Чёрные вены

16. Мы как будто не знали друг друга.

Бывают такие дни, которые становятся одной большой издёвкой. Разбиваешь тарелку, а потом со злости бьешь ещё посуду, опаздываешь, спотыкаешься о собственные ноги, и всё в таком духе. Именно таким стало двадцать шестое февраля для Антона. С утра всё валилось из рук, голова неприятно гудела. Он изредка жмурился от неприятных ощущений, и даже аспирин его не спас. Когда юноша стоял у плиты и жарил себе яичницу, он обжёгся о сковородку, и зашипел, отчего Дырсик попятился в испуге. Серёжа, только что пришедший на кухню, взволнованно глянул на друга.
— Тох, ты чего? Всё нормально? — спросил он, плюхаясь на стул.
— Да, просто встал не с той ноги, — отмахнулся юноша.
А потом он ударился мизинцем о ножку дивана, пролил на только постиранную футболку кофе, и получил пару гневных сообщений от Добровольского, который обещал открутить ему за что-то, как он сам выразился, «его тупую слепую башку». И это вселяло страх, потому что до сего дня Паша так не выражался никогда. Проще сказать, с самого начала дня у Антона не задалось вообще ничего, а теперь он ещё и упустил яичницу, которая больше была похожа на кусок угля сейчас. По кухне мгновенно разнёсся неприятный запах гари, а Антон, не до конца придя в себя, схватил горячую ручку ладонью, отчего мгновенно отбросил сковородку в сторону.
— Еб-а-а-ать, — простонал Шастун, хватаясь за обожжённую руку и тут же дёргаясь от щиплющей боли.
В этот момент Матвиенко выкидывал единственный и сгоревший шанс на завтрак у Шастуна в мусорку. Серёжа полез искать средство от ожогов, а Антон обессиленно упал на стул, потирая здоровой ладонью глаза. Всё сегодня уже успело пойти не так, и юноша почему-то совсем не сомневался, что это далеко не конец его неприятностей. У него не бывает по-другому. Если плохо, так всё и сразу.
Серёжа протянул парню тюбик с каким-то кремом, и Шастун только благодарно кивнул, не в силах произнести и слова. Пока парень обрабатывал свою травму, он недовольно корчился и дёргался. Серёжа лишь с жалостью глядел на соседа, а вскоре ушёл по делам, оставив Антона в пустой квартире. И, когда юноше казалось, что у него ещё море времени до выхода, стрелки на часах словно ускорились. И вот, полностью спокойный после такого ужасного утра Антон лежал на диване, просматривая новости, как вдруг, ненароком глянув на часы, понял, что жутко опаздывает. Он подорвался с места и уже через три минуты стоял у двери, выбегая из неё быстрее скорости света. Травмированная рука неприятно саднила под бинтом, наскоро завязанным Серёжей, ведь самому это сделать юноше было бы очень проблематично. Он бежал по морозу, сметая прохожих на своём пути. Благо, метро не умеет опаздывать, как автобусы и прочие наземные виды транспорта, поэтому минут через семь парень плюхнулся на сиденье. Щёки горели после бега по дикому холоду, а руки смахивали больше на ледышки. Ими можно было остужать коктейли. Морозы наступили именно в конце февраля, ведь зима в Петербурге приходит всегда с запозданием, как и любое другое время года.
Юноша влетел в кафе, и прямо на пороге его встретил разгневанный Паша, который просто сжигал его взглядом. Вокруг воцарилась очень гнетущая и напряжённая тишина, от которой буквально закладывало уши. Антон замер, решив, что если пошевелится, то Добровольский укокошит его на месте. Прошло минуты три и ни один не решился начать разговор. Паша жаждал объяснений, а Шастун попросту его боялся.
— Ты видел время? — процедил сквозь зубы директор, стараясь контролировать свои эмоции.
Антон кивнул, всё ещё боясь вставить хоть слово.
— И? — выжидающе произнёс Добровольский.
Парень поднял вверх забинтованную руку. Она неприятно побаливала, как и его сереющие вены. «Ещё и их не хватало», — подумал Шастун, молясь, чтобы боль не разошлась.
— Ладно, человек-неудача, не знаю, что там с тобой случилось, но ты уже пострадал. А теперь ты мне скажи, ты вот дебил? — сказал Паша, смотря прямо в глаза и без того напуганному юноше.
— Н-не знаю, ты мне скажи, — запинаясь, произнёс Антон.
— А мне вот кажется, что да. Тебя учили проверять, выключены ли утюг и плита, прежде чем из дома выходить? — язвительно продолжил Добровольский. — Ты чего печку вчера не вырубил? Идиот, Господи. Хорошо, что я приехал за документами уже после закрытия и заметил, а то мы бы здесь сейчас не стояли.
Антон стукнул себя по лбу, ещё и больной рукой, отчего зашипел и вжался в стену от накатившей разом боли.
— Прости, я правда сглупил. Просто чувствовал себя не очень вчера. Больше не повторится, клянусь, — выдавил Антон.
— Как детсадовец разговариваешь, ей Богу, — усмехнулся Паша, похлопав парня по плечу. — Ладно, на первый раз прощается, но ещё один такой случай, и вылетишь с работы, понял?
Антон кивнул.
— Паш... Мне бы уйти пораньше сегодня, у меня пробы, — на свой страх и риск сказал парень.
— А прийти ещё попозже не хочешь? Нет, не отпущу.
— Ну на полчасика всего, — жалостливо пробубнил Шастун.
— Нет, — бросил начальник и удалился в кабинет.
Юноша чертыхнулся и поплёлся надевать униформу.

***
— Вы вот чего хотите-то от меня? — спросил Антон после десяти минут разборок с чересчур придирчивой особой.
— Чтобы вы подогрели мой кофе. — с раздражением сказала девушка.
— Он должен быть холодным, — удивляясь тупости этого человека процедил парень. — Вы меню читали? Сказано, что это — «холодный кофе». Он должен таким быть, — резко ответил он.
— Вам сложно?
Антон поджал губы и забрал у девушки стаканчик с кофе, пока его настроение стремительно падало вниз.
— Мне-то не сложно, только впредь смотрите, что заказывайте, — отдавая девушке уже подогретый напиток, сказал он.
За половину рабочего дня юношу уже снова успели облить кипяточным чаем, поэтому щипало теперь не только вечно доставляющую неприятные ощущения руку, а ещё и бок. Ему нахамили, не оставили ни гроша чаевых, а теперь устроили разборки относительно кофе, который по принципу должен быть холодным. Юноша стоял за прилавком и тихо матерился себе под нос, когда в кафе снова кто-то пришёл. Он оглянулся на входную дверь и заметил там Серёжу. Парень облегчённо выдохнул, но стоило ему увидеть злое лицо друга, как расслабленность полностью улетучилась.
— Ну как ты? — чисто из вежливости спросил Матвиенко.
— Да заебись вообще. Меня так достали эти придирчивые клиенты. Хоть каплю уважения могли бы проявлять. А у тебя что? — со вздохом ответил он.
— Устал я безумно от этих выходок Попова, хоть убей, — он указал на синяк на скуле, который Шастун не заметил. — Его работа. Неуравновешенный псих.
Антон лишь поджал губы в ответ.
Вдруг к нему подошла какая-то женщина на вид лет тридцати семи, в строгом деловом костюме. Макияжа на её лице было чересчур много, а духами разило за километр. Их запах был приторно-сладким, каким-то фруктовым, и безумно раздражал нос.
— Юноша, вы мне не тот кофе принесли. Я латте просила, а не капучино, — с таким ярым отвращением, словно Шаст убил всю её семью, выговорила она.
— Нет, я уверен, что вы именно его и взяли, — ответил юноша. — У меня в базе так.
— Но хотела я латте.
— Ну, а купили капучино, всякое бывает. Они толком и не отличаются даже.
— Я хочу именно латте, и вы мне его сделаете, — возмущённо ответила женщина, забыв про уважение.
— Плевать мне на то что вы хотите. Я тоже хочу много чего, но не все мечты сбываются, — пробубнил под нос юноша.
— Что вы сказали?
— Что если хотите латте, купите его, потому что это не моя ошибка, если вы взяли что-то не то, — злость закипала внутри юноши, обжигая внутренности. — Между капучино и латте ещё две позиции стоят в системе, я не мог нажать не туда.
— Но, молодой человек, какое вы имеете право... — начала было женщина, но закончить не успела, так как Антон взорвался.
Весь стресс, скопленный в нём за последние полгода, собрался воедино именно в самый ужасный его день, когда он мог потерять работу, пропустить очередные пробы и ударялся обо всё подряд.
— Господи Боже, да мне плевать, что вас не устраивает ваше капучино, это ваша долбанная ошибка! — воскликнул он. — Отъебитесь все нахер! Это вы не имеете права предъявлять мне такого рода претензии. У меня жизнь к чертям летит, а вы тут со своим кофе! — он махнул руками, и посетительница попятилась.
Матвиенко с лёгким испугом наблюдал за произошедшим. Он видел вены Антона, которые изменили цвет на более тёмный. Он видел эту ярость во взгляде. Серёжа давно замечал, что с другом что-то происходит, но ни разу не решился спросить.
— Всё, нахуй это всё! — Антон почти сорвал с себя фартук.
Паша выбежал из кабинета на крики.
— Что у вас случилось? — раздражённо спросил он, явно оторванный от чего-то важного, — Антон, что с тобой?
Юноша глубоко дышал, стоя у выхода из помещения.
— Увольняйте сколько хотите, Павел Алексеевич, но нахер вас, нахер этот город, пусть всё исчезнет, не хочу. До свидания, — он бесцеремонно махнул рукой и выбежал на холодную улицу.
Мороз обжёг тонкую кожу. Антон стремительно ринулся к метро, надеясь отдохнуть перед пробами. Завернуться в тёплое одеяло и забыть обо всём. Он надеялся, что хоть оно не покусает его сегодня, как сделал это Дырсик перед тем, как юноша ушёл утром. Всё действительно летело к чертям, оставляя парня страдать в одиночестве. И его не могло вытащить из состояния приближающейся депрессии, казалось, ничего. Он медленно умирал внутри, мир вокруг рушился, терял краски и очертания, сводя всё к слабо разборчивой каше. Слёзы застилали глаза, смазывая окружающее пространство. Он шёл куда-то, не разбирая дороги. Потому что всё было плохо.
На улице всё так же царил дикий холод, солнце потихоньку садилось, погружая никогда не спящий город в тёмную пелену ночи. Антон забрёл на какую-то неизвестную улицу ближе к центру. Город он по сей день знал плохо, ведь из-за работы и проб не успевал даже осмотреться по-человечески. Он так и не добрался до дома, потому что потерялся в собственных мыслях. И сейчас, стоя где-то в неизвестности, он взглянул на часы, которые показали ему: 17:40. Пробы через двадцать минут, а юноша застрял незнамо где. Мобильник стремительно садился, поэтому парень поспешил набрать номер единственного человека, которого он за сегодняшний день не послал, и который может ему помочь. В трубке послышались долгие гудки, а потом автоответчик сказал, что Матвиенко вне зоны действия сети. Тогда парень набрал другой номер, который стоил ему кучи денег и уже не мог ему помочь.
— Алло, Дим? — негромко произнёс Шастун.
— Привет, Тох. — послышалось в трубке.
Голос Позова звучал очень грустно.
— Есть пара минуток?
— Есть, конечно. Но только если пара.
— Знаешь, Поз, всё херово. Я два месяца в городе, а у меня только один друг. Арс... Я его так и не нашёл. Хотя, ты бы узнал первый, если бы это случилось. Ты не звонишь, но я правда всё понимаю. Работа — штука такая. Меня, кстати уволят, — слеза покатилась по фарфоровой коже юноши, а он взглянул в небо, медленно темнеющее, загоняя её назад. — Я послал начальника и посетительницу. Просто, потому что решил, что имею право. Ни на одну роль меня не взяли, поэтому я могу заявить, что всё окончательно и бесповоротно плохо, — Антон шмыгнул носом.
Дима не перебивал его, терпеливо слушая. И как только парень закончил, он неуверенно сказал:
— Всё образуется, Антох. У меня тут тоже завал. Я... — на заднем фоне прозвучал голос какой-то девушки, объявившей о начале съёмки через три минуты.
Позов шумно выдохнул.
— Не переживай за меня, иди. Я правда всё понимаю. — произнёс Шастун.
И друг отключился. Антон снова остался один, его оглушал грохот собственных мыслей.
Изо рта при дыхании валил пар, настолько стало холодно. Он забил на пробы, и продолжил путь в неизвестность. Стоять на месте было просто невозможно. Руки уже окоченели, а согреть их карманы не смогли. Парень брёл по какой-то улице на окраине города. Он вырубил телефон, потому что стали поступать звонки от Добровольского, смс от Серёжи, а отвечать на них он не хотел. Ему стало внезапно всё равно, что будет дальше, пусть он даже примёрзнет к земле. Потому что хуже быть уже не могло. Мысли вились в голове, не давая парню возможности расслабиться и обо всём забыть. Об этих синих глазах, которые казались уже не реальными, а просто порождением его фантазии, об этой безрассудности, с которой он приехал в этот казавшийся когда-то прекрасным город. Он думал обо всём произошедшем, мечтая сейчас сидеть на подоконнике в родной квартире в Воронеже. Антону казалось, что он это всё заслужил. Он перенёс многое, но всё ещё чувствовал вину незнамо за что. Может, за то, что не уберёг маму. За то, что не смог противостоять Косте. За то, что губил себя по сей день. И парню никто не мог помочь.
Он забрёл в какой-то незнакомый парк, где было множество дорожек для велосипедистов, деревьев и тишина. Такая нужная сейчас тишина. Обычно она оглушала, но теперь давала какое-то ощущение спасения. Вокруг не было ни единой души, а Антон всё продолжал, казалось бы, уже бесконечный путь. Он поджёг сигарету, последнюю в пачке. Тёплый дым обволакивал его лёгкие, немного грея изнутри. Тусклый свет фонарей освещал дорогу. Юноша разглядывал окружающий его мир, который казался таким серым и пустым. Он потушил окурок о своё запястье, но, почувствовав боль, не издал ни звука. Не мог. Парень смотрел в одну точку, смотрел, но ничего не видел. Мысли настолько сковали его, что он едва ли переставлял ноги, бредя по извилистым дорожкам парка. В окнах дома неподалёку горел свет, а вдалеке светилась надпись «Елизаветинская больница». Все предпочли сидеть дома в этот холодный вечер, будто намеренно оставляя юношу наедине с самим собой. Под ногами хрустела замёрзшая земля. Впереди показалась скамейка, такая же одинокая, как и сам парень в этот вечер. Антон присел на неё, утыкаясь лицом в ладони, которые были, словно лёд, холодные и едва ли подвижные. Слёзы иногда медленно катились по его лицу, но он молчал. Молчание — самый страшный признак боли. Когда человек молчит, это значит, что все эмоции просто ушли из него, испарились. Лучше бы он кричал и разбивал кулаки о дерево, стоящее рядом, но точно не сидел с пустым выражением лица, не чувствуя буквально ничего. Капли потекли сами по себе, оставляя мокрые дорожки на щеках юноши. Он долго и горько плакал, сгорая от одиночества и множества осколков от разбитых надежд, которые впились в сердце, едва ли позволяя ему работать. Из него иногда вырывались яростные крики и всхлипы от отчаяния, в котором он находился. Прошло довольно много времени, прежде чем он перестал рыдать и затих.
— Всё нахер... — тихо просипел он. — Всё это было напрасным. Все эти старания, они кончились ничем. Как обычно и бывает в твоей жизни, Шастун.
Он гневно ударил по скамейке кулаком и расшиб руку в кровь. В нём кипела ярость. Эмоции менялись по секундам, а мысли не задерживались в голове.
— Блять! — почти что прорычал он.
Вдруг, непонятно откуда взявшись, человек, оказавшийся рядом, спросил:
— С тобой всё хорошо? — голос мужчины показался ему знакомым, будто он его уже слышал.
«А оно видно?» — подумал Шаст.
В ответ он лишь покачал головой, потирая руку. В глазах вновь застыли слёзы. Он взглянул на человека, который нарушил тишину вокруг и его одиночество, и замер. На него смотрели с волнением те самые глаза глубокого синего цвета, которые даже при слабом освещении словно светились. В них застыло замешательство, а лёгкая улыбка поникла, но лишь на мгновение. Антон ничего не говорил, он только разглядывал их, а потом часто заморгал, думая, что это очередная галлюцинация. Но перед ним всё так же стоял Арс, который казался живее всех живых. Его лицо снова засияло приятной белозубой улыбкой, на которую Антон просто не смог не ответить.
Какой-то огонёк снова загорелся в глазах парня. Мужчина протянул руку юноше, за которую тот схватился так неуверенно, словно боясь, что Арсений пропадёт. Просто исчезнет без следа, стоит совершить хоть единое движение, как это бывало ранее. Но этого не произошло. Его запястье запылало адским огнём, отчего юноша поморщился так же, как и брюнет. А потом на его запястьях показались маленькие крестики, которые парень так долго и терпеливо ждал. Он поднялся на ноги, отпуская ладонь Арсения. Резким движением юноша притянул того к себе, оплетая длинными руками плечи. Мужчина на секунду замер, но затем обвил худую талию парня. Они стояли так минуты три, чувствуя покой, который залечивает раны на сердце. Арс пах кориандром и мандаринами, а Антон ромашкой. Шастун не смог сдержать слёз, поэтому они скатывались по щекам. Только ему больше не плохо. Он, кажется, счастливее всех на этой земле.
— Я просто не смогу тебя больше никуда отпустить, понял? — выдавил, наконец, Антон, глядя в глаза своей родственной душе.
— Я никуда и не уйду, — прошептал Арс в ответ, улыбаясь от уха до уха.

***
Они бредут к метро, которое оказалось минутах в тридцати отсюда. Болтают о всяких мелочах, оба светятся от счастья, как дети, и смотрят, ловя незаметные улыбки и неловкие взгляды. Их пальцы переплетаются, так невесомо соединяясь. Звёзды освещают им дорогу, а ещё машины, проезжающие мимо, и уличные фонари. Улыбка не слезает с их лиц. Иногда они задумчиво и с таким наслаждением разглядывают шрамы на запястьях. Но почти всегда, не замечая окружающий мир, смотрят друг другу в глаза, которые оказываются в точности такими, какими были во снах. Яркими, тёплыми и такими родными. Они едут в забитом метро, переговариваясь о всяком, не затрагивая только тем их прошлого. Их стоит оставить на потом. Для них сейчас не существует окружающих людей. Выходят на станции «Академическая», направляясь к Антону, ведь на улице жуткий холод, а Арсений живёт довольно далеко от метро. Его пальто совсем не спасает от холода, как и куртка Шастуна, поэтому они спешат подняться в квартиру, где живёт юноша. Как только они оказываются у двери, то Арс с удивлением и лёгким шоком в голосе, спрашивает:
— Погоди-ка, то есть, ты и есть сосед Серёги Матвиенко? — глаза Арсения удивлённо глядят то на дверь, то на Шаста.
— Да, — отвечает юноша, не понимая сути вопроса. — А твоя фамилия не Попов случайно?
— Она самая, — хмыкает Арс.
— Ну, сука, Серёжа! — выкрикивает Антон на всю лестничную клетку.
И обоих парней разбирает смех. Они смеются до боли в животе. И, наконец, заваливаясь в квартиру, Антон стягивает одежду и зовёт Матвиенко, но тот не откликается. Квартира оказывается абсолютно пустой.
Мужчины ещё долго пьют кофе на тесной кухне, обсуждая кино и книги. Любимой обоих оказываются «Марсианские хроники» Рэя Бредбери. Попов перевязывает вторую руку юноше, которую он разбил о скамейку. А потом перемещаются в комнату Антона, где тот сразу же бросается на подоконник, распахивая форточку и открывая новую пачку сигарет.
— Я, кстати, ку... — начинает он, но Арс обрывает его на полуслове.
— Я знаю, Антон, — произносит он с теплом в голосе, — и я собираюсь заставить тебя бросить эту пагубную привычку.
Антон улыбается, отворачиваясь к окну. Попов приземляется на другой край подоконника и устремляет глаза на обретённую любовь. Он не сводит взгляда, изучая его лицо. Смотрит, как парень выдыхает дым в открытое окно. Арсений и правда давно влюблён в парнишку, хоть и не был с ним знаком. Парень замечает пристальное внимание к своей персоне, и смущённо опускает глаза. Они сидят в тишине ещё какое-то время, как вдруг дверь распахивается. Парни в унисон поворачивают головы. Низкая фигурка Серёжи показывается в дверном проёме.
— Чёрт, Антон, я убью... Арс?! — воскликнул Матвиенко, застывая в полнейшем шоке.
— Привет, Серёг. Знакомься, это Тоша, и только я могу его так звать, — он тихо ржёт, глядя на вытянувшееся лицо друга.
Антон вертит запястьем, лыбясь, как Чеширский кот.
— Вы... Оба, вместе что ли? — выдавливает Серёжа.
— Что-то типа того, — отвечают парни.
— А тебя надо вообще казнить. — добавляет Шастун. — Ты что нас раньше не познакомил, дебил? Попов — неуравновешенный псих, у Попова проблемы с гневом... — пародируя соседа говорит парень, но тут же затыкается, осознав, что сказал.
И устремляет свой взгляд на Арсения, который поджимает губы.
— Об этом поговорим как-нибудь потом. — отрезает Антон.
На секунду в комнате воцаряется тишина, а потом Матвиенко выпаливает:
— Короче, я в соседней комнате и всё слышу. — и удаляется, закрывая дверь.
Парни снова тихо хихикают.
Где-то около двух ночи оба, до боли счастливые, заваливаются на диван Антона, который тот раскладывает впервые. Они уже, казалось, поговорили обо всём, о чём только можно и нельзя, но не прекращали рассказывать друг другу о всяких глупостях, всё так же оставляя объяснения причин боли на потом. Это не нужно сейчас им обоим. Через секунду Арс, наплевав на границы, прижимается к Антону всем телом, устраиваясь на груди, а его рука оплетает талию юноши. Да и какие границы теперь могут быть? Вскоре он тихо посапывает рядом. А к Шастуну сон не идёт вовсе, хоть день и был тяжёлый. Он много думает, приходя к единственному выводу: Арс появился вовремя, именно тогда, когда юноша уже думал бросить всё, в день, когда проблемы накрыли его с головой. И парень искренне признаётся самому себе, что заново бы прожил эти два месяца, чтобы прийти к этому моменту. Он тянется к блокноту Попова, который тот даже не заметил. Стараясь не разбудить Арса, юноша аккуратно открывает его и начинает записывать туда стихотворение, на самой последней странице. Мысли складываются в рифмы.

«Мы с тобой должны были встретиться раньше,
Но судьба играла злые шутки со мной.
Мы могли бы давно быть с тобою счастливы,
как в дешёвой драме, где один герой.
Мы могли бы сидеть, говорить о проблемах,
Ночами смотря друг другу в глаза,
Рушить всё, во что мы с тобой верили,
Оставляя при этом только себя.
Мы с тобой должны были встретиться раньше
Иль не должны, я не знаю, поверь.
Зато теперь как мы с тобой счастливы.
Пред нами весь мир из открытых дверей...»

Ближе к семи утра, так и не уснув, Антон аккуратно выползает из объятий Арсения, отчего тот ворочается, но не просыпается. Юноша крадётся на кухню и застаёт там так же не спящего Серёжу. Он сидит с кружкой кофе в руках.
— Ой, Шаст! Давай ко мне. — говорит он негромко.
Шастун присаживается на соседний стул, протягивая руку к чашке со вчерашним утренним чаем. Тот совсем холодный, но пить можно. Антон отхлёбывает из кружки и выжидающе смотрит на Серёжу. Тот улыбается и говорит:
— Короче, Паша тебя не уволит. Но отрабатывать будешь сверхурочные за бесплатно. Видимо, ты ему слишком понравился, что он тебе всё прощает.
Юноша с облегчением вздыхает, а его лицо озаряет улыбка.
— А в отношении Арса... Антох, у него много психологических проблем, о которых он лучше сам тебе расскажет. Арсений — мой самый лучший друг, но я больше ему не помощник. Просто прошу... — Матвиенко запинается, — Береги его, пожалуйста, — с мольбой в голосе произносит он.
Парень лишь кивает в ответ. Они переводят разговор на другую тему. Друзья ничего не нашли лучше, чем обсудить ту стерву, которая прицепилась вчера к Антону из-за латте. Смеются над шутками, которые так искромётно бросает Серёжа, а тем временем за окном разгорается новый рассвет. С этого дня всё в жизни юноши пойдёт совсем по другому сценарию, он не может не быть уверенным в этом. А вот по какому именно - узнает немного позже. Сейчас он абсолютно счастлив.