Чёрные вены

32. Потому что мне без тебя холодно.

За окном шумел тихий майский дождь, ударяя каплями по стеклу. Тихо-тихо свистел ветер из щелей в окнах, вдалеке грохотал гром. Вокруг стояла приятная, совсем не напрягающая тишина. Антон сидел на подоконнике, вглядываясь в серую пелену, нависшую над городом. В любимом красном свитере, который был натянут до окольцованных пальцев, с чашкой пряного глинтвейна, который был так любезно приготовлен Серёжей, ему было хорошо в какой-то мере. Последние дни в дождливом Петербурге прежде, чем он уедет в Воронеж, который его совсем не ждал. Но об этой поездке не мог перестать думать сам юноша. Ему нужно было побыть подальше от шумных, неспокойных улиц большого города, где на каждом шагу он мог споткнуться об отчима, Арсения или о приятные, но такие болезненные воспоминания. Воронеж стал олицетворением его одиночества, поэтому, возможно, он так хотел туда вернуться. В Петербурге один он не был. А теперь, когда рядом нет никого, кому можно было бы уткнуться в плечо, уснуть на руках, как часто происходило при ночном просмотре кино, город сразу становился таким тяжёлым, серым и грустным. Антон мечтал войти в родную квартиру, сесть на свой подоконник, попить чай на кухне, отделанной зелёным кафелем, который с таким трепетом давным-давно выбирала его мама. Зайти к Маше в кафе, с которой он уже очень давно потерял связь, если она ещё там, конечно. Всё его тянуло в родной город, чтобы он немного побыл в одиночестве. Тем более двадцать третьего мая годовщина смерти его мамы, по которой он скучал, как никогда. Ему нужно было время, чтобы всё это пережить. А потом он вернётся в прекрасный город Санкт-Петербург, чтобы продолжить жить с осознанием своего одиночества. Если, конечно, госпожа Судьба не столкнёт его с любимым человеком. А собиралась она это сделать уже в понедельник, явившись свахой двум парням в лице Серёжи.

***
Целый день проторчав в театре, чтобы оформить ещё неделю отпуска за свой счёт, в страхе пересечься с Арсом, Антон пришёл только к шести. Вечером он был весь в заботах и сборах в Воронеж, ведь поезд отправлялся уже завтра в двенадцать. Но позже, когда несколько шмоток и всякие другие нужные мелочи были покиданы наспех в сумку, парень вышел на тёплую улицу, вдыхая питерский воздух всеми лёгкими. Он будет скучать по городу в эти долгие три недели, потому что его вечный шум и спешка уже приелись юноше. В миг в его зубах оказалась сигарета и, запихнув вторую руку в карман, он побрёл по мокрым после недавнего дождя улицам. Минуя людей, дома и переходы, он брёл в сторону ставшего любимым парка на другой станции метро. На удивление, в тонком белом джемпере ему было совсем не холодно. Он висел на его худых костлявых плечах, как мешок, хотя раньше был в самый раз. Парень уже давно признал, что так быстро потерять вот уже двадцать кило — совсем не нормально. Шастун даже пытался нормально есть, но выходило, по правде говоря, плоховато. Вдалеке уже виднелись кроны деревьев в парке, а Антон выкурил вторую сигарету, пока медленно брёл по дорожке. Всё вроде как было неплохо: он дышал свежим воздухом, думал о предстоящей поездке. Но внезапно его шрамы на руках защипало, отчего никотиновая палочка выпала из дрожащих пальцев. Юноша вздрогнул от неожиданности. Он продолжил путь, надеясь, что жжение уйдёт, но оно никуда не делось, понемногу даже нарастая. Шастун решил повернуть в сторону дома, даже не дойдя до парка.
Арсений вошёл в квартиру, закрыв за собой дверь. Вид его всё так же оставлял желать лучшего, но глаза стали яснее, что не могло не радовать Матвиенко. Всё в этой квартире напоминало мужчине об Антоне. Пара колец на столике у двери, которые он бросал везде и всюду, его убитые кроссовки, в которых он проходил огонь и воду, да и все эти стены, среди которых создавались их воспоминания. Серёжа уплыл на кухню, и Арс хотел последовать за ним, но невольно вошёл в первую от входа дверь, за которой скрывалась комната Шастуна. Ничего не изменилось с того момента, как Попов был здесь последний раз. А было это ой как давно. Он оглядел всё вокруг, покрутил в руках кольца и браслеты, лежащие на столике у дивана, провёл пальцами по корешкам любимых книг парня. В этой комнате был весь Антон: беспорядок на столе, незаправленная кровать, пепел на подоконнике. Арсений почувствовал такое приятное тепло на душе, словно юноша стоял позади и вот-вот его обнимет. И отчасти он даже оказался прав. Стоило мужчине повернуть голову, он столкнулся с холодным и немного шокированным взглядом зелёных глаз.
Попов не знал, что говорить. Слова разом покинули мозг, и он не мог даже пошевелиться, настолько появление Антона на пороге вогнало его в ступор. Он уже обматерил Матвиенко, потому что быстро понял, что тот ему солгал. Юноша тоже не имел представления, как себя вести, пока внутри на медленном огне закипала злость. Комок из невысказанных обид вновь встал поперёк горла. Он сделал несколько осторожных шагов в глубь комнаты. Сердце Арсения делало одно сальто за другим, пока совесть орала, чтобы тот стал рассыпаться в извинениях, но их выдавить брюнет из себя не мог. Приземлил обоих как будто удар тока, отчего они дёрнулись. Мурашки табунами побежали по коже. Антон подошёл вплотную к Арсу, кинув мимолётный взгляд на его гипс, а потом застрял на пленительных глазах. Они потухли, но были всё такими же прекрасными, словно два бездонных океана. Антон боялся снова в них утонуть. Но он упустил этот момент и замер на добрую минуту, разглядывая их. А потом прикрыл веки, чтобы не видеть эти глаза, чтобы не влюбляться снова и снова, хотя он никогда и не переставал его любить. А в следующую секунду вмазал Арсению пощёчину. Но тот даже не двинулся, только повернул голову. Кожу жгло, было больно и чертовски неприятно, но Попов прекрасно понимал, что всё это заслужил. Он собрал все силы и взглянул на любимого, который стиснул челюсти до боли, но не отводил взгляда. В нём где-то далеко светилась любовь, которая была за стеклянной стеной из злости. Судьба столкнула их в нужное время, как и свела когда-то, потому что настало время поговорить. Но просто слова были бесполезны, поэтому в ход вступили крики.
Антон стоял ещё минуту, не зная, что же ему делать: повернуться и уйти, хлопнув дверью, или наконец отпустить все обиды, чтобы те начали выливаться в слова. Легче от пощёчины ему не стало, а мысли только сильнее путались. Злость всё кипела где-то внутри, как в адском котле. И всё, что он смог из себя выдавить, чтобы не потерять контроль, стало тихое:
— За что?
Но вышло всё равно громче, чем планировалось. Арсений не ответил сразу и продолжал стоять, заглядывая в уголки души парня, словно стараясь разглядеть остатки чувств. Антон поджал губу. Он не мог ни заплакать, ни закричать сейчас, потому что это станет поражением в войне между ними. Он просто упадёт к нему в объятия, прощая все предательства. Но так было нельзя. Потому что, когда тебя предают, это всегда больно.
— За что?! — с надрывом спросил он вновь.
— Я не хотел тебе... — выдавил наконец Попов, но парень не дал ему договорить.
— Навредить не хотел, да? Придумал бы что-нибудь поновее, потому что эта отговорка стара, как целый мир. Не любил меня, так и сказал бы так! — Антон сделал шаг назад, резко махнув руками, и ударился о стол.
Он зашипел, тряся рукой, но выпрямился. Арсений не мог понять, как тот к такому выводу пришёл, поэтому с непониманием взглянул на любимого.
— Ты хоть на секунду вспомнил обо мне, после всего, что сделал? Или только рассыпаться в признаниях умеешь? — ехидно продолжил Шаст.
— Да в том то и дело, что любил, и люблю, блять, придурка! — сказал Арс в ответ, запустив руки в волосы. — Ты хоть думал, как тяжело мне дались эти полторы недели?! Ты хоть раз задумался обо мне?! Потому что я дох в пустой квартире, заливая в себя алкоголь каждый гребаный день! Сколько я думал, прежде чем принять это решение? Да дохуя! Разбил всю посуду, мобильник, сломал пару пальцев, пока лупил деревянный шкаф, но это же ничего не значит, правда? — он поднял руку с гипсом вверх, — Я, Антош, люблю тебя, конечно, но переставай строить из себя королеву драмы, жертву в этой истории, потому что жертвы мы тут оба! Я тебя ждал столько времени не чтобы страдать и сгорать от боли снова и снова, а чтобы быть в тебя влюблённым! Потому что... — продолжал кричать Арс.
Антон замер от резкого звука. Он правда думал, что виноват только Попов. Юноша ведь, действительно, ни разу не задался вопросом о том, как тяжело могло быть его возлюбленному. Но признать свою вину не давала грёбаная гордость. Сердце Антона стучало всё чаще. В комнате становилось тесно и душно, но по его коже резко ударил холод. Юноша растерялся, не зная, что говорить дальше, не осмеливаясь даже взглянуть в глаза мужчине. Он обхватил предплечья руками, сжимаясь в тонкую палку. Слёзы волнами накатывали на глаза, хотелось бить стены кулаками, кричать, но ничего кроме редких вздохов невозможно было услышать.
Воздух вокруг Шастуна сжался, он буквально начал задыхаться, устремив взгляд в пол. Арсений бил по его самым больным местам души, но в подкорке парень понимал, что тот прав. Потому что никто не говорил, что Попову было легко. Ведь Антон старательно игнорировал жжение в крестах все прошедшие дни. Ему казалось, что это всё ложь, но ведь на связи не сыграешь в театр. Он уже пустил пару слёз по щекам, снова твердя себе в голове, что разнылся, как баба, но продолжал стоять, дрожа всё сильнее.
— Потому что ты, блять, моя любовь всей жизни! Я понимаю, что это была ошибка, огромная ёбаная ошибка, Антон, но тогда это казалось верным. Я гнил там, весь этот десяток дней, с мыслью, что ты меня никогда не простишь. А ты строишь из себя жертву, хотя ты ни разу обо мне не подумал, а я про тебя — постоянно! — ярость горела в ставших тёмными глазах мужчины, — Ебаный эгоист.
Арсений сходил с ума, не в силах контролировать поток слов, лившихся из головы. Но его пресёк надрывный голос юноши, который разнёсся по всей квартире:
— Заткнись! — раздался крик, который привёл Арса в чувства.
Антон больше не мог терпеть вину, разрастающуюся внутри. В горле щипало, телу было холодно, а он сам дрожал, словно лист липы на ветру. Не хватало сил слушать все эти крики, потому что он только-только подумал, что забыл предыдущие. Смелости признать, что Арсений к чертям прав, не было тоже. Поэтому он решил, что лучшая защита — это нападение.
— Ты не знаешь! Ты ничего не знаешь о том, что было со мной! То, что я молчал неделю, даже слова не сказал, курил, как паровоз, и старался не впасть в депрессию. Это всё из-за тебя! Потому что я думал, что скоро это период кончится, как и мои бесконечные репетиции, и мы снова будем счастливы, но ты решил по-другому. Но жизнь, оказывается, ровным счётом такая же сука, как и ты! Я думал о тебе, хотя так не хотелось, потому что я тебя люблю. И не могу перестать, как по щелчку! — голос срывался, всё сильнее горело горло, но остановить себя парень не мог.
«А хочешь ли вообще?» — пронеслось в голове, но Антон отбросил эту мысль в дальний угол сознания. Он задыхался, говоря без продыху. За всеми этими криками, они и не услышали, как разочарованный в своей затее Серёжа, покинул квартиру, оставляя этих двоих наедине. Им не нужны были посторонние слушатели. А в комнате всё накалялась атмосфера.
— А хочешь ты вообще меня любить?! — озвучил Арсений вопрос, который обитал в голове довольно давно.
— Конечно хочу, потому что ты — единственное родное, что у меня осталось! У меня больше никого нет, никого, чтобы позаботиться обо мне, и чтобы мне было, о ком заботиться, в кого раз за разом влюбляться! Я стою перед тобой, дрожу от холода и нервов, пока ты кричишь на меня, называя «королевой драмы» и «ебаным эгоистом», но не могу начать тебя ненавидеть. А я ведь так пытался, столько раз думал, что я не люблю в тебе, — он особенно выделил это слово, — но сидя на холодной крыше вчера, и размышляя, насколько легко разбиться, упав с неё, я не мог ненавидеть тебя! Я только кричал, что мне тяжело тебя простить, потому что это — предательство, Арс, предательство, после твоего обещания «вечной» любви! Сколько же тогда для тебя длится вечность?! — голос у юноши уже заметно осип, чего не мог не приметить Арс.
Его выбило из колеи, он думал над словами мальчишки, находя в каждом слове разную долю правды. Они понимали, что оба виноваты, но признавать этого не хотел никто, считая искренность слабостью. Ведь всё могло бы пойти по-другому, не будь этой лжи, не будь самообвинений и псевдозаботы, которой они назвали тайны.
— Потому что мне без тебя холодно, голодно и нечем дышать! Это звучит, как строка из сопливого романа, как кульминация во французком кино, но это — моя правда, Попов! Я устал быть без тебя, но с тобой быть тоже не могу! — Антон всё-таки сорвался на едва ли разборчивые крики и вопли.
Сам того не замечая, он всё ближе и ближе подходил к Попову, а потом начал лупить по его груди кулаками, не в силах держать эмоции внутри.
— Потому что ты, Арс, сука, самый большой еблан в моей жизни, почему именно мне суждено тебя любить?! — говорить Шастун больше не мог.
Он всхлипывал, с его губ срывались редкие рыдания, пока он продолжал слабо бить Арсения в грудь, который стоял, выдерживая каждый удар. Силы не хватало бить жестче, потому что он так устал. А в голове Попова сидела мысль, что, если ему нужно, пусть бьёт, пусть хоть убьёт его, только бы стало лучше. Он, забыв про сломанные пальцы, притянул юношу к себе ближе, обвив руками талию так крепко, чтобы удержать в руках. Рука дико заныла, отчего Попов чуть ли не завыл. Но это ничего не стоило по сравнению с пережитым. Он устал кричать, обвинять его во всём, потому что, как бы то ни было, вина была за ним. Он решил за двоих. Он его бросил. Эмоции бились внутри, но из всей этой смеси чувств выжила только одна мысль:
— Я так по тебе скучаю... — выдохнул мужчина ему на ухо.
Тогда Антон разрыдался окончательно, зарываясь пальцами в тёмные волосы Арса, прижимаясь к нему так, словно ничего между ними не произошло, а просто был плохой день. Он вздрагивал и стискивал его плечи в надежде на то, что тот о нём позаботится.
— Прости, прости меня, пожалуйста, прости. — шептал Арсений, глядя куда-то в пустоту, — Я больше никогда, слышишь?
Но Антон уже ничего не слышал. Мысли грохотали в голове, да так громко, что он просто не устоял на ногах. Арс опустил его на кровать, но паренёк не хотел его отпускать, и брюнету пришлось лечь следом. Всё, казалось бы, стало хорошо. Антон лежал совсем рядом, протяни руку и наткнёшься на его худющее тело. Вскоре он успокоился и стал поглядывать своими чистыми уставшими глазами на Арса. Шастун отрубился удивительно быстро, не убирая руки с любимого. Он просто ещё не успел осознать, что произошло. А Арс уснул рядом, сказав себе: «Пусть завтра будь что будет», а озвучил лишь:
— Я тебя очень сильно люблю.
Но этого Шастун не услышал. Где-то около полуночи вернулся Матвиенко, который удивился тишине, стоявшей в жилище, а потом заглянул в комнату к соседу. Двое парней спали в обнимку на неразложенном диване. Он даже ухмыльнулся от этой картины, а потом прикрыл дверь, удаляясь на кухню. Пусть себе спят, пока счастливы.

***
Когда Антон разлепил глаза, его взор пал на часы, которые показывали без десяти одиннадцать утра. За окном уже давно сияло солнце, в квартире стояла тишина. Он плохо помнил вчерашний вечер. В голове были, как кадры из фильма, картинки. Вот он пришёл домой, зашёл в комнату, а там стоял Арс. Дальше много криков, сорванный голос и тихий шёпот на ухо: «Я так по тебе скучаю». И его руки на талии. Антон снова ему, кажется, доверился. Такое называют «состоянием аффекта». Не понимаешь, что творишь, мысли затуманиваются под влиянием обстоятельств. А сейчас мужчина спал рядом, спокойно и умиротворённо. Его веки подрагивали иногда. Антон даже улыбнулся при виде этой картины, но потом до него, наконец, дошло происходящее. Все чувства вернулись, а ещё понимание того, что у него поезд через час. Он, как ошпаренный, вскочил с дивана, разбудив Арсения, который встрепенулся, словно кот. Шастун схватил сумку и выбежал из комнаты, на ходу натягивая джинсовку любимого, случайно спутанную со своей курткой. Минута на завязывание шнурков и вот он уже открывает дверь. Без слов, без объяснений. Потому что в душе он не простил. Но как минимум два метровых шага в этом направлении сделаны были. Он уже собирался выбежать на лестничную клетку, чтобы отправиться в тишину родного дома. Его остановил только голос, тихий, сиплый после вчерашнего:
— Антон? — с мольбой, с надеждой произнёс Арс, выскочивший в коридор.
Шастун взглянул в его полные сожаления глаза. Какая-то неведомая сила двигала им, когда он подошёл к Попову и оставил совсем невесомый поцелуй на его губах. Но, к сожалению, времени у него больше не было. Он выскочил из квартиры, хлопнув дверью. Арсений замер на пороге, но не смог сдвинуться, чтобы догнать юношу. Он ещё чувствовал его такие родные губы, и хотелось верить, что это не был последний прощальный поцелуй. Но теперь у него было ещё три недели, чтобы об этом подумать, потому что при входе в поезд телефон Антон выключил.