Чёрные вены

53. Исцели меня.

— Исцели меня, — прошептал Антон в одну из тех ночей, когда они с тревогой на сердце ждали результатов анализов.
Арсений улыбнулся и поцеловал его в кончик носа снова. Он сделал это уже раз сто за последний час. Они лежали вместе на кровати, под боком Попова устроился Дырсик. Арс ни на секунду не отпускал худого юношу, прижимая к себе как можно ближе. Они практически соприкасались носами, смотрели друг другу прямо в глаза, которые светились искренностью. Люди по ночам всегда говорят больше правды и признаются в сокровенном, в самом-самом тайном. Вот и они признавались.
— Я бы очень хотел, но я не могу, — он виновато поджал губы, — Антош, почему ты мне сразу обо всём не сказал?
Антон замялся на секунду, отвёл взгляд и резко погрустнел. Арс замер в ожидании.
— Я боялся, что тогда ты вовек не заговоришь, — с боязнью сказал Шастун, — Я так по твоему голосу скучал, по-твоему этому «Тоша», и вообще, — отмахнулся он, — спой лучше мне колыбельную, Сень.
Попов тихо засмеялся. Это ребячество, эта детская радость в Антоне всегда так умиляли его. Мужчина особо никогда не думал, за что он в него так сильно влюбился. Список был бы довольно длинным и одним из пунктов была бы именно эта черта характера. Иногда Арс даже удивлялся, как в нём совмещается столько совсем разных сторон личности. Он так любил грузить себя, пытался в ущерб себе заботиться о других, а потом просил петь ему колыбельные. Он настолько прекрасен был для Арсения, этот Шастун.
— Ладно, — ответил Попов с ухмылкой, совсем не намеревавшейся сползать с его лица. Влюблённый придурок. Нет, любящий придурок, — Я посажу тебя на подоконник, чтоб красивым был вид из окна. А-а-а, я твой лучший любовник, а-а-а, ты в меня влюблена.
Антон после последних слов засмеялся так громко, что спугнул кота, а потом закашлялся.
— Господи, Арс, я так люблю тебя, знаешь? Чёрт, кхм-кхм, да ты сумасшедший! — воскликнул сквозь кашель Антон, снова заливаясь смехом.
— Знаю, ты не лучше, — с коварной улыбкой ответил брюнет.
Шастун снова закашлялся, зажимая рот кулаком. Когда его отпустило, Арсений уткнулся ему в плечо, вжался в тёплое тело, пахнущее ромашкой.
— Скоро всё будет в порядке, — просипел парню на ухо Попов.
— Обещаешь?
— Обещаю.
В голове всё одни и те же мысли. Молитвы за Шастуна, просьбы о помощи и желание его спасти. Господи, он же не заслуживает такой судьбы. Ни Антон не заслуживает, ни Арсений. Оба настрадались выше крыши, а нервы совсем не вечные. Лишь бы только дожить до... А до чего дожить то? Выжить бы. Но пока Арсений руками обвивает любимое тело, пока Антон ещё дышит, всё становится совсем бестолковым вокруг. Его парнишка уже тихо посапывал рядом, бормоча что-то бессвязное во сне, и сжимал его плечи. А Арсению больше ничего и не нужно. Только он, крыша над головой и их толстый кот. А всё, что будет потом, дело совсем не этого дня.

***
Антон сидел на маленькой сцене у прилавка с гитарой в руках. Инструмент за многие годы изрядно потрепался, но звук был прекрасен. Мальчишка получал небывалое удовольствие, извлекая мелодии из гитары. Он любил писать песни, и все, как одну, посвящал Арсению. Люди потихоньку собирались в маленьком кафе. Сегодня народу было больше, чем обычно, потому что Антон уходил в бессрочный отпуск от этого дела. Конечно, он хотел бы вернуться в эту кафешку после выздоровления, на которое всё ещё надеялся, но случится это или нет — дело совсем не этого дня. Он сидел и настраивал гитару, украдкой ловя влюблённые взгляды Попова. Тот сидел, как всегда, в самом углу зала и улыбался до ушей. Мальчишка был слишком прекрасен, когда стеснялся, когда полностью отдавался музыке. Он был слишком трагик, слишком романтик, слишком сентиментальный порой, слишком улыбчивый и слишком родной. Всё слишком, но так гармонично в Шастуне. Арсений глаз от него не отрывал всё время до выступления, пока кафешка наполнялась людьми. А потом, когда места не осталось, весь свет погас и загорелся дешёвый китайский прожектор над головой Шастуна, окидывая его фигуру холодным светом.
— Привет всем, кто решил свой вечер провести здесь. Я очень польщён, если вы пришли сюда не только ради хорошего кофе, но и ради меня, — он улыбнулся украдкой и вздохнул, — Эту песню я написал неделю назад, когда моя судьба совсем не решена была, и я снова кинулся в гордое одиночество. Сейчас моя судьба всё так же не решена, но этого одинокого омута больше нет. Спасибо моему голубоглазому Ангелу за это, — проговорил он в микрофон.
Арс кивнул, и его улыбка заползла за уши. Слишком хороший для него, слишком им любимый. Хотя, может ли быть человек чересчур любим?
— Представляю вам «Хранителем» сегодняшним вечером. Посвящаю своему собственному охраннику и защитнику. Я люблю тебя, бесценный мой.
Попов не мог убрать с лица эту глупую влюблённую улыбку и вместо воздушного поцелуя поднял руки, указывая на крестики, обведённые сердечком. Антон засиял, а потом прикрыл глаза, начиная играть.

- Я так устал не возвращаться домой
Иль искать причины не приходить.
Я так люблю тебя любым,
Но правда может тебя убить.
Я столько раз падал и утопал,
Бывало даже вешался на фонарях.
Я очень хочу себя спасти,
Но я заперся в трёх стенах.
Мы столько не увидели с тобой
Мы не гуляли по проводам
Я так сильно тебя люблю,
И без тебя напиваюсь в хлам.
Я так устал быть без тебя,
Я так хочу тебя спасти,
Я ухожу раз за разом в ночь,
Надеясь только, что ты простишь.
Ты сидишь в самом углу кафе
Смотришь на меня глазами цвета морей.
Я — всеми покинутый гитарист,
Но это все по моей вине.
Я не могу выжить в тишине,
Словно я глухой и абсолютно нем,
И если ты сможешь меня спасти,
Я навсегда попаду в твой плен.
Мы столько не видели с тобой
Салютов на небе темнее мглы.
Я буду рядом, только мне
До конца года бы дожить.
Если так, и я буду жив,
Может через век ты заговоришь,
Я буду счастлив в тот момент,
Когда хоть слово с твоих уст слетит.
Мы столько не видели с тобой
Чужих океанов и морей.
Даже если этот рак не переживу,
Стану твоим хранителем из-под небес.
Если так, то значит и судьба,
Ну, а если нет, то с тобой навек.
Я не хочу потерять тебя,
Самый мой любимый человек.

Какое-то время после того, как он закончил, в зале стояла абсолютная тишина. Антон глаз не открывал, не двигался вообще. В нём чувства закончились. Просто иссякли все, как будто и не было, испарились. Он был больше похож сейчас на пустую вазу, которая стояла на краю стола и вот-вот должна была упасть и разбиться, разлететься на крохотные осколки. Когда он всё же распахнул глаза, то столкнулся с взволнованными взглядами Димы, Серёжи и Кати, которые стояли у дверей. Конечно, они всё слышали. И ничего не знали. Разве что Матвиенко. Тогда в зале, замершем на пару секунд, послышались скорые шаги. Арсений ступил на сцену и, положив руки на шею любимому, и поцеловал его. Попов целовал его под бурные аплодисменты зрителей страстно, ненасытно, со всей своей любовью к этому русоволосому солнцу.
— Станешь хранителем, говоришь? — прошептал он.
— Без сомнений.
Когда концерт закончился, Антон хотел поскорее скрыться, чтобы ничего и никому не объяснять, но его вовремя перехватил Дима, который от гнева разве что не горел. У него были на то причины, Шастун ему ничего не сказал ни про подозрения на рак, ни про их расхождения с Арсением, да и вообще ничего не сказал.
— Шастун, блять! — прорычал Дима.
— Поз, я знаю, что я хуевый друг, прости. Я правда хотел тебе сказать всё потом, когда получил бы результаты анализов на подтверждение этой всей херни. Прости, прости, — стал оправдываться Антон.
— Я сижу там в своём Воронеже, наслаждаюсь семейной жизнью, а мой лучший друг умирает от рака и сбегается-разбегается со своей родственной душой. В который. Сука. Раз. — гневно продолжил Позов и окинул осуждающим взглядом Попова.
Тот поднял руки, мол: «Я не причём, это он сам всё», — и встал позади Шастуна.
— Так переезжай в Питер, тут вся наша компания уже, — ответил Антон так, словно речь идёт совсем не о его смертельной болезни.
— Ты разговор-то в сторону не отводи! А ты, — указал он пальцем на брюнета, — ты почему дал ему уйти?
— Он меня особо не спрашивал, — фыркнул Арс, — Нет, тут не без моей вины, конечно, но всё что можем, мы уже делаем.
— Дим, всё равно, если это рак, это уже рак, и в моих силах только вылечить его. Узнал бы ты об этом сейчас или на неделю раньше, ничего бы не изменилось, — виновато произнёс Шастун.
— Суть не в этом. Ты даже не собирался мне говорить о болезни, — обиженно заключил Дима.
— Дим...
— Что?
— Прости, я тот ещё придурок, но об этом никто, кроме Серёжи, не знал. Арсению на блюдце подал эту новость врач, когда я в обморок грохнулся.
— Ладно, — кивнул Позов и продолжил, — Пойдём, выпьем, что ли.
Антон грустно улыбнулся и, попрощавшись с Добровольским и клятвенно пообещав ему сообщать о своём состоянии, отправился с друзьями в ближайший бар.

***
Арсений постучался в дверь и, не дожидаясь ответа, просунул голову в щель.
— Я войду?
Мужчина, сидящий за столом, причём очень дешёвым, в окружении кучи бумажек и налоговых извещений, обернул на него свой взгляд. Уставшее лицо Константина вызывало жалость. Морщин стало в два раза больше с момента их последней встречи, ещё в июне. Удивлённые глаза уставились на Попова. Уж кого-кого, а парня своего пасынка на пороге собственного кабинета увидеть он точно не ожидал. Арс вплыл в пыльную комнату с напускной гордостью на лице и положил на стол стопку купюр. Костя минуту переводил свой взгляд с брюнета на деньги в полном молчании. Арсений заговорил первым:
— Тут в два раза больше того, что ты просил, — он не раскошелился на уважение к этому человеку и начал сразу на «ты», — Деньги твои, если ты к Антону ни на метр не приблизишься больше. Если у тебя хоть грош совести есть, то его калечить ты больше не станешь. Он от тебя в юности натерпелся.
Костя продолжал молчать, немного возмущённый столь самовольным поведением мужчины. Честно говоря, ему было сейчас особо не до Шастуна с его причудами и замашками на шизофрению. Его фирма стремительно рушилась, утопая в долгах, и думать об Антоне ему не приходилось. Ему нужны были огромные суммы, и едва ли эти двадцать две тысячи могли помочь. А это презрение в глазах этого «голубого пидораса», как про себя называл Константин Арсения, только больше злило его. Арсений спрятал руки в карманы и стоял в ожидании минут пять, но в итоге не выдержал:
— У меня нет времени на игру в молчанку. Мы договорились? — спросил Арс, протягивая руку мужчине напротив.
— Да.
— Вот и отлично, — Арсений повернулся на пятках и собрался уходить, но Костя остановил его на пороге.
— Антон сходит с ума? — задал вопрос он напрямую.
— Нет, Антон, предположительно, умирает от рака, но это не твои проблемы. Свои ты ему уже доставил, — огрызнулся Арсений.
— Но... — хотел возразить мужчина.
— Всё, мы друг друга поняли. Чтобы я тебя больше не видел. Юристы у меня действительно хорошие, а у твоей фирмы много проблем, как я вижу, так что не стоит портить жизнь друг другу. Мне нужно к будущему мужу идти. На свадьбу ты не приглашён, — протараторил грубым голосом Арсений.
«Если эта свадьба состоится вообще», — добавили мысли. Арсений захлопнул за собой дверь, оставляя Костю в прихеревшем состоянии и с ощущением, что поехал не только пасынок, но и сам Попов. После этого разговора Арсений Константина не видел больше. Видимо, грош совести в нём действительно был.

***
После сообщения Арсения, гласившего, что он опоздает на десять минут, нервы Антона перед предстоящим визитом к врачу взмыли до небес. Он сидел в узком коридоре частной клиники, рядом с кабинетом онколога, и нервно дёргал ногой. В медицинском центре стояла такая тишина, что становилось тошно, а стерильность была несравнима с районной поликлиникой. Редко туда-сюда сновали врачи, нося какие-то бумажки из одного кабинета в другой. Шастун от волнения уже грыз ногти и вертел кольцо на пальце. Больше всего он, наверно, боялся услышать свои шансы на излечение, нежели подтверждение и так известного диагноза. И этот изредка моргающий свет, и запах лекарств только сильнее нагоняли на него страх. Парень понимал — всего пару минут, и он узнает, жить ему на этой земле и сколько. И не был даже уверен, что хочет это всё знать.
Онколог появился с опозданием на десять минут, а Арсения всё ещё не было. Ещё один факт, заставляющий Шастуна переживать сильнее. Даже за руку некого взять. Они вошли в светлый и аккуратный кабинет, совсем не похожий на пугающую обшарпанную маленькую каморку в больнице. Сколько стоят все эти анализы Попов Антону не сказал, но юноша предполагал, сколько обходится краска для стен, а ещё вон тот аппарат, а ещё эта позолоченная ручка у врача, и глаза на лоб лезли. Мужчина долго подходил к делу, объясняясь сложными медицинскими терминами, поэтому Антон сидел, чувствовал себя человеком, тупеющим во время разговора, и думал, что клёво, наверное, быть богатым. Никакой тебе Зинаиды Петровны, которая прогоняет тебя со словами «дай бог не помрёшь к концу июня» и ворчит ещё что-то следом.
Врач, наконец, подошёл к делу спустя минут пять, осознав, наконец, что его пациент ни черта не смыслит в медицине. Антон даже выпрямился, когда Владимир Алексеевич, коим значился на бейджике, стал копаться в бумажках.
— Думаю, тянуть не имеет смысла, — задумчиво сказал он, на что Антон усмехнулся, — Не знаю, какой идиот вам диагноз ставил, но никаких раковых опухолей у вас в лёгких нет, к вашему счастью. Редко судьба столь благосклонна к курящим столько лет без продыху.
Юноша сидел с сосредоточенным выражением лица, не совсем осознав сказанное врачом.
— У вас доброкачественная опухоль, очень даже операбельная. Нужно будет пропить курс антибиотиков перед операцией, и после неё ещё реабилитационный период, но через месяц с лишним будете полностью здоровы, — сказал бодрым голосом Владимир Алексеевич.
Шастун потупил взгляд и переваривал новости минуты три. То есть, его сначала заставили через стёкла и боль принять раковое заболевание, а потом сказали, что у него и в помине ничего такого не было. Вот и думай теперь, Судьба всё-таки сука или нет.
— То есть... Я не умру?
— Если начнёте лечиться сейчас, то нет, конечно. Мои поздравления! Я вам все лекарства на бумажке напишу, а вы идите, обрадуйте своего возлюбленного. Он уже не может, изводится за дверью там, — сказал он и уставился в листы.
Юноша не понял, откуда врач знал про Арсения, который действительно сидел на диване за пределами кабинета, но в два шага преодолел расстояние до двери. Антон вышел из комнаты, до сих пор не до конца осознавая происходящее. Арсений вскочил с дивана и подлетел к парню. Они стояли в тишине долго, а Арс прожигал любимого выжидающим взглядом.
— Ну?.. — шепнул он, не отрывая голубых глаз от Шастуна.
А потом Антон его обнял и улыбнулся. Обнял так крепко, что у Попова весь воздух из лёгких выбило.
— Сень, спасибо тебе. Если бы не ты... — он уткнулся носом в шею мужчины, — Я буду в порядке. Антибиотики, операция, и я буду в порядке.
— Правда? — таким же неверующим шёпотом спросил Арсений, пока в уголках глаз собирались слёзы.
Только теперь уже совсем не боли. Слёзы самого искреннего счастья. «Будет жить», — грохотало набатом в голове, заставляя сердце выпрыгивать из груди, а руки сжимать талию юноши, который тоже прятал слёзы в куртке Попова.
— Правда, — проскулил он, а потом то ли по-настоящему заплакал, то ли засмеялся, вздрагивая в объятиях Арсения.