Неспящие | Wide Awake

Wrathful Walnut Fudge

EPOV

Я оставил Беллу, с тяжелым вздохом направившись в класс английского. Я нарушил все мои долбанные правила. Но я не мог сожалеть по этому поводу. Я смотрел на то, как разворачивались действия со своего места в столовой. Моя храбрая девочка с высоко поднятым подбородком и прямой спиной, выглядела готовой убить всех своих монстров. Использовав бедного, ничего не подозревающего Эммета в качестве подопытной морской свинки. Я был горд. Я надеялся. И я боялся. Я был расстроен.
Если быть честным, хотя я не признался бы в этом даже под страхом смерти, малая часть моего мозга пристально наблюдал за тем, будет ли истерика Беллы настолько отвратительной, будто она переживает все воспоминания заново. Я никогда не видел этого своими глазами. И она не только позволила мне дотронуться до себя, но и разрешила прижимать ее тело к моему. Это действительно отдаленно походило на то, что я отличаюсь для нее от всех остальных.
Но когда я увидел, как все это случилось, я почувствовал себя дерьмом, раз был способен думать о таких вещах. Потому как это было абсолютно так же плохо, как если бы она правда переживала это еще раз. Главенствующей эмоцией было чувство вины, что заставило меня покинуть кафетерий. К счастью, Джас не заметил эмоционального срыва, разворачивающегося за его спиной. Я начал нести ему какую-то фигню, что мне надо выкурить сигарету и бросился следом за моей девочкой.
Когда я нашел ее за школой, она сжалась и тряслась, что было прямой противоположностью Белле, которую я видел в кафетерии, Белле, готовой встретиться с монстрами лицом к лицу. Она выглядела, как плачущая и задыхающаяся потерявшаяся маленькая девочка, нуждающаяся, чтобы кто-то, черт возьми, был рядом. Ее монстры победили, и ничего из того, что я когда-либо делал, не могло быть хуже этого.
И все еще, более чем когда-либо, я был вынужден придерживаться правил. Если кто-то когда-нибудь узнает, что мы с Беллой спим в одной постели каждую ночь, они придут к неверным выводам. Они извратят все это дерьмо. Она станет жертвой, а я мудаком манипулятором. И Брендон абсолютно точно подаст на меня в суд, как на больного извращенца. И я бы даже не смог винить ее в этом.

***

Следующую неделю, Белла и я привыкали к совершенно новому распорядку. Она приходила раньше, в десять, а не в полночь, и она все также приносила мне обед, и я все еще наслаждался каждым охрененным кусочком. Она слушала музыку на своем обычном месте на диване, наблюдая за тем, как я ем. Если мы были не слишком уставшими, она читала одну из моих книг, а я делал наброски, сидя на кровати, и мы просто обсуждали всю фигню, которая произошла за день. Когда один из нас решал, что слишком устал, другой бросал свое занятие, чтобы приготовиться ко сну. Это была взаимозависимая ситуация. Всегда око за око.
Моя девочка начала чувствовать себя более комфортно в моей комнате. Она рассказала мне, что первая ночь была чем-то вроде открытия святилища для нее, и я так же предоставил ей свободный доступ в мою ванную комнату, которой она с радостью пользовалась. Она всегда приносила еще одну, небольшую сумку с собой и проводила в ванной, по крайней мере, десять минут каждый день перед сном.
Когда мы оба были готовы ко сну, мы ложились поверх одеяла на кровать, полностью одетыми. Белла никогда не снимала толстовку, а я не менял своей школьной одежды. Я думал, что нам обоим будет более комфортно с несколькими слоями одежды между нами. Несколько первых ночей все еще витала атмосфера некоторой неловкости, когда мы забирались в постель. Но это никогда не длилось долго, только до тех пор, пока я не выключал лампу. Это было что-то вроде инстинкта или еще какого дерьма. Мы двигались друг к другу без колебаний, пока один не оказывался в объятиях другого. Ощущение того, как Белла перебирает своими маленькими пальчиками мои волосы, заставляло меня испускать вздохи. Это дерьмо было чертовски приятным. Через несколько мгновений она начинала напевать мне, и я прижимал ее к себе настолько сильно, что, наверное, ей было больно, но она никогда не жаловалась. Я думаю, что это был секрет Беллиного сна, его спусковой механизм. Ей нравилось ощущать себя в безопасности. И по какой-то долбанной причине, я мог подарить ей это чувство. Поэтому я никогда не колебался, прижимая ее ближе. И никогда не мог удержаться от того, чтобы вдыхать запах ее шелковистых волос. Цветы и печенья. Это было похоже на какую-то колыбельную запаха.
Я всегда засыпал первым, но никогда не сомневался, что моя девочка была не слишком отставала. Где-то в середине ночи наши ноги переплетались. Но мы всегда спали глубоко. Я имею в виду, действительно чертовски глубокий сон. Даже ужасные грозы Форкса не могли разбудить нас. У нас никогда не было снов, и я абсолютно ничего не помнил после той колыбельной.
По утрам будильник звонил ровно в пять тридцать, даже по выходным. Белла ненавидела эти долбанные часы. Она всегда обнимала меня крепче, словно надеясь, что визгливый шум исчезнет, но я всегда отстранялся. Потому что я тоже ненавидел эти дерьмовые часы, мечтая заткнуть их.
Она проводила не больше десяти минут в ванной по утрам. Делая все те же долбанные утренние дела, что и все девчонки. Чистя свои зубы и расчесывая волосы, составляя заговор, чтобы уберечься от зачатия или еще какое-нибудь дерьмо. Блять, если бы я знал. Ванная комната всегда была свободна от каких-либо доказательств ее пребывания там, она всегда упаковывала все свои вещи в рюкзак, появляясь из ванны с ним за спиной. По дороге к двери она улыбалась и оставляла пакет с печеньями на ночном столике, рядом с будильником. И я всегда улыбался в ответ, потому что эти гребанные печенья задавали мой день.
Иногда, она легко спускалась по решетке, а иногда, когда было слишком темно, я следил сквозь занавеску, желая быть уверенным, что она в порядке. И потом начинал свой обычный день с душа и бритья, чтобы почувствовать себя нормальным обычным человеком.
Джас по-прежнему ждал меня перед школой, стоя на бордюре у своего дома, и теперь я подъезжал за ним раньше, чем обычно. Сейчас, когда я имел здоровый сон, я чувствовал себя безопасно при быстрой езде и даже находил в этом некоторое удовольствие. Школа была такой же, как и всегда. Я так же избегал всех, включая Беллу. Мы пересекались во дворе иногда, но я не позволял себя смотреть на нее, потому что, если бы я сделал это, то, скорее всего, улыбнулся бы. И все будут задаваться вопросом почему Эдвард Каллен улыбается новой девчонке. Fuck. Она никогда не выглядела слишком обеспокоенной моим пренебрежением. И она действительно не должна быть, мы с ней близки, как я никогда не был ни с кем, даже с Джасом.
Я могу сказать, что она была по-прежнему напряженной в школе. Она прикладывала все необходимые усилия, чтобы соблюдать дистанцию с любым, кто приближался к ней. Всегда с капюшоном на опущенной вниз голове, не вступающая в разговоры ни с кем, кроме Брендон. Но, к счастью, с ней больше не случалось истерик.
Я всегда проводил время ланча, съедая ее вкусные печенья. Джас всегда смотрел на пакет с любопытством, умирая от гребанного желания спросить, где я их взял, но зная, что не может. А потом он возвращался к еде и, наверное, к мечтам о долбанной Брендон. Мне было все равно. Время от времени я позволял себе бросить взгляд в сторону стола моей девочки, где она читала. Она сказала мне, что Эмметт никогда больше не упоминал инцидент с пожатием рук. И я был рад, потому что мне не придется надирать ему задницу. Я был практически уверен, что это не было бы дракой, из которой я вышел бы невредимым. Он здоровый ублюдок. И Карлайл будет в ярости. Не говоря уже о том, что в случившемся не было вины Эмметта.
Мы проводили биологию, игнорируя друг друга. Иногда нам приходилось работать вместе на лабораторных, мы обменивались, как можно меньшим количеством фраз, в соответствии с обстоятельствами. Ньютон всегда держал свои глаза в стороне.
После школы я довозил Джаса и отправлялся домой. Я ждал в своей комнате, пока Daddy C. не появиться дома, а затем иногда тащил свою задницу вниз, чтобы поболтать с ним немного. Он любил это дерьмо. Ему нравилась болтовня о каком-либо направлении в развитии современного оборудования или о какой-нибудь новой книге, которую он читал. Но я, как и прежде, избегал контактов с Эммом. Он раздражал меня.
Позже, в десять, когда моя девочка забиралась по балконной решетке в мою комнату, мы начинали наш ритуал, снова и снова. В целом, распорядок был идеален. После недели, я не мог представить, как жил раньше. Это только убедило меня в том, что мы и дальше должны придерживаться правил. Белла казалась счастливее, чем я когда-либо видел. И это дерьмо делало счастливым меня. Она выглядела более здоровой. Через неделю темные круги под глазами покинули ее лицо, и я полагаю, мое лицо выглядело так же. Это было так, словно я был человеком, впервые за очень долгое время.
Где-то глубоко внутри, я чувствовал, что мы начинаем слишком зависеть от всего этого. Это не может продолжаться вечно. Поэтому я просто решил наслаждаться всем этим дерьмом так долго, пока это было возможным.