Грехопадение святых

Глава 55: Бесконечные ночи в белом атласе снега.

Идите прочь от меня! 

Обратите взоры на самих себя,

Но никогда больше не глядите мне в лицо!

А тот, кто в лицо мое взглянет –

В тот же день смерть обретет!*

***

Нет света. Нет любви. Нет славы. Нет небес. Всё тщетно.

Черный мрак рассвета медленно поднимался к ледяному похоронному небу, скрывая за собой все немногочисленные блеклые звёзды, и это неожиданно сильно испугало омегу. С каждым новым прожитым им днём, «света» на небесной тверди становилось всё меньше и меньше. Быть может, это знак? Знак того, что конец уже близко? Только вот чей конец? Его или всего живого? Перед глазами — лёд. Лёд, в котором Чимин давно уже пестует свою «драгоценную» гнилую душонку, разорванную на сотни кровавых ошмётков. В ушах — крик в муках корчащейся жизни. Жизни явно чужой. Его давно уже не издаёт звуков. Зачем? Всем кругом плевать на него. Он — бесправная красивая кукла, поэт, испортивший свою лучшую пьесу, глупый мёртвый мальчик, который так и не смог закончить ни одно свое стихотворение. Выдающийся бессмертный, коронованный своими же собственными руками — шут, всё ещё не теряющий надежд стать однажды королём. До чего же жалкое зрелище он из себя сейчас представляет.

«Предрассветные» облака медленно проплывают вдалеке в сером тумане губительного горизонта, глуша собой мнимый гул в голове омеги. Тьма вновь стремительно пожирает весь его род, а он и рад этому. Чем больше «прокажённых» умрёт, тем спокойнее будет всем вокруг. Это аксиома, неоспоримый факт. Высокое, абсурдное, вызывающее отвращение — зловоние высоких небес, отчётливое, как никогда. Или же это так тхнёт от него самого? Хороший вопрос. Он разлагается. Да. Замерзающие воды его сознания подобны зеркалам траурных туманов. В них смотреться нельзя. Нельзя видеть себя настоящего. Ветра жатвы развевают волосы Чимина, бесшумно проникая в дом через приоткрытое окно. Он слишком долго молчит. Что-то срочно нужно сказать. Только вот что? «Чон Чонгук». Ох, не это имя он должен был услышать сегодня из ядовитых уст Сокджина. Ох, не это. Гук, Гук, Гук, что же ты творишь? Зачем раскрыл себя? Неужели Юнги... Нет! Нельзя думать об этом.

Лицо Сокджина — размытый гобелен. Алкоголя в крови будто и нет, ноги не болят, пусть и кровоточат. Вот что значит «не ожидал». Слишком слабый. Слишком отчаявшийся. Чимин так давно погребен под массивными горами вечной мерзлоты, что сил бороться за свою жизнь практически не осталось. Годы тихих печальных снов всё ещё свежи в памяти, тьма плавно проходит сквозь его естество, больше не причиняя боли. Хотя стоило бы, но... её лимит давно уже превышен. Его некогда белоснежные «крылья», сейчас испачканные в густой чёрной «нефти», терпеливо «спят» в вечной ночи, не видя даже намёка ни на сновидения, ни даже на кошмары. Он со всех сторон заперт в мертвом холодном снежном склепе, куда не войти без ключа, куда не войти, не убив Цербера. Никакого тела, никакой крови, никакой короны, никаких шипов. Никаких ям греха, чтобы томиться в них после. Никаких дорог лишь только для него одного, чтобы блеклым призраком следовать по ним.