Грехопадение святых

Глава 19: Вода слышит и понимает. Лёд не прощает.

Танец злобного гения

На страницах произведения

Это — игра, без сомнения

Обреченных ждёт поражение.

***

Присутствие Намджуна рядом далось Чимину куда сложнее, чем он предполагал изначально. И это так странно, если честно. Странно и возмутительно. Выдержка ни к чёрту. Самоконтроль — тоже. Омеге нестерпимо больно. И не только физически, но и морально. Морально, наверное, даже больше. Неужели те чувства всё ещё живы в нём? Возможно. Слишком многое их связывало. Слишком много секретов поровну поделено на двоих и надёжно зарыто в вонючей трясине совести. Ворошить то вязкое запретное болото никому нельзя. То, что скрыто на его дне, навсегда должно остаться там! Тот проступок... та случайность. Кто был виноват на самом деле? Он? Намджун? А есть ли разница? Им обоим по гроб жизни не отмыться от той крови. Такое не забывается, такое не прощается. И да, им это ещё обязательно аукнется. И не раз. Открыт роман, читатель пьян разлив вино шагнул в окно. Но тот ли «читатель» вышел вон? И был ли он один? Кто даст гарантии?

Чимин прекрасно понимал, что никто. И именно это монотонно сводило его с ума. Как же это банально и бессовестно бояться быть наказанным за содеянное, но при этом не ощущать даже намёка на чувство вины. Что сделано, того уже не исправить? Кого убили, того уже не воскресить? Да? Удобно, однако. Однажды Бог создал человека, потому что глубоко разочаровался в обезьяне. После этого он отказался от дальнейших экспериментов. И глядя на себя, Чимин прекрасно понимал почему. Каждый живет, как хочет, и расплачивается за это сам. Вот только расплата, как известно, хромая особа, и поэтому вечно опаздывает. В ожидании неё и с ума сойти недолго. И омега уже практически в шаге от этого.

Чувства людей зачастую гораздо интереснее их мыслей. Ведь мысли вполне себе можно контролировать, а вот чувства чаще всего нет. Чимин же не способен контролировать ничего из вышеперечисленного. Он — корабль без якоря, неумолимо уносимый куда-то штормом во тьму. Напороться бы уже, наконец, на высокий хищный айсберг, да тяжёлым грузовым судном, уйти на дно, но, как назло, всё его «море» гладкое, будто дорогущий шёлк. В своём извечном одиночестве-бреду омега то и дело забредал всё дальше в некогда девственный лес своих деяний и совершенно ничего не чувствовал при этом. В объятьях печали и депрессивных мыслей, он нехотя посещал небесные своды мёртвой природы и тоже ничего не ощущал при этом. Ноль чувств. Ноль эмоций. В блеске чёрного зеркала, во сне, он бесчувственнее камня. А вот наяву...