Грехопадение святых

Глава 2: В декабре зима стелет холсты, а мороз наводит мосты.

Время года — зима.

Время года — терять.

***

Хруст снега под ногами неожиданно громкий. Как и скрежет искорёженного металла по бокам. Юнги не комфортно. Ему всегда не комфортно на этом старом широком скрипучем мосте непонятно ещё как выполняющим своё прямое предназначение. Сколько уже лет этому скованному льдом гиганту? Несколько сотен? Вполне возможно. Если и не больше. Растопи кто сейчас на нём всю эту колючую прозрачную корку, и вся конструкция тут же разом рухнет. И это даже по-своему прозаично. Лёд — связующее всего в этом мире. Он одновременно и хрупок, и невероятно плотен. Под ним видно многое, но ещё больше скрыто. С ним довольно легко бороться, но вот только какой в этом смысл в нынешних реалиях?

Когда-то давно, ещё в глубоком детстве, на одном из уроков по истории развития и падения человечества, Юнги краем уха слышал о том, что раньше на этом самом месте проходили центральные железнодорожные колеи, по которым несколько раз на дню ездили большие доверху загруженные товарные поезда. Сейчас, конечно, всю эту сюрреалистичную фантастику и представить себе сложно, но тогда ведь — это была реальность. Реальность в которой люди не боялись выходить на улицу в майках и шортах. Реальность, где за ночью всегда шёл день, а зима неизменно сменялась летом. Реальность, где было тепло и светло не от модифицированных ламп и каминов, а от самого обычного солнечного света. Реальность, где можно было свободно передвигаться по небу и по большой воде. Реальность, где... не нужно было постоянно выживать.

Как же всё это звучит красиво, но... увы и ах. Солнце давно уже потухло и перезапустить его от руки, как, например, системы жизнеобеспечения в крупных колониях, попросту невозможно. А жаль. Время — это пропасть, бездонная как тысяча ночей. И Юнги застрял где-то аккурат на середине. На моменте тотального увядания всего, что есть вокруг него. И вот казалось бы — хуже уже просто быть не может. Но нет, есть ещё варианты. Сколько там накопленного в атмосфере кислорода осталось? Лет на тридцать? Или меньше? А может больше? Хороший вопрос. Ответил бы кто. Хотя... лучше всё же не надо. Знать точное время своей смерти — это та ещё головная боль. Причём довольно ненужная.

Следом за Чонгуком, устало переступив порог каменной двухэтажной церквушки, нынче заменяющей ему дом, Юнги плотно прикрыл за собой дверь и подперев её увесистым комодом, щёлкнул пальцем по выключателю. Дошёл-таки. Хмуро оглядев ряды деревянных скамеек, на которых подобно призракам сидели укрытые с головой белыми простынями старые манекены, Юнги в какой уже раз мысленно обозвав Гука больным извращенцем с атрофированной фантазией, нервно выдохнул и обречённо поплёлся в свою комнату. Просить альфу убрать всё это — бессмысленно. Тому, видите ли, нравится. Пыль вытирать и простыни вытрушивать — тоже часто нельзя. А то атмосфера портится. Да и антураж уже не тот. Жить же в пыльной церкви с «призраками» так круто! А вот и нет. Ни разу.