Чёрные вены

26. Последний хороший день.

Среди раковых больных распространено понятие «последнего хорошего дня». Те последние сутки, в которые твой организм живее некуда, или так, по крайней мере, кажется. Когда ты хочешь прыгать от счастья и тебе совсем не больно, хоть болезнь и продолжает убивать тебя изнутри. Никто не знает, когда он наступает, и только потом понимаешь, что вот — это он и был. Ведь дальше только хуже. Боли намного больше, ты уже на пороге отчаяния или в нём, от болезни или же от предчувствия скорой смерти. И пусть Антон не был раковым больным, но последний хороший день у него всё-таки был. Счастливый, когда он целовал Арса с таким наслаждением, словно это был их первый поцелуй, робко, но с негасимым желанием. Когда они всю ночь не вылезали из постели, отдаваясь друг другу. И пусть для обоих это был совсем новый опыт, ничто не мешало любить. Когда каждое прикосновение отдавалось электричеством по коже, а они задыхались от счастья. И любили, любили, только страстно и упоённо любили друг друга, словно они должны были навсегда расстаться на утро. Их последний хороший день, прежде чем всё покатится по наклонной.
Этим днём стало пятнадцатое апреля, когда Антон получил первый за две недели заслуженный выходной. Впервые за десяток дней ему не снились кошмары, которых он пытался избегать путём бессонных ночей, но Арс следил, чтобы он уснул, прежде чем ложился сам, даже если ему ещё четыре раза пришлось бы вскакивать от криков любимого. Поэтому Антон прыгал и почти что светился, чего не мог не заметить Арс, жарящий блинчики на кухне. Когда счастливый юноша практически влетел в комнату, Арсений дёрнулся от неожиданности, задев пальцем край сковородки. Тишину развеяло шипение мужчины. Ощущения, словно палец в мышеловке зажали. Через секунду он уже охлаждал палец ледяной водой. Антон замер на пороге, с волнением глядя на любимого, но, когда тот улыбнулся ему, расслабился. В глазах Попова играли огоньки, а на губах самодовольная ухмылка. Шастун получил свой утренний поцелуй, и Арс продолжил жарить блинчики. За окном торжествовала типичная питерская серость, которая, на удивление, ничуть не печалила. Вскоре на столе появились две чашки кофе, заботливо заваренные Антоном. Парни постоянно переглядывались, не в силах сдержать влюблённые улыбки, а потом молча позавтракали. Ел только Арс, а юноша рядом лишь чуть-чуть поклевал блинчик, потому что и кусок в горло не лез, несмотря на неплохое начало дня. А потом Попов убежал собираться на работу, пообещав, что не на долго. Но такой поворот событий был только на руку Шастуну, задумавшему устроить любимому человеку идеальное свидание.
Где-то около шести Антон встретил Арса у театра, от вида которого уже воротило. В его руках были две чашки горячего капучино из кофейни неподалёку. Неожиданное похолодание в середине апреля заставило всех жителей города завернуться вновь в тёплые пальто и свитера. Но тогда и кофе приобретал свою атмосферность, а заведения, продающие его, дополнительный заработок. Юноше пришлось какое-то время постоять у здания, пока Арсений заканчивал дела. Но спустя минут десять тот появился, не ожидая увидеть Шастуна здесь, да ещё и с тёплым кофе. Ведь в театре что летом, что зимой, одинаковая, по ощущениям минусовая, температура.
— Привет. — взглянув в любимые зелёные глаза, сказал Арс.
— Привет. Держи, — протянул Антон стаканчик с кофе мужчине, — Нам предстоит долгая дорога.
Арсений в непонимании нахмурил брови, но юноша лишь загадочно улыбнулся и переплёл их пальцы, отчего Попов невольно улыбнулся. Он так скучал по счастливому Антону, который не был похож на мертвеца и всегда мог заставить его улыбаться. До боли в сердце скучал, честно говоря. Нельзя сказать, что его не удивила резкая перемена в поведении парня, но все тревожные мысли были отброшены подальше. Они брели по набережной час, может два, разговаривая обо всём на свете, целуясь в перерывах. Их руки не отпускали друг друга. Мимо них неслись угрюмые люди, недовольные погодой, проплывали катера, катающие туристов, а потом и вовсе пошёл дождь, но и это предусмотрел юноша, открыв хоть и небольшой, но всё-таки зонтик. Они шли и шли, и Арс и понятия не имел, куда же они направлялись, оставив попытки выудить это из парня. Потихоньку вечерело, становилось чуть более холодно, но их тепло грело души. Антон не мог оторвать взгляд от восторженного Арсения, который постоянно что-то оживлённо рассказывал. Его глаза светились как-то по-новому.
Где-то в семь они оказались на пороге какого-то неприметного кафе. Совершенно обычное, с гирляндами из лампочек на окнах, мягкими диванчиками и тёмными столиками, оно имело огромное значение для Антона. То самое кафе, в котором он нашёл ответ на мучивший его на тот момент вопрос: «А реален ли Арсений вообще?». Но вот он стоит рядом, влюблёнными глазами поглядывая на задумавшегося юношу, и сжимает его худую руку. Попов тоже помнил это место. Когда думал, что сходит с ума, он написал здесь письмо Антону, в существовании которого не был уверен. Судьба так много раз подводила их настолько близко друг к другу, что осознание этого просто грызло глотку. И лишь когда оба были на границе сумасшествия, только тогда парни встретились. Пройдя через огонь, воду и колючую проволоку, они выжили, чтобы стать хотя бы временно счастливыми. И пусть это «временно» всего лишь полтора месяца. Уж всяко лучше так, чем в одиночестве с мыслями о суициде и нескончаемыми сигаретами.
Они выпили пару кружек кофе, снова говоря о вечном, и просто захлёбываясь в любви. А потом Антон снова потащил Арса куда-то, прося не задавать вопросов. Они шли, нет, почти бежали по стремительно пустевшим улицам, ощущая всю свободу и счастье внутри. Оно сопровождало их повсюду: в каждой звезде на таком тёмном небе, в каждой мимолётной улыбке или беглом взгляде, лёгком прикосновении рук. Антон звонко смеялся, чем заставлял Арсения ухмыляться, не веря в реальность происходящего. Потому что его мальчик уже давно не был таким светлым. А сейчас Шастун без умолку говорил о постановке, рассказывал о своих идеях и монологе, который ранее зачитывал перед комиссией, которую он, кстати, прошёл. Впереди бесконечные репетиции, костюмы, декорации, и, конечно же, первый спектакль. И он очень хотел, чтобы Попов сидел именно в зале, а не был, как обычно, за кулисами. Тот, естественно не смог отказать юноше. Шастун кричал о своём счастье на всю улицу, хотя уже буквально ненавидел эту работу. Всё равно мечта оставалась на месте, где-то в укромном уголочке сердца. Арс ничего не говорил, лишь изредка смеясь и кивая, пока парень тащил его за собой. В ушах стоял звонкий и радостный смех, который был дороже, чем весь этот город.
Они остановились у высотного дома, где-то на краю центрального района. Здание было построено не так давно и выглядело довольно опрятно. Арсений замер на миг, в непонимании оглядывая строение. Что же привело их сюда? Антон рукой поманил любимого к себе, подходя к железной двери подъезда. Он набрал номер квартиры, пока взгляд Арса осматривал окрестности. Из домофона раздался женский радостный голос: «Антош, вы?»
— Мы! — бодро, с улыбкой ответил тот.
Дверь с пиликанием открылась, впуская парней в аккуратный холл. Через мгновение лифт нёс их на двадцать второй этаж. Стоя в замкнутом пространстве, их взгляды пересекались, а руки переплелись. Антон не мог перестать разглядывать прекрасное лицо мужчины, его тёмные волосы и глаза. Два океана, в которые он влюбился уже так много времени назад. Двери с шумом открылись, вырывая влюблённых из раздумий, и юноша потащил Арса в сторону какой-то квартиры в дальнем углу лестничной клетки. В дверном проходе стояла девушка, которую Попов раньше не видел. Красивая блондинка с зелеными глазами, в пижамных штанах и растянутой кофте. Она мягко обняла Шаста, пока Арсений бурил её взглядом. Непонятная ревность стала появляться в груди, хоть и понимал, что она Антону никто больше, чем друг. Вскоре девушка оторвалась от парня и сказала, протягивая тому небольшой ключик:
— Еле-еле выпросила у вахтёрши. Она у нас сварливая, от неё ничего не добиться обычно, вообще. Может, просто настроение хорошее было сегодня, не знаю. — она пожала плечами.
— Спасибо большое.
— Кстати, что ты мне не позвонил даже ни разу после той тусовки?
— Да я просто замотался. Сейчас работы в театре ещё прибавится, говорят, а Паша уже грозит увольнением. Только то, что я по пятницам играю на гитаре на публику, и спасает. — ответил Антон, — Ладно, мы пошли, спасибо тебе огромное, Лер, ещё раз.
— В любом случае, я рада, что ты нашёл его. Мог бы сразу сказать, что голубок, знаешь ли. — она рассмеялась, — Только не очень долго, ладно? Ключ под ковриком оставите. И попроси Серёжу мне позвонить.
— Он немного не в состоянии сейчас. — пискнул Арс, который всё время разговора его парня с незнакомкой стоял в ступоре и разглядывал грязно-белого цвета стены лестничной клетки.
На что Лера кивнула и, бросив тихое: «Пока», закрыла дверь. Арсений застыл в немом вопросе, на который Шастун моментально ответил.
— На вечеринке познакомились. Только не ревнуй. — с ухмылкой произнёс он, — Пошли, любовь моя. Нам дорога к небесам. — таинственно улыбнувшись, прошептал Антон.
Весь их вечер был покрыт загадкой, в которую продолжал играть юноша. Взяв мужчину за руку, он повёл Арсения к лестнице за соседней дверью. Они прошли четыре пролёта в тишине, остановившись у тяжёлой чёрной двери. Ключ легко повернулся в замке и Антон отворил её, пропуская любимого вперёд. Они вышли на крышу, с которой раскинулся вид на огни ночного Петербурга. С двадцати пятиэтажного здания было видно буквально чуть ли не весь город. Набережные и каналы, телебашню, которая сверкала словно в тысяче страз, мосты, которые вот-вот должны были развести. Арсений замер с приоткрытым ртом, оглядывая увиденное. Никогда он не видел свой любимый Петербург таким прекрасным. Эта таинственность завораживала. На крыше было очень темно и холодно, но Попова мало волновали эти факты. В темноте он не видел, как на него смотрел Антон, но это был самый любящий взгляд. На самом краю, у бортика, стояло пару бокалов и... Лимонад. Потому что Арс всё ещё пил таблетки, которые были несовместимы с алкоголем, а обезболивающие, принимаемые Антоном, в сочетании со спиртным могли повлечь нежелательные последствия. О таблетках Шастун не говорил, как и о том, что он вот уже неделю не ел, потому что был уверен — сам справится. Еда просто не воспринималась желудком. А если он и мог что-то проглотить, то всё рвалось назад. Но Попову знать об этом не нужно было. Сейчас был важен только этот момент, одно мгновение, которое навсегда останется в памяти и будет поддерживать веру в любовь.
Арсений порхающей походкой подошёл к бокалам и протянул один Антону, который не мог перестать улыбаться. Они смотрели на ночной город, вид на который не был загорожен впереди стоящим домом, как на крыше у Шаста. Мелькали фары далёких машин, похожих на игрушки. Их окружала прекрасная тихая ночь, которая окутывала дурманом душу и разум. Арс потянулся к сладким от напитка губам любимого, оставляя на них лёгкий поцелуй. Но хотелось ещё. Их жизнь была похожа на песочные часы, и каждый почему-то был уверен, что песок сверху вот-вот кончится. Поэтому ни один не хотел отпускать. Боялись боли, потерять друг друга навсегда. Хоть в мире родственных душ такое кажется почти невозможным, правда? Им было тяжело думать о будущем, потому что оба спотыкались и падали, стоило только ощутить что-то кроме усталости от этой жизни. Они старались не вспоминать о прошлом, но жить сейчас было сложнее всего. Потому что неизвестность страшит даже самых храбрых воинов. Может парни были слабыми, возможно их души легко сломать, но, несмотря на это, они являлись смелыми людьми. Ведь сделать шаг в неизвестность, даже если знаешь, что она убьёт тебя, это самое высшее проявление силы.
Они ещё долго целовались, замерев недалеко от края, ещё шаг — и в пропасть. Просто пропадали друг в друге, забывая обо всём. На них глядели с небес звёзды, которые заменяли фонарики. Лишь изредка влюблённые парни прерывались на рваные короткие вдохи, стремясь как можно быстрее снова почувствовать поцелуи на губах, жгучие и заводящие. Это выглядело словно сцена в мелодраме, где все ещё пока счастливы.
— Я так сильно тебя люблю... — выдохнул Арс в губы Антона.
Его руки уже блуждали под футболкой юноши, считая пальцами рёбра, так сильно выпирающие на фоне впалого живота. Когда Арсений почувствовал тяжесть внизу собственного, он прошептал, глядя в глаза Шастуну:
— Пошли домой, а?
Тот лишь часто закивал в ответ, стараясь отдышаться. Они рванули с крыши, совсем забыв о всей красоте, представшей перед ними ранее. Минут через десять они плюхнулись на жёсткие сиденья в метро, оба запыхавшиеся, заведённые и до одури счастливые. Любовь останавливала сердце и ускоряла его. Они не чувствовали холода из-за жара собственных тел. Чтобы хоть как-то отвлечься, Арс начал задавать бестолковые вопросы, которые веселили Шаста. Он смеялся так звонко, словно разом тысячи колокольчиков звенело совсем рядом. На них озирались пассажиры, но двум парням было плевать с высокой башни. Антон прижимался к улыбающемуся Попову, который оплёл его плечи рукой и изредка целовал в висок. Холод улицы отрезвлял, но они, подобно пьяным, кричали на всю улицу о любви к друг другу и этой жизни. Но стоило им войти в квартиру, веселье снова сменилось негасимой страстью, и уже у входа они срывали друг с друга одежду, наспех сбрасывая ботинки.
Оказавшись на просторной кровати Арсения, Антон одним движением стянул с себя тонкую футболку, которая только мешала. Низ живота приятно тянуло. Арс лежал под ним, разглядывая юношу, который очень волновался. Из-за нервов у него тряслись руки, и некоторые движения получались резкими. Для обоих это был новый опыт, потому что никто из них не занимался любовью со своим полом до этого. Они вообще считали себя натуралами и ждали прекрасную девушку. Но Судьба шутки шутить любит, поэтому свела этих двоих вместе, хоть зная, сколько боли они привнесут в жизнь друг друга. Но она прекрасно понимала, сколько в этих отношениях будет любви, в которой оба просто утонут. В комнате горела лампа из икеи, которая распространяла тусклый свет. Антон на секунду замер. Не то чтобы не знал, что дальше делать, а просто пытался запомнить Арсения вот таким. Счастливым, изнывающим от желания, со сбившимся дыханием, которое тот тщетно пытался восстановить. Шаст провёл кончиками пальцев по его скуле, о которые мужчина потёрся, словно кот. Юноша не мог не улыбнуться этому жесту, а затем откинул тёмную чёлку брюнета с его прекрасных глаз. Арсений ухмылялся, ожидая продолжения, но парень словно специально мучал его. Он касался его рук и бёдер, вызывая ток по всему телу. Арс тонул в зелени этих глаз, прекрасных и таких любимых. Но вдруг нежность во взгляде Антона сменилась тревогой. «Всё хорошее имеет дурацкое свойство — заканчиваться.», — промелькнуло в голове. И как скоро его счастье кончится, сказать он не мог. Он дрожащим голосом прошептал в губы Арсения:
— Запомни меня таким счастливым...
Попов с непониманием уставился на юношу, собираясь что-то сказать, но тот заткнул его долгим настойчивым поцелуем, а потом спускался всё ниже и ниже. Сначала к шее, потом к ключицам и животу, доходя до пряжки ремня. И эти прикосновения губ сводили мужчину с ума. Он тихо постанывал и прогибался. Антон даже улыбнулся такой реакции. Вскоре от воскликов и стонов Дырсик, вошедший в комнату, ретировался в дальний угол кухни...
Через какое-то время, уставшие и разгорячённые оба парня лежали в обнимку на кровати. Антон почти сразу уснул, тихо посапывая на груди Арса, а другой не мог перестать размышлять. В его голове вились долгие монологи про любовь, про время и про Судьбу, конечно. Он не мог перестать смотреть на прикрытые веки любимого, на его тонкие губы. Если бы они встретились в другое время, Шаст бы сразу нашёл общий язык с его дочкой. Почему-то Попов был уверен в этом. Встретившись бы они раньше, вся его жизнь изменилась бы. Потому что человек способен своими действиями отсрочить какие-то события, но изменить Судьбу не может никто. Если бы Арс познакомился с Антоном ещё когда тот подарил Лизе ромашку. Если бы Шастуну хватило мозгов не спать в кафе. Если бы, если бы... Одни сплошные «если» заполнили голову. Но что уж теперь изменится? Ровным счётом ничего.
— Я так сильно люблю тебя, Тош. Я боюсь потерять всё, что у меня сейчас есть. — прошептал Арсений ему в макушку, — Почему у меня внутри чувство, что я тебя ломаю? Медленно, но верно. Ты толком не ешь, а эти кошмары... Я же в них замешан. Прости меня, моя любовь... Слышишь? Наверно, нет.
Вскоре ему всё-таки удаётся уснуть, хоть и с большим трудом. Арс нервно спит, то и дело дёргаясь. Только мальчишка под боком даёт успокоение. Наверно, он просто слишком влюблён.
Что такое любовь? Доверие ли это, такое беспрекословное и настоящее, поддержка ли? Может, волнение, от которого буквально стынет кровь? Возможно ли, что это чувство — не что иное, как желание помочь, спасти, уберечь? Счастье, когда человек, которого ты так страстно любишь, улыбается? А может любовь — всё из этого списка? Или это что-то большее, чем просто любовь? Когда ты чувствуешь его боль на расстоянии тысяч километров и слышишь его смех у себя в голове даже когда совсем далеко. Это всё важнее и сильнее просто любви. Это — смесь из привязанности и чего-то немыслимого, внеорбитного, чего-то на грани фантастики с космосом. Что-то такое чувствовали оба, ведь от лёгких касаний перекрывало дыхание, а поцелуи заставляли дрожать. Когда после тяжёлого дня ты засыпаешь в объятиях любимого человека, вдыхая его запах, когда ты приходишь к нему, совсем беспомощный и отчаявшийся, а он говорит, что любит и что они всё исправят. Вдвоём. Когда черти в голове глушат остальные мысли, любовь бьёт этих чертей. И всегда побеждает. Ты просто спасаешь себя, в попытках помочь ему. Потому что понимаешь — без него тебе не жить, что всяко лучше с ним, пусть сломанным, разбитым, но зато с ним. Сердце выпрыгивает в ожидании звонка и простого «Всё хорошо», а дыхание сбивается. Когда рука держит другую руку, и вы дальше идёте по этому пути, даже если придётся три сотни раз споткнуться, а несколько раз и вовсе упасть, но вы поднимаете друг друга, или ползёте. Когда он улыбается, то ты тоже, потому что любишь смотреть на его светящиеся глаза, хоть на душе просто шторм, который сносит. Просто хочешь быть рядом, на каждом шагу.
И если не любовь, тогда что же это, по-вашему?