго. Фактически, я даже приветствовал это. Я чувствовал, что нахожусь на правильном пути. Делаю все правильно для моей девочки. Это придавало ценность моей болезненно пульсирующей эрекции. И каждый день я останавливался в душе и смотрел на ее маленькую синюю зубную щетку рядом с моей. И улыбался, как гребаный идиот.