Чёрные вены

7. Осколки в его ладонях.

Время неслось со вселенской скоростью, не давая Антону возможность даже на секунду вспомнить о мире, существующем вне работы. Он старался пахать всё больше, оставался на лишние часы, только бы хоть копейку лишнюю найти на билет в Питер. Юноша не общался с Димой и Дариной, закрылся от всех, не отвечал на их настойчивые звонки и сообщения, и по истечению полутора недель они вообще перестали писать. Ему не то чтобы не хотелось встретиться, поговорить, а просто было некогда. В конце рабочих дней Шастуну хватало сил только чтобы доехать до дома и уснуть на жёсткой холодной кровати. Он с ума сходил от одиночества и усталости. Его мир стал настолько пустым, что по ночам перестали сниться сны, любые, с Арсением или без него. Антон только иногда видел его силуэт, сидящий на краю матраса, но и он растворялся, как мираж, когда парень тёр глаза. Иногда он заливал бутылку вина в себя, чтобы хоть немного расслабиться. Вокруг всегда была гнетущая тишина, когда юноша был дома, и нестерпимый шум, когда он бегал по кафе, разнося заказы и принимая их. В определённый момент такой образ жизни должен был сказаться на парне, и он сказался. Ровно через две недели после его выхода на работу с больничного.

***
Две недели без выходных — слабое удовольствие. Но что не сделаешь, чтобы найти свою родственную душу? Парень загонялся по полной. Наверное, Арсению было тоже плохо, потому что слабому и худому от природы Антону Шастуну уж точно. Глаза слипались от беспокойного и прерывистого сна по ночам, ноги и руки заплетались. Юноша ненавидел уже, казалось, всех вокруг себя, даже ни к чему не причастную Машу. А причина крылась в состоянии Шаста. Его бесило, что Арсений перестал ему сниться, бесил такой рабочий график, хоть он и понимал, что это только его выбор. Не оставалось времени на хождение по кастингам и пробам, его хватало только на сон и редкие перекусы дерьмовыми булочками из круглосуточного магазина в его доме. Он исхудал, побледнел и осунулся. Маша постоянно его спрашивала, как он, но тот отмахивался, говоря, что всё в норме, и дальше бежал работать. В это воскресенье ему было особенно плохо, потому что он сидел вот уже который день на снотворных, но они были дешёвые и слабо помогали, поэтому он и не спал нормально. Он носил кофе и другие напитки туда-сюда среди столиков, которые были заняты сегодня, как назло, все. Директор снова упрекал его в недружелюбном виде. «А какой может быть дружелюбный вид, когда человек пашет две недели, как лошадь, без выходных?! Мог бы хоть зарплату повысить» — думал Антон. Когда колокольчики на двери снова оповестили о посетителях, наш герой был готов убить всех и каждого. Часы показывали восемь вечера, и он безумно хотел спать. Парень повернулся к ним, едва ли не загораясь от злости, но тут же успокоился, когда увидел у дверей Диму и, как ни странно, Дарину, которой своё место работы не говорил. Они приветливо помахали Антону, ярко улыбаясь, словно он не игнорировал их последние две недели.
— Да, вот, с подружкой твоей познакомился, привёл её сюда, а то волнуется же, переживает. Куда пропал? Ни слуху ни духу, я думал, ты уже умер. Я заходил к вам раза четыре, но то ты там на кухне занят, то спишь в обеденный перерыв, — протараторил Дима на одном дыхании.
— Я всё тут. Сил нет ни на что, дом-работа, дом-работа, — выдохнул Антон, присаживаясь с друзьями за столик. — Деньги на билет в Питер собираю.
— Всё грезишь об этом Арсении?
Шастун лишь кивнул и уронил голову на сложенные на столике руки.
— Да не парься, найдёшь ты его, — сказал Димка, положив руку другу на плечо.
— В том и проблема, что уже почти нашёл, но нехер спать вне обеденного перерыва, — тихо говорит Антон.
— В каком это ты смысле? — удивлённо спрашивает Позов.
Голос Маши, зовущей Шаста, раздаётся с кухни.
— Дарин, расскажешь ему? Мне работать надо, — он машет друзьям и встаёт.
Дима грустно смотрит вслед уставшему другу. Он переживает из-за его худобы и синяков под глазами, которые стали чернее угля.
— Ладно... — кидает он вслед и оборачивается к Дарине.

***
Антон чует запах пряностей, несущийся от глинтвейна. Как бы он сейчас хотел его выпить! Но Шастун всё ещё официант, и ему нужно его просто отнести одному из посетителей кафе. За неделю до Нового года всем резко понадобилось заказывать только его, а парнишка с ума сходил, как хотел сейчас выпить хоть чего-нибудь крепче чая. Перед глазами уже всё, кажется, расплывается от усталости, возникает тёмная пелена, как в разных фильмах. Знаете, когда экран просто темнеет. Вот и у Антона случилось так же. Он на секунду теряет связь с реальностью, но этой секунды хватает, чтобы споткнуться о чью-то оставленную зачем-то на полу сумку, и прямо с подносом с горячими напитками полететь вниз.
Юноша выбрасывает вперёд руки, чтобы не упасть на стекло всем телом, но одна соскальзывает на мокром полу. Он оказывается виском и предплечьем на осколках. Они входят в кожу, причиняя резкую боль, и Антон чувствует, как по рукам и лицу начинает струиться тёплая кровь, пачкая и пол, и его рубашку, а горячая жидкость обжигает. Голова пульсирует. Кожу щиплет. Он старается отдышаться, и у него даже получается. В этот момент к парню подскакивает Маша, которая старается поднять его с пола, и извиняется перед посетителями. На секунду Антон застывает, сидя на мокром полу, потому что каждое движение причиняет жуткую боль.
— Антош, ну что ж ты так, с больничного сразу обратно! — восклицает девушка и аккуратно теребит Шастуна за целую руку. — Я уже скорую вызвала, скоро будут.
Она уводит его на кухню, а сама бежит убирать зал, оставляя Шастуна одного. Юноша пялится в одну точку, стараясь абстрагироваться от накатывающей вновь и вновь боли. Он закрывает глаза на пару секунд, а потом, открыв их, обнаруживает сидящего на коленях Арсения прямо перед собой. Он целует каждый палец и висок, стараясь убрать боль. До юноши не сразу доходит, что это лишь очередная галлюцинация, основанная на его яром желании иметь реально существующего Арса перед собой. Но раньше они появлялись только ночью, а теперь ещё и днём. «Видимо, совсем с ума схожу», — думает он. В кухню заходят врачи, и силуэт Арса пропадает, доказывая то, что он лишь плод больной фантазии Антона Шастуна.

***
Юноша сидит на стуле в белом кабинете врача. Руку всё ещё неприятно режет боль, так же, как и ладони. Они перебинтованы, а на висок налеплено пару пластырей. Без швов не обошлось, к сожалению. Когда в больницу прибегает злая Маша, она начинает кричать на парня, чтобы взял два дня выходных, выспался и по-человечески отдохнул. Антон всё-таки следует её совету после долгих раздумий. Она провожает его до дома. Парень хочет позвонить Диме и набухаться с ним на пару, но вспоминает, что алкоголь при приёме снотворных пить нельзя. Ему ещё не хватало в кому впасть. Поэтому он просто приходит в пустую квартиру, смотрит какой-то дурацкий французский фильм, который крутят по кабельному, и засыпает, надеясь, что завтра будет лучше. Скоро Новый год, а значит у него будет ещё пару выходных, он сможет отметить его с друзьями, которых у него, собственно, было всего трое, немного расслабиться и отправиться на поиски Арса. Ведь с наступлением Нового года всё меняется, правда? Словно счётчик обнуляется. Вот Антон и надеется, что у него будет возможность начать всё сначала в Питере в новом, две тысячи семнадцатом году. Он задумывается над датой. Юноша помнит тот рисунок, который в его сне был написан двадцать второго декабря семнадцатого года. И не знал даже, чего ожидать от будущего.

***
— Тоша! Чёрт, Антон! — Арс бросается на колени перед своим парнем, разглядывая кровавые струйки на ладони. — Ты — человек-проблема, ей-Богу. Сказал же, под ноги смотри.
Антона немного потрясывает, а нога неприятно ноет. Он снова разбил дурацкий бокал. Только теперь, кажется, ещё и ногу вывихнул. Шастун тихонько скулит, пока Арсений обрабатывает раны на ладонях своими мягкими и тёплыми руками. Он отодвигает браслеты, чтобы смыть кровь, но тут же замирает. Он видит все те шрамы, которые Антон старался скрыть все месяцы их отношений. Все те зажившие раны, которые он сам себе нанёс. Арсений опускает голову, давя в себе желание заплакать. Попов ведь знает, что это всё из-за него самого. И ему невероятно хочется нанести себе такие же травмы, почувствовать его боль. Но его от собственных мыслей отвлекает жжение в запястьях.
— Сильно больно? — наконец выдавливает из себя мужчина, продолжая стирать кровь с рук любимого.
Антон лишь тихонько кивает. Арсений бережно обрабатывает ладони парня и забинтовывает их, а потом притягивает юношу к себе, обвивая плечи руками.
— Прости меня, прости, я так виноват... — он говорит быстро, чтобы парень не сумел и слова вставить, но Антон умудряется, сразу понимая, о чём говорит Арс.
— Ты не виноват. Мы не виноваты за душевную боль. Она сама нас находит. Мне так жаль её, мне так жаль, Арсений. Но ты не виноват. Ни перед ней, ни передо мной. Я люблю тебя, — шепчет Шастун на ухо мужчине.
Арс застывает в лёгком шоке. Первый раз его Тоша признался ему в любви. Первый раз.
— Я любил тебя до того, как мы познакомились, заведомо. Я влюбился в твои внеземные глаза сразу же, как их увидел в самом первом сне. Я влюбился в твою улыбку, в цвет твоих волос... Да во всего тебя, без исключений, — говорит Антон.
— А я в тебя.
Арсений помогает юноше встать и ковыляет с ним до выхода, набрасывая на его плечи куртку.
— Поехали, будем твою ногу вправлять, горе ты луковое, — усмехается Арсений, за что получает в плечо рукой.
Он видит, что Антон беззвучно смеётся, а потом тянется к нему, оплетая руками шею.
— И я всегда буду тебя любить, — шепчет юноша. — Обещаю.
— Не обещай того, чего не можешь знать, — разочарованно произносит Попов.
— Я уверен в этом, и буду уверен до конца моей жизни, Арс. Несмотря на все наши проблемы и прошлое, я всегда буду любить тебя, ни на секунду не сомневаясь. Понял?
Арсений не может сдержать глупой влюблённой улыбки и говорит в губы Антону:
— Понял.
А потом целует его.

***
Антон уже, честно говоря, устал плакать из-за этих снов, поэтому он просто наслаждается видом Арсения, держа в душе надежду его всё-таки встретить. Он проснулся ночью, как обычно, после таких снов. Но не стал снова пытаться заснуть. Он взял свою тетрадку, куда он писал свои стихи и снова начал сочинять.

«Просыпаюсь опять в темноте,
А время на часах за полночь,
Я думаю всё о тебе,
В темноте пустующих комнат.
Это так нереально, что я
Заведомо в тебя влюбился,
Сначала казалось — игра,
А теперь мне не остановиться.
Под солёной пучиной слёз,
Порой кроющих с головою,
Я надеюсь, что всё всерьёз
И суждено мне быть с тобою.
Но с каждым таким сном,
Где мы вместе, но ты не рядом,
Моё сердце кроется льдом,
А ты кажешься ядом.
Так скажи мне, зачем вот так
Я в Воронеже, ты в Петербурге,
Мне тебя не достать никак.
Остаётся тушить окурки.»

Он курил и курил, пока пачка не закончилась. Возможно, когда-нибудь эта пагубная привычка его убьёт, но его мало заботило будущее. Только то, что было связано с его прекрасной голубоглазой мечтой. С этими мыслями он пошёл дальше пытаться выспаться, хотя это казалось уже невозможным.