Ты так похож на своего отца.

Нет в мире печальней вдруг полюбившего Бога Смерти.

На самом одиноком корабле
Я приду к тебе с клубникой в декабре,
Или в январе,
Или в феврале,
Или еще попозже.
Лишь один вопрос: а ты дождаться сможешь, а?

Пихнув сигарету за ухо, он потянул из граненного олд-фешна горечи, заправил тишину нецензурщиной и впал в задумчивость. У него снова распутье на два человека, снова выбор. И ему не помогут с этим выбором ни Зевс, ни Мерлин, ни архангел Михаил.  Сложновато поверить, что все эти махинации со временем чисто для того, чтобы один ахуевший пацан разобрался со своими мужиками. Но мы имеем то, что имеем.

Он познакомился со своей юной матерью, что любит зеленый чай, хорошо учится и смешно ругается на него за курение. На пару с Джеймсом и Сириусом создал в школе пяток чрезвычайных ситуаций и три раза застал их за еблей. Он действительно похож на отца. По крайней мере, стонет так же. Возможно, он просто поклонник дэдди-кинка, но Сириус какой-то не Сириус, да и Том вообще не Том. Последний, кстати, вон, сидит пару часов уже следит за каждым его движение с видом из учебника про маньяков. Люди обожали слизеринского старосту, искали с ним встреч, старались угодить и ставили его в пример. О нем отзывались, как об безгрешном, идеальном, чистом, как без нимба обошлось не понятно. Но Дани на это по толстым хуям и заправленным попкам. Он уже и забыл, что он ни какой не «Дани», а очень даже «Гарри», к тому же «Поттер» и плюсом из девяностых, в которых ему еще дохуя дел воротить предначертано. Этот ахуевший Дани цедил спизженный у семикурсников виски и собирался вертеть на хую предначертанное судьбой и дальше. Но от имени, что прежде отзывалось в груди жарким пламенем, веет противным холодком, и пазл складывался на ура. Осталось поставить печать и выкинуть.

Дани залпом проглотил виски и встал с кровати. Чуть пошатнувшись, он приблизился к двери нетвердой походкой, но обернулся на звук чужого, хриплого от долгого молчания, голоса:

- Куда ты? Полночь уже.

- Пришло время приложить к своей недожизни подорожник. – усмехнулся Дани и вышел из спальни, оставив Тома одного в темноте.

***

Он стоял здесь также как и каждый день до этого. На Астрономической Башне, в прохладной апрельской весне. Вьющиеся волосы и синие глаза, в пальцах сигарета, а в голове мысли такие же, как и каждый день до этого. Свежая молодость, что заостряла его горячесть и аристократию, ему очень шла, но Дани не покупался, потому что когда-то полюбил его другим.

Он открыл рот, что бы озвучить красивую заготовочку, но забыл её, а вдохновение проебалось и возвращаться не торопится. Поэтому он просто подходит к Сириусу и утыкается ему носом между лопаток, делая попытку обвить его ребра руками. Самое начало бегущего ручьями апреля дышало ночным теплом, и поэтому когда его непонимающе отталкивают, ему ожидаемо горько, но хотя бы не холодно.

- Хэй, Дани, чё творишь-то?

В дырки на джинсах задувает легкий ветерок и отдается разлитым кипящим маслом в груди. Страдашки на подходе, зая. Давай, как пластырь.