Чёрные вены

54. Навсегда.

Антон сидел на корточках напротив Арсения и смотрел тому в глаза. Попов был взволнован больше, чем сам парнишка, перед предстоящей Шастуну операцией. Брюнет притопывал ногой, метался взглядом по коридорам клиники и покачивал головой, стараясь эту нервозность с себя сбросить. Они молчали по приезде минут десять, пока Антон старательно выискивал что-то в голубых глазах Арса, а последний думал, как бы волнение убрать. Всё будет хорошо, должно же быть хорошо, правда? Ему в этих коридорах было неуютно, совсем некомфортно. Мужчина не представлял, как просидит здесь долгие часы в ожидании, пока Шастун будет там, на хирургическом столе. Никто из них не думал о рисках, потому что хотелось верить, что в кои-то веки всё будет нормально. Вскоре подошёл врач и сказал, что операция начнётся через полчаса. Антон лишь кротко кивнул и переплёл их с Арсением пальцы. Сам парень не волновался совсем, в нём никакой тревоги не было. Устал уже за каждым поворотом искать подвохи.
— Арс... — мягко начал он, — Не волнуйся так, всё будет нормально. Почему ты сильнее меня переживаешь?
— Я даже думать не хочу о том, что что-то может пойти не так. Не хочу. На нас весь мир обрушился в этом году. Что там было? Анорексия, нервные срывы, истерики, расставания, огонь... — тараторил Попов.
— Стоп! — вскинул руки Шаст, — Переставай себя накручивать.
— Ладно, — смиренно ответил Арс.
— Послушай меня, — он стянул с пальца помолвочное кольцо, удивив Арсения, и продолжил, — Возьми его себе на время. Когда я приду в себя, отдашь обратно. Храни его для меня, ладно? Я буду в порядке, и ты мне его вернёшь.
Антон вложил украшение ему в ладонь и улыбнулся. Так будет лучше, если Попов сохранит его. Этому кольцу совсем не нужно было видеть операционных и всей этой болезненности. Последнее из многих, что осталось на руках Шастуна. Он свои старые металлюшки давно уже не носил из-за нежелания, а это ему было так дорого, как и тот, кто его подарил. На балконе, под звёздами, поздней ночью... Антон тот момент помнил, как сейчас.
— И вот это, — юноша протянул бумагу, сложенную вдвое, мужчине, — тоже. Прочитаешь, пока я буду там, окей? — заключил Шастун.
А потом прильнул к его губам, нежно целуя их. Проник в его рот языком, углубляя поцелуй, придвигаясь всё ближе и ближе. Проходящие не замечали двух счастливых людей, у которых всё должно стать хорошо совсем скоро, или просто не хотели замечать. Арсений скользнул руками на шею юноше, прижимая к себе ещё ближе. Они так долго целовались, смакуя губы друг друга, наслаждаясь этими поцелуями. Хотелось верить, что не в последний раз. А потом Антон ушёл. Растворился в аккуратных, приторно стерильных коридорах. Арсению же оставалось сидеть и ждать неизвестно сколько времени, что он вернётся, сжимая в руках кольцо, которое ему доверил его самый дорогой человек.

***
Шёл третий час пребывания Антона в операционной. Арсений и правда с ума сходил от этого вымучивающего ожидания. Не решался всё развернуть листок и прочитать, что же ему там написал Антон. Только рассматривал кольцо и разглядывал стены с видом очень заинтересованным. Никто из медсестёр, выходящих из операционной, ничего ему не говорил, оставляя на душе ещё более тревожный комок из ожидания и страха. Как бы Арсений, уставший от постоянной нервотрёпки, не пытался себя отвлечь от мрачных мыслей, они с завидной упёртостью ломились в его голову, грохоча мерзкими пугающими картинками. Только бы всё не кончилось плохо. Только бы Антон вышел оттуда живым. Все их попытки сохранять спокойствие в последние недели больше напоминали безуспешные старания по спасению утопающего. Всё равно ведь утонет. Арсений стал снова принимать успокоительные, боясь вернуться к состоянию полуживого. Этот год, он окончательно его добил. Безумие какое-то творилось в их жизни, и было совсем непонятно, чего ещё ожидать. Думаешь, что хуже быть не может, но... Хуже может быть всегда. Попов, его нервная система, в частности, летел в великие тартарары. Мысли настолько внутри спутались, что он просто вскочил с дивана и стал нервно расхаживать вперёд-назад по коридору, теребя в руках уже помятый по углам листок.
Он решился его открыть на четвёртый час пребывания в полном одиночестве в стенах клиники. Конечно, он мог бы эту тоску скрасить, позвав Серёжу сюда, да и Дима рвался приехать, но оба были очень сильно заняты съёмками в шоу, которое получило высочайшие рейтинги. «Импровизация» становилась всё популярнее. Арс с Антоном кастинг тоже проходили, и их даже хотели взять, но все эти внезапные проблемы перечеркнули планы по завоеванию телевидения. Когда-нибудь обязательно, но точно не сейчас. Попов развернул листок с текстом, который был исписан привычным корявым почерком.
«Моё солнце,
Я скучаю по тебе. Я очень по тебе скучаю. Не знаю, сколько меня нет рядом, но знаю, что ты скучаешь тоже. По нам невозможно не скучать. По посиделкам на подоконнике, по поцелуям, по ночным просмотрам кино. Ты очень любишь французские мелодрамы, я помню это тоже. Потому что я не могу не помнить тебя. Ты — лучший любовник, лучшая любовь моей жизни. И я не жалею ни о единой секунде. Ни об одной. Я же не умер, да? Надеюсь, что нет, потому что я не хочу расставаться с тобой. После того раза больше не хочу, Арс. Никогда. Я хочу чувствовать твои губы на моих, на моей шее, тебя во мне и тебя рядом. Последнее особенно. Мы столько пережили вместе, что невозможно представить, во сколько уложилась бы наша автобиография. История нашей любви. Все поиски, риски, взлёты и падения, общее начало нового, и сжигание прошлого. Тоже вместе. Пожары, расставания, танцы и наша жизнь в целом. Потому как мы были лучшими игроками в игры госпожи Судьбы, и если мы оба живы — это наша с тобой победа. Если ты читаешь это, но... Я не рядом, проиграл я один. Но суть не в проигрыше или поражении. Суть в том, что мы прошли этот путь с тобой вместе, не потеряв себя. Ты стал, может, совсем другим, да и я тоже, но мне лучше. Мне, несомненно, лучше, когда ты рядом. Мне стало лучше сразу же, как только ты появился в том парке со своим бархатным голосом и глазами-океанами, полными недоверия. Я знаю, что не верил ты, скорее всего, себе. Нам долго дурачила голову судьба. И ей удалось окончательно добить меня, если ты читаешь это письмо. Я эту финальную битву проиграл заведомо. Заранее, так же как я влюбился в тебя, вернее, в твой образ. Он не совпал с настоящим тобой, но реальный ты нравишься мне намного больше. Потому что реальный ты меня не покинул. Ты меня склеил по кусочкам, сломал, снова склеил и так много раз, но мне хорошо с тобой. Потому что я делал то же самое. Ты — лучшее в моей жизни. Мы стоим друг друга настолько, что дьявол возьмет наши души либо вдвоём, либо не возьмёт совсем. Рай нам не светит явно, но вечность на Земле тоже неплохо. Если вместе. Потому что я без тебя больше не хочу. Я так долго тебя искал... Мне без тебя холодно, голодно и нечем дышать. Я здесь, я живой, со мной всё хорошо, я надеюсь. Поцелуешь меня, как очнусь? Потому что я хочу этого. Потому что я хочу очнуться и получить этот чёртов поцелуй от тебя. Потому что я устал быть без тебя, и я так по тебе скучаю. И нет идеального времени и места, чтобы попросить тебе об этом, потому что мы не знаем, что дальше. Но я никогда тебя не оставлю, никогда, слышишь? Потому что я слишком долго искал тебя, чтобы умереть от дурацкого рака или ещё какой-нибудь проделки судьбы. Потому что я люблю тебя. Я слишком сильно люблю тебя, чтобы перестать бороться.
За тебя. За нас обоих. Потому как мы стоим этой борьбы. Пускай даже до смерти.
Навеки твой,
Антон.»

Арсений с грустной улыбкой читал всё это, перечитывал несколько раз. Все эти фразы, которые они успели сказать друг другу, Антон запомнил и написал сюда. Он знал, что это Арсению поможет. Ведь они действительно стоили той борьбы, которую вели вот уже так много времени. Потому что как бы оно ни было сложно, больно или порой очень грустно, всё это стало прахом по сравнению с тем, что они приобрели. Безумная любовь, отбивающая всякие разумные мысли и заставляющая тебя страдать. И жить при этом, тоже. Сложно сказать, хорошо ли это безумство или нет, потому что оно приносит немало боли и разочарований, но... Любовь же?
Арсению раньше так любить не приходилось, чтобы до дрожи в коленях, до искр из глаз, до боли от слишком уж активных бабочек в животе. Он и не мог, на самом деле. Навряд ли он кого-то бы так полюбил, как любит Антона сейчас, даже если бы никаких родственных душ и не было. Хотя, во всей этой истории с твоей половинкой он уверен уже не был, потому что Серёжа с Марией были невероятно счастливы и любили друг друга до такого же безумия. Потому что мало на свете вещей, которые бы могли такую любовь победить. Попову нравилось во всей этой идее только то, что если твоя истинная пара любит тебя по-настоящему, но она не изменит тебе никогда. Но это ведь и в мире без родственных душ справедливо, правда? Просто здесь за тебя решили, с кем ты будешь. Здесь у тебя почти всегда есть уверенность в том, что тебя не покинут. Это было для Арсения самым важным. Тут только смерть на пути вставала и пугала до мурашек, до скрученных внутренностей. Арсений не был готов потерять Антона сейчас. Он его лишиться не был готов никогда. Случись оно через очень много лет или сегодняшним вечером.
Проблема была только в том, что его снова решили проверить на выдержку, на стойкость, которую он отстраивал так долго после той злополучной аварии. Его жизнь из своих цепких лап отпускать совсем не хотела, оставляя от Арсения разве что оболочку, тело, потому что свою душу он уже триста раз продал ей же за жизнь любимого человека. Самого дорогого человека, чтобы тот никогда не пропадал среди миллионов даже на секунду, не то, что навсегда. Слишком глубокие раны остаются. Жизнь решила проверить его на стойкость, поэтому, когда по коридору разнёсся взволнованный голос одной из медсестёр, что была до этого в операционной, где находился и Антон, Арсений не медля вскочил с места.
— Есть здесь родственники Антона Шастуна? — спросила она.
Попов подлетел к ней в одночасье, надев кольцо на свой безымянный палец, чтобы не пропало никуда.
— Я — его муж, что-то случилось? — он всё ещё врал об этом.
— Нам необходим донор крови в срочном порядке.
— Да, я могу, у нас с ним одна и та же группа крови, да и резус-фактор тоже, — ответил он совершенно спокойно, и только потом ему в голову ударили слова женщины, — А... Ч-что, собственно, происходит? — боязливо спросил он.
— Внутреннее кровотечение, угроза жизни, пойдёмте, пойдёмте скорее, — протараторила она, схватив его за запястье, что взорвалось адским огнём в ту секунду.
Больше Арсений ничего не слышал. Угроза жизни. Как только была произнесена эта фраза, всё в медицинском центре стало сразу шебутным, раздавались возгласы врачей и медсестёр. Мужчина не помнил совершенно, как его отвели в маленький кабинет, взяли его кровь. Он не помнил совсем ничего из того часа. В голове грохотал убийственным звуком пульс. В кровь ударил адреналин, вводя мужчину в состояние истерики. То, чего он так боялся, снова с ним случилось. Припадок. Потому что как бы не помогал ему Антон, внутри его нервы всё так же изрезаны и убиты напрочь. Он скулил и бился о кафельные стены в туалете, сжимался, обнимая колени руками и бил кулаками по двери. Арсений не знал о том, что сердце Антона тогда уже работало на всех своих пределах, пока врачи пытались исправить положение. Арсений не знал о том, сколько крови потерял Антон, да и не нужно было ему об этом знать. И без того его болезни взяли верх над ним. Всё, что так долго копилось внутри, обратилось во взрыв из эмоций с примесью адреналина. Арсений вцеплялся в свои плечи ногтями, раздирая бледную кожу до крови. А потом эта адская боль постепенно отступила, эти помутнения разума рассеялись, и он встал, уперевшись ладонями в раковину. На него было страшно смотреть из-за синяков, усталого лица, на котором горело отчаяние, и разодранных рук. Это был не он. Это были последствия ДТП, которые никогда его не оставят. Выбора у него не было, подчиняться им или нет, они брали контроль над телом и разумом мужчины, но у него был шанс найти спасение в любимом человеке, только бы он выжил сегодня. Потому что Антон помогал и всегда будет помогать Попову.
Арсений накинул на себя джинсовую куртку, чтобы скрыть следы своего сумасшествия и пришёл назад в узкий коридор, где находилась операционная. Там сейчас электрошоком пытались запустить сердце худого юноши. Все приборы с ума сходили от жизненных показателей парня, которые падали со сверхзвуковой скоростью. Арсений же просто ждал в коридоре. Большего он бы и не добился. Он перед собой ничего не видел, а слышал только оглушающий писк приборов. Он ждал и ждал, прожигая взглядом стены, выдавливая полумесяцы на коже рук ногтями. Молился, сложив ладони у рта. Это были самые ненавистные, самые ужасные и самые отчаянные минуты в его жизни. Он не знал, чего ждать, да и не ждал ничего уже, а просто тихо надеялся на лучшее. Надежда умирает последней. Так говорят многие люди, и действительно верят в это. И Арсений поверил, потому что ему больше ничего и не оставалось. Он медленно умирал изнутри все эти грёбаные десять минут. А потом из-за дверей послышалось размеренное пиканье. Пульс Антона пришёл в норму.
Живой.