Чёрные вены

34. Никогда не отпускай любимых.

Мы — то, что мы сочиняем, потому что мы вкладываем в это нашу душу, которую так стараемся сберечь. Пускай это будут сценарии кино, невозможных отношений, которые мы придумываем перед сном, или книги в сотни страниц. Это всё создано нами. Антон же сочинял стихи, написал их сотни, посвящая всем и вся, потому что так ему было проще разобраться в себе. Сидел часами на подоконнике, складывал мысли в рифмованные строчки. Это помогало. Он больше не держал никаких обид на Арсения, он хотел его просто любить, снова утопая в глазах. Может быть, поверил в то, что бросили его, чтобы защитить, или увидел его сожаление. Только доверия больше не было. Страх поселился внутри, передавив вены. А вдруг это снова повторится? Ведь работа над постановкой только усилится, а анорексия вообще наступает на пятки. Если он или Арс снова не выдержат? Снова сорвутся, расстанутся, перебьют посуду и прольют литры, десятки литров слёз? Парень просто это не переживёт, или, в лучшем случае, утратит умение верить людям. Возможно, внутри он был готов снова сделать этот важный шаг, доверившись. «Никто не говорил, что будет легко, но может быть и стоит попробовать?» — думал Антон каждый день. Только одно пугало — неизвестность. Ведь их мосты уже были сожжены, а значит, отстраивать их придётся заново.
Антон курил, сжигая лёгкие снова и снова, пока за окном лил дождь. Парню осточертело бесцельно бродить по улицам, едва ли переставляя ноги, он устал от всего вокруг, поэтому он завернулся в одеяло, чтобы стало теплее, и остался дома. Ещё полторы недели в Воронеже, и он вернётся в Петербург, где это состояние приобретало хотя бы атмосферность. Дым слетал с его бледных губ, горечью оседая внутри. Антон ждал чего-то, но сам не мог понять, чего именно. Дима уехал куда-то, а больше видеть никого и не хотелось. Юноша изменился за эти месяцы, так сильно, что едва ли можно было увидеть в нём того провинциального парнишку с глупой улыбкой на лице. Раньше стихи были развлечением, сейчас стали спасением, помощью. Любовь казалась светлой, но теперь приносила лишь боль и бессонницу. Антон умел мечтать, был загадочным, потому что жизнь играла с ним в лотерею. Не знаешь, проснёшься ли завтра. Но Антон всё ещё был тот самый Антон, с его беззаботностью, которая просто немного покрыта тучами, с заразительным смехом и кучей дурных привычек. Пускай, этот смех стал немного истеричным, но остался таким же звонким. У него всё то же мрачное прошлое с множеством поломанных костей, смоли в венах и кошмарами, но он видит этот свет во всём и по сей день. Звенит браслетами, носит бесформенные толстовки и любит Арсения. Может, с боязнью, с недоверием, но всё ещё любит. Потому что как бы люди не менялись со временем и обстоятельствами, внутри мы те же. И чувства наши тоже.
Дома не было ни грамма сладкого. Чай с сахаром его организм воспринимал, как пищу, как и редкие блинчики и фрукты. Вес летел вниз, подползая к отметке «пятьдесят пять». Есть не хотелось, но парень себя заставлял, по чуть-чуть, но питаться. Но почти всё рвалось назад. Юноша устал не есть, не спать по ночам больше четырёх часов. Рядом никого не было, чтобы помочь. Но он же привык всё сам, правда? Только сейчас было настолько лень выползать из дома, что он решил зайти к соседке за сахаром, вместо прогулки до магазина. Рядом с ним жила женщина в преклонном возрасте с жирным котом, вечно лежащим у батареи. Она всегда была очень добра к Антону и его маме, когда та ещё была жива. Мальчик часто сидел у неё, пока мама была на работе, играл со старым-старым Зюзиком, который тогда был ещё совсем мелким котёнком. Но время шло, парень взрослел, появлялись новые обязанности и времени на визиты к старой женщине больше не хватало. Лишь изредка парень приходил к ней на пару кружек чая. И сейчас наступил этот самый момент.
Стоя в тапочках на лестничной клетке, с кружкой в руке, он нажал на кнопку звонка. Какое-то время за дверью было тихо, но потом послышалось какое-то шебуршание. Вскоре щёлкнул замок. Дверь с долгим протяжным скрипом открылась. В следующую секунду радостный восклик жительницы квартиры разлетелся по этажам.
— Антоша, неужели ты?
От тепла в её голосе на лицо сама запрыгнула улыбка, и он тряхнул головой.
— Заходи скорее!
— Да я только сахара попросить хотел, Раиса Ивановна. — опустив голову, пробурчал юноша.
— Ничего не знаю, зашёл. — командным тоном ответила женщина.
Антон засмеялся и всё-таки переступил порог квартиры.
— Ты куда пропал? А то с декабря ни слуху, ни духу. — спроваживая Шастуна на кухню, спросила Раиса, — Господи, а худой-то какой!
— Да я всегда таким был. — отмахнулся юноша в надежде, что в это поверят.
— Не правда. Марш на кухню, есть. У меня пирог и печенье свежие.
Антон не знал, как выкручиваться из сложившейся ситуации, да это и бесполезно. Рано или поздно, женщина всё выведает. Она умела вытягивать информацию из людей, обладала этим странным магнетизмом.
— Да я в Петербург переехал жить. — сказал Антон, присаживаясь на стул на кухне.
— Неужто ли встретил кого? — взглянув на его руки, спросила женщина.
— Да... Но мы расстались, незадолго как я сюда приехал. — неуверенно, с запинкой проговорил юноша.
— Как же расстались? Не бывает так, чтобы родственные души не любили друг друга.
— Да я и люблю... И он, наверно, тоже. — признался Антон и опустил взгляд.
Раиса лишь вскинула брови.
— А что ж вы так? — со свойственным всем женщинам в её возрасте сожалением и покачиванием головой, произнесла она.
— Долгая история, Раиса Ивановна.
— А ты куда-то торопишься? — спросила она.
Парень помотал головой. Пообщаться с кем-нибудь действительно не будет лишним. «Не чахнуть же дома, верно?» — подумал Шастун и отхлебнул из появившейся перед носом чашки со сладким чаем.
Антон снова рассказывал всю эту часовую историю ещё одному человеку. Признаться честно, он устал. Слова добивали его и вселяли сотни сомнений по поводу принятых решений. Парень снова думал, стоит ли пытаться начать всё заново, пока повторял заученное письмо, которое с такой лёгкостью всплывало в памяти и слетало с губ. Его взгляд метался по старой, пыльной кухне, не в силах задержаться на одной точке. Мысли снова бегали со внеземной скоростью. Потом он ушёл от темы расставания, сам того не заметив, и стал вспоминать об их моментах. Когда они бегали под холодным мартовским дождём после очередного свидания, смотрели дурацкое французское кино, целовались, и любили друг друга. Антон и сейчас, когда всё так сложно между ними, не скупился на слова о любви, просто не мог перестать их произносить. Женщина ни разу не перебила юношу, с каким-то упоением слушая его. Возможно, парню давно уже стоило открыться перед кем-то, кто не будет осуждать. Потому что Раиса никогда не судила его. Может, предупреждала, невзначай бросала какие-то фразы, но не осуждала. Антон всё сплетал мысли в предложения, плавно переходя с одной темы на другую. Признался в проблемах с питанием, отчего соседка охнула, а потом рассказал про театр. И все эти воспоминания так или иначе были связаны с самым важным в его жизни — с Арсением. Именно так он его и назвал, его главной «ценностью и всей моей любовью». Поведал о ссорах, о ночи в центре Петербурга, а потом про то, что было после. Не умолчал и о последней их ругани, и тихо-тихо сказал про поцелуй. Он вздыхал, поднимал глаза к потолку, разглядывая старую люстру. Он говорил уже не для женщины рядом, а скорее для себя, раскладывая всё по полочкам. Но в определённый момент слова кончились, и он вздохнул, тихо проговорив:
— Я вас, наверное, уже замучал своими рассказами.
— Нет, Антош. Конечно нет. Я понимаю, что тебе нужно было выговориться кому-то, потому что не всегда справляться с чем-то в одиночку — правильно. Скорее, почти всегда это неверно. Не всегда могут помочь друзья, понять любимые люди. Но он ведь тебя понимает, этот твой Арсений. Просто ты привык быть один, переживать всё в одиночку. Не всегда с чем-то разобраться можно, не думая об этом сутками, неделями, не прибегая к помощи. Выслушать — это то, что я могу для тебя сделать. И если это тебе поможет, я буду счастлива. — сказала она неспешно.
Антон кивнул, отхлебнув от третьей уже кружки с чаем.
— Ты говорил о нём так, словно твои чувства безответны перед этим человеком. Но ведь это совсем не так. Он же любит тебя, и это легко понять по твоим рассказам. Любит, но очень боится навредить. И ты не можешь его забыть, да и не хочешь, наверное.
Антон ухмыльнулся, удивляясь правоте Раисы. Она умела считывать людей, замечала малейшие запинки и интонации. Это можно было спокойно назвать самым настоящим даром.
— Я не хочу забывать его. Мечтаю только снова вспомнить о его любви, заботе, завернуться в его объятия. Я скучаю по Арсу, очень сильно скучаю. Но боюсь теперь довериться. — почти прошептал юноша.
— Если ты ему не сможешь поверить, не сможешь довериться его «люблю», то ничего даже не сможет начаться сначала. Отпусти обиды, Антош, те, о которых ты говоришь с такой неуверенностью. Ты же поверил в его «скучаю». — она по-доброму улыбнулась, — Позвони ему, сегодня, завтра, не важно, но если не хочешь — не отпускай. Никогда не отпускай любимых.
Антон слабо улыбнулся и решил, что женщина права. Но звонить почему-то он не спешил. Боялся услышать, что не нужен. Какая глупость, правда?
Они ещё немного поговорили, Раиса даже рассказала пару историй из молодости. А потом старые часы с кукушкой пробили десять вечера. Антон решил, что засиделся. И так воспользовался гостеприимством и терпением старушки. А ещё съел два куска пирога без последствий, чему был очень рад.
— Я пойду, наверное, а то поздно. — сказал он, с кряхтением поднимаясь со стула, — Спасибо, что составили компанию.
— Всегда рада, Антош. Заходи ещё, пока снова не укатил в свой Питер. — с улыбкой ответила Раиса.
— Да, теперь это действительно мой Петербург. Влюбился я в этот город.
— Да, верно, и не только в него. — она на секунду замолкла, открывая дверной замок, — Заходи почаще, Антош.
Парень, полный блаженного спокойствия, ушёл к себе домой.
Юноша улыбался от уха до уха, и не мог перестать думать о словах женщины. «Никогда не отпускай любимых», — до сих пор звучало в голове. Конечно, он не отпустит, сил не хватит. Но позвонить Арсу так и не собрался. Решил, что стоит отложить это на завтра, чтобы собраться с мыслями и понять, наконец, что говорить. Сам ведь давно признал, что разобраться во всём им действительно нужно. Но утро вечера мудренее. В миг стало так тепло и уютно, желудок перестало сводить, а приятная усталость разлилась по всему телу. Он потянулся, зевая, и отправился в комнату, в намерении посмотреть фильм. Он упал на кровать, но глаза почти мгновенно закрылись. Он провалился в царство Морфея за секунды, продолжая натягивать красный свитер на холодные пальцы в кольцах.
Ему снилось много снов. Сложно было их разобрать, потому что события в них превращались в единое месиво. Бессвязные картинки, мрачные истории с множеством голубоглазых воронов, выстрелов, крови, очень много свежей, тёплой крови. Она буквально везде была: на стенах, потолке и худых руках, стекая по кольцам к кончикам пальцев. А ещё там был Арсений, мертвецки бледный, с затуманенным, стеклянным взглядом. С его уст сорвалось тихое: «Я тебя люблю...», — и он упал, просто пропадая в пустоте. Дальше были еще сны, от которых сжималось сердце. Антон во сне от страха лупил ногами по стенам, сжимал пальцы до белых костяшек и отметин на ладонях. Думал, что и вовсе задохнётся во сне. Когда парень всё-таки смог буквально когтями вырвать себя из пелены кошмаров, он вскочил, а его испуганный крик эхом разнёсся по небольшой квартире. Сердце билось так часто, что почти разбивало грудную клетку. Он метался взглядом по тёмной комнате, ища Арса. Ведь тот всегда утешал его, прижимал к себе, шепча на ухо тёплые слова. Но в этот раз его рядом не было. Антона сковал страх, когда он начал вспоминать о выстрелах, крови и вновь умершем в его голове Арсении. Что, если с ним что-то случилось? Что, если он не сможет его вернуть, потому что возвращать будет нечего? Юноша сотни раз задал себе эти вопросы, пока в потёмках пытался нащупать телефон. Волнение настолько захлестнуло его, что он больше не хотел молчать, не хотел сторониться его. Наконец найдя устройство, он схватил с тумбочки сигареты и выбежал из дома, захлопнув дверь. Ему нужно было услышать родной голос, живой, тёплый, а ещё немного воздуха.
Антон распахнул дверь подъезда. В лицо ударил прохладный ночной воздух. Ему хотелось куда-то бежать, но он силой заставил себя остановиться. Глубоко дыша, Шастун прислонился к железной двери парадной. Щёлкнула зажигалка, и рыжий огонь засиял у него перед глазами. Юноша поджёг сигарету, и та начала медленно тлеть, пока пальцы набивали вырезанный в памяти номер. Кнопка вызова, и вот долгие протяжные гудки стали резать уши. Один. Два. Три. Антон считал их шёпотом. Сердце с каждой секундой билось всё чаще, а слёзы уже плескались где-то в горле. «Возьми трубку. Я хочу с тобой разговаривать. Пожалуйста, возьми трубку», — тихо-тихо произносил он. Секунда — вечность. Звонок — минутная слабость. «Я хочу с тобой разговаривать, я хочу слышать твой голос, лучше даже не в телефонной трубке, а рядом, у своих ушей», — продолжал выговаривать парень слова, медью осевшие на языке. Восемь. Восемь теперь станет любимым числом Антона, потому что на нём гудки прервались, сменяясь на шуршание в трубке.
— Да? — прозвучал сонный, хриплый голос Арсения.
Парень сделал глубокий вдох. Он чувствовал, как его пульс приходит в норму. С Поповым всё хорошо, с ним всё в порядке.
— Арс... — слетел шёпот с губ юноши, сопровождаемый шумным выдохом, — Привет. — уже немного громче добавил он, когда успокоился окончательно.
— Тоша? — удивлённо спросил Арсений, словно не верил своим ушам, — С тобой всё хорошо? Ничего не случилось? — его голос задрожал от волнения.
Антон глотнул и закрыл глаза, откидывая голову на дверь позади.
— Нет, всё нормально, просто...
— Кошмар приснился? — со смешком произнёс мужчина.
Антон словно видит эту родную, нежную ухмылку.
— Угадал. — парень замолк на секунду, делая затяжку, — Знаешь, в Воронеже ночи холодные. — сказал он и выпустил изо рта дым, — Надеюсь, в Питере теплее.
— Мне без тебя везде холодно, голодно и нечем дышать. — раздалось в трубке.
Антон даже улыбнулся. Он скучал, конечно, он по мужчине безумно скучал. От его голоса становилось так тепло. Вот она — любовь, со всеми этими причудами.
— Украл мою фразу. — он сделал ещё один вздох, — Я по тебе скучаю, Арс. Правда, я очень сильно скучаю. — выпалил парень на одном дыхании.
Сигарета полетела в траву.
— Я знаю, Тош. — с долькой грусти сказал он, — И я тоже. Но ты совсем скоро вернёшься, и мы обязательно во всём разберёмся.
— Хочется верить. — Антон оттолкнулся от двери, открыв глаза.
Перед ним начала разгораться заря, медленно наступало утро. Непонятно отчего юноша улыбнулся.
— Тебе на работу завтра, да? — опомнился он, — Иди-ка ты спать. Не буду больше мешать.
— Ты не можешь мне помешать. — нежно сказал Арсений.
— Спокойной ночи, Арс. — поджав губы, почти прошептал юноша.
— И тебе, Ангел.
Он отключился. А юноша, у которого на душе стало так спокойно от этого разговора, остался стоять на месте, глядя на то, как медленно поднимается солнце. Секунда — вечность. Звонок — минутная слабость, но такая необходимая. Расцветал новый день. Осталось совсем немного, и он снова вернётся в Петербург, то и дело вспоминая одну и ту же фразу, крепко засевшую в голове.
Никогда не отпускай любимых.