Чёрные вены

47. Не нужно меня жалеть.

Больницы такие тихие. Они пугающе тихие, от этого молчания холодеет кровь. Кажется, даже сердце стук замедляет. Но ещё хуже, когда среди стен этих больниц слышны стоны покалеченных и всхлипы их родных. Антон больницы ненавидел, потому как провёл там какую-то часть своей жизни. Каждый раз тело неприятно ныло, стоило ему переступить порог госпиталя. Но на сей раз ему было не до этого. Они с Арсением влетели в приёмный покой, чуть ли не сметя на своём пути медсестру. Взъерошенные, в домашней одежде, с тёмными кругами под глазами, они выглядели изнеможёнными. Попов сразу начал кричать на подошедшего врача, который старался его успокоить. Сложно было разобрать, чего хотел Арс, только орал на несчастного мужчину. Шастун схватил Арсения за плечи и прижал к себе, но тот рвался вперед.
— Пустите меня к ней! Я её брат, пожалуйста! — вопил Арс так громко, что у Антона звенело в ушах.
— Простите, сейчас очень поздно, я не могу... — пытался контролировать тон врач.
— Пожалуйста, молю вас, мне нужно к ней!
— Арс, Арс, тихо, всё, солнце, всё будет нормально. — бормотал Антон ему на ухо тихо, успокаивающе, — Посмотри на меня, прошу.
И среди собственных воплей он услышал этот мягкий голос. Арсений, пускай и не сразу, но обмяк в руках любимого и, развернувшись к нему лицом, столкнулся с его глазами цвета зелени. Его мышцы были напряжены, он хотел бежать к сестре, но Антон никогда и никого не держал так крепко, как Попова в ту секунду. Он вцепился в него, как зверь в жертву острыми когтями, не давал и шелохнуться.
— Она под присмотром специалистов. С ней ничего не случится до утра. Не трать силы просто так. — сказал Антон тихонько, постепенно ослабляя хватку.
— Но я должен быть там с ней. — выдавил мужчина в ответ, — У неё черепно-мозговая, я не могу быть в стороне. Я же знаю, какими последствиями это грозит.
— Но ты ничего не можешь сделать сейчас. Нужно немного времени, Арс. — Антон опустил его на диван и присел рядом.
— Но я не могу сидеть без дела, я не могу ждать...
— Можешь.
Попов глубоко дышал, стараясь успокоиться, но ему не удавалось. Волнение овладело мужчиной полностью, и он, сложа руки в молящем жесте, тяжко вздохнул. Арсений мог слышать свой пульс, чувствовать дрожь в коленях. Антон приземлился рядом, обвивая его плечи и шею руками. Холодный металл колец коснулся кожи, и она вся покрылась мурашками. Шастун был рядом, как и обещал когда-то. Арсений до сих пор не мог понять, за что ему такое счастье досталось. Он ведь не спас ни единой жизни. Хотя... Была его дочурка, которую он забрал из бездушного детдома, но Попов считал, что он же её и погубил. Шастун укачивал его в своих объятиях, шептал какие-то колыбельные на ухо, совсем как ребёнку, но Попов был благодарен ему за это. Как будто парнишка хотел перенять его боль, забрать всю тревогу через прикосновения замёрзших рук. Хотелось кричать о том, как он любит его, хотелось, но как-то не получалось в силу усталости. Он не мог и слова вымолвить в той растерянности.
Как бы он не хотел упорно ждать новостей о Лесе, бессонная ночь брала своё. Когда нервы немного поуспокоились, он начал погружаться в сон, но каждый раз выдёргивал себя из него. Антон не давал ему встать и начать нарезать круги по приёмному покою. Он чувствовал, что ничего в ближайшие пару часов не изменится. Лучше Арсений немного поспит. А Антон выдержит, ему не привыкать бодрствовать по ночам. Попов всё делал вид, что готов к труду и обороне, иногда вскакивая и ошалело оглядываясь в попытках сконцентрироваться, но его глаза слипались. Вскоре, устроившись на груди парня, он погрузился в тревожный, нервный сон, из которого его легко было выдернуть одним движением. Поэтому юноша не шевелился вообще. Только тихо шептал стихи себе под нос, пришедшие к нему абсолютно спонтанно, под впечатлением от всего происходящего.

— Мой голос рассеется грустным шепотом
средь белых стен и желаний большего,
и мысли будут бесящим топотом
греметь и верить, что всё окончено.
я буду тоже, вслед за надеждами,
что на задворках покрыты пылью и
свинцовой тяжестью, и снами вещими
как грустный лик, я просить молитвами
я буду жить, мне не дали выбора
лететь мне с крыш или падать в пропасти
я так устал ждать чего-то нового
я не хочу, чтобы снова бросили...
будь то судьба или люди нужные,
иль грубых слов на душе осадками.
знай только то, что ты станешь будущим,
как бы на боль мы не были падкими.
я не оставлю ни в коем случае,
пускай ты станешь немым пророчеством,
пускай судьба нас хоть веки мучает,
ей не убить меня одиночеством.

Антон пропел эти строчки, словно тихую песню, колыбельную. Он оглядывал белые безжизненные стены больницы, медсестёр, снующих туда-сюда с какими-то бумажками. Все кидали быстрые взгляды на устроившихся на диване двух парней, до одури уставших, вымотанных постоянным падением в неизвестность. Держащихся на ногах из последних сил, но любивших друг друга так, как хотелось бы пожелать каждому быть любимым. Юноша осматривал всё вокруг, узнавая эти стены. Потому как все больницы были похожи: эти длинные коридоры с белыми дверьми, в которых легко запутаться, эта спешка и от чего-то всегда одиночество. Антон просидел час или два так, погружённый в свои мысли. Он набросил на голову капюшон куртки, чтобы было немного мягче, и откинул голову на стену. Прикрыв глаза, он прокручивал в голове слова Арса про тревогу внутри. И эта тревога никуда не делась ни у одного из них. Антон дал волю усталости, накопившейся на неделю, и задремал тоже, то и дело вздрагивая от голосов медсестёр и врачей, но не отпуская Арсения.
Когда он проснулся, Попов уже давно не спал. Хотя ему совсем не хотелось открывать глаза в надежде, что сказанное ему ночью дурной сон, но затёкшее тело и дико ноющая спина говорили об обратном. Он вдыхал пряный запах футболки Антона и водил пальцами по его кольцам. В конце концов, он не выдержал боль в спине и аккуратно выполз из его объятий. Сходил за кофе, поговорил с врачом, который ничего утешительного ему не сказал. Только то, что состояние его сестры стабильно тяжёлое и что навестить её он сможет только после обеда.
Минуты всегда кажутся вечностью, когда чего-то ждёшь. Арсений изнемогал от неизвестности, которую ненавидел всей душой. Не было ясно, доживёт ли Леся до конца этой недели, потому что травма оказалась очень тяжёлой. Арс не мог найти себе места, то и дело вскакивал, ходил туда-сюда по приёмной. Антон, конечно, пытался усадить его, но то было абсолютно бесполезно. От врачей не приходило совсем никаких новостей, и с каждым часом надежда гасла внутри у брюнета. Он побыл ещё какое-то время внутри, а потом ушёл, скорее даже убежал на улицу. Вернулся только спустя минут двадцать, весь пропахший дымом сигарет. Скурил он три штуки, чтобы хоть немного расслабить мозг. Он медленно сходил с ума от незнания, а Антон пытался ему помочь, но тут даже он был бессилен. У обоих опускались руки.
Ближе к четырём часам приехала мать Арсения, о существовании которой Антон даже не подозревал. Они никогда не касались без необходимости темы родителей, уж слишком больной она была. Женщина сразу бросилась обнимать сына, но тот держался отстранённо, смотрел на неё холодным взглядом, от которого промерзали внутренности даже у Шаста. Она не знала о наличии у Арса родственной души и кота, и парни не спешили делиться столь неожиданной новостью. Позже Поповы ушли к Елисавете, к которой их всё-таки пустили, но Антон не пошёл следом, лишь шепнув Арсению на ухо признание в любви. Решил, что будет лишним, учитывая то, что Алла Степановна даже не знала, кто он. Вместо этого он поехал домой, чтобы захватить пару шмоток и покормить Дырсика.

***
На вторую ночь в больнице было ещё хуже. Спина болела у обоих безумно, но если Арсений умудрялся спать так, то Антон просто не мог уснуть. Он понимал, что они надолго застряли здесь. Пока не решится хоть что-то с Лесей, Арс никуда не уедет. Шастун, сидящий на жёстком, неудобном диване, перебирал тёмные пряди любимого и ждал чего-то, сам не зная чего. Спокойствия, наверно. Когда мимо прошла одна из медсестёр, он тихонько окликнул её.
— Простите, а никак нельзя Арсения положить в какую-нибудь из свободных палат? — спросил он негромко, не в силах видеть согнувшееся тело Попова, — Я-то перебьюсь, просто мне его жалко очень... — он поджал губы, не зная, чего добавить.
— Я, конечно, попробую узнать, но обещать ничего не могу. — с сожалением сказала она и ушла в противоположном направлении.
В итоге, мужчину положили на свободную кровать в палате сестры, благодаря, наверное, усталому и переживающему виду Антона. Когда он перенёс Арса, тот даже не проснулся, только пробормотал что-то бессвязное. Антон поцеловал его в лоб, как ребёнка, и вышел из комнаты, собравшись скрутиться в позу эмбриона и попробовать хоть чуть-чуть подремать, но жизнь решила по-другому. Полночи он провёл в туалете, потому что кашель передавил горло. Антон стоял у раковины и старался не выплюнуть лёгкие. На губах чувствовался металлический привкус, а перед глазами всё уже вертелось, превращаясь в кашу. Ему драло горло до боли в глотке. Парень бы, наверное, упал, не упрись он ладонями в кафель. Когда юноша смог-таки открыть слезящиеся глаза и вдохнуть хоть немного воздуха, он сплюнул и увидел на раковине собственную кровь.
— Блять... — прошептал он дрожащим голосом.
Ему впервые стало действительно страшно. Первые минуты Антон смотрел на алые вкрапления с открытым ртом, находясь в полном шоке, а потом он прижался к кафелю на стене и горько заплакал. Потому что сил терпеть все эти напасти больше не осталось. Парень не был уверен, что выдержит всё это. Потому что ему казалось, что ничем хорошим ни его кашель, ни травма Леси не кончатся. Он начал тихо шептать свои просьбы Судьбе ли, Богу ли, он не знал. Ему больше ничего не оставалось, кроме как начать верить во что-то высшее. Юноша заставил себя встать с холодного пола спустя минут десять, когда он успел обдумать сотни вариантов происходящего и что же с ним делать. Он хотел к Арсению, но не пошёл к нему, а устроился на том же старом диване, изредка всхлипывая. «Завтра будет лучше», — говорил он про себя. Хотел в это верить, но как-то не получалось.

***
Когда Арсений проснулся, он долго не мог понять, как оказался в палате сестры. Мужчина прекрасно помнил, что засыпал в руках Антона на диване в коридоре. Там же он нашёл парня сейчас, согнувшегося в три погибели и прижимающего руки к груди. У него были опухшие глаза от слёз, и это очень напрягло брюнета. Он понимал, что Антону плохо здесь, от воспоминаний, от осознания очередных проблем. Попов опустился на корточки рядом с ним и поправил его непослушную чёлку. Юноша перехватил его руку во сне и прижал к груди, и Арсений невольно улыбнулся. Его Тоша был таким спокойным, в нем не было той нервозности и переживаний, когда он спал. Попов аккуратно заполз на диван, не отпуская его ладони и положил голову себе на колени. Он мог чувствовать его пульс, то, как размеренно бьётся его сердце. Мужчина сделал глубокий вдох и позволил себе на секунду расслабиться. Забыть о том, что они сейчас в больнице и неизвестно, чем это кончится. Он смотрел на аккуратные черты лица Антона и то, как он забавно во сне фыркает и хмурит брови. Но эта идиллия длилась недолго. Что-то где-то уронили, завопил ребёнок от нежелания делать какую-то прививку, и это нарушило чуткий сон парня. Он с непониманием поглядел своими большими зелёными глазами на Арсения, затем резко сел, отчего у него потемнело в глазах и резкой болью прострелило позвоночник.
— Оох... — протянул он, потирая глаза.
— Антош, ты как?
— Я — нормально.
— Ты плакал ночью, я же вижу.
— Я? Нет, просто...
— Не ври мне, прошу. Я понимаю, что тебе тяжко, Тош. Езжай домой, отоспись хорошенько, а то ты сейчас развалишься, любовь моя. — перебил Попов парня.
— Арс, нет. Так не пойдёт. Я уже звонил Серому и сказал кормить кота, а ещё нашему режиссёру, который орал на меня минут двадцать вчера. Повезет, если нас не уволят за частые пропуски, но мне плевать, на самом деле. На крайняк, могу прийти к Добровольскому и стать снова официантом. Плевать, это стоит нашего спокойствия. Я даже о счастье не говорю. Мы пройдём через эту херню вместе, и я не поеду домой.— полным решительности голосом сказал юноша.
— Тогда ты спишь на кровати сегодня.
— Нет. Уместимся на односпальной, если ты так хочешь, чтобы моя спина перестала выть от боли. Арс, я в порядке, не волнуйся за меня. Сейчас намного важнее Леся и твоё состояние, понял?
— Ты когда-нибудь начнёшь думать о себе?
— Я уже подумал о себе, когда свалил в Воронеж пару месяцев назад.
— Антош...
— Ничего знать не хочу. Я всё сказал. Точка. — заключил Антон, — Пойду за кофе. Тебе с молоком?
Арсений кивнул и ещё раз задал сам себе вопрос: за какие же заслуги ему достался Антон?

***
Шастун осушил маленький стаканчик с эспрессо за считаные секунды. Он ненавидел эту горькую гадость, но он засыпал на ходу и не нашёл другого выхода. Ему бы, пока он в госпитале, рентген лёгких сделать, да попросить чего-нибудь от боли в спине, а то каждое движение заставляет жмуриться. Но сначала кофе. Парень вяло плёлся по коридорам, потому что не способен был передвигаться быстрее улитки. Он насторожился, когда из коридора, где находился Арс, он услышал ругань и крики. Первая мысль была в том, что он снова орёт на врача, но, стоило ему подойти, он увидел стоящего рядом с Арсением незнакомого мужчину. В голосе Попова слышалась ненависть, неистовый гнев. Антон в пару очень болезненных шагов настиг Попова, встав позади него. Напротив Арса стояла его постаревшая копия. Те же самые голубые глаза и тёмные волосы. То сходство, которого Антон не заметил между Поповым и матерью. Так он узнал о существовании отца у Арсения. Но если с мамой он держался отстранённо, то отца он просто сжигал глазами, едва ли что, не бросаясь на него с кулаками. Антон положил руку на спину Попова, чтобы хоть немного успокоить его, но это не помогло. Арсений всё так же продолжал кричать, и от этих резких звуков уже звенело в ушах. За всем происходящим, с другой стороны, наблюдала Алла Степановна со слезами на глазах. Антон не знал, что у них в семье произошло, но явно ничего хорошего.
— Какого чёрта ты здесь делаешь?! — рявкнул Попов-младший
— Арсений, прекрати на меня орать, что ты разошёлся-то? — ответил грубым голосом мужчина.
— Где ты был полтора года назад, когда я попал в аварию? Где ты был, когда нам с сестрой было так хуёво, что мы бухали беспробудно? Где, я тебя, сука, спрашиваю?!
— Арс, прекращай, не кричи так, вся больница сбежится. — произнёс Шаст на ухо Попову.
— Нет, я орать не перестану! — вскрикнул он, не обернувшись на Антона, — Если он такая сука, что его сюда привело сейчас?! Заинтересовала жизнь детей? У тебя уже другие есть, нахуй мы-то тебе теперь?
— Да как ты смеешь-то? — взревел мужчина.
И тогда сцепление сорвало у обоих. В один момент они вцепились друг другу в глотки. Антон не успел даже среагировать вовремя, Арс уже получил в челюсть и взвыл от боли. Отец был не менее зол, чем сын на него. Шастун оттащил любимого раньше, чем оба получили ещё какие-то повреждения, но Арсений не успокаивался и пытался вывернуться из хватки юноши. Гнев горел в его глазах.
— Арсений, блять! — воскликнул Антон.
Попов-старший кричал сыну что-то, но никто особо не вслушивался. Антон пытался утихомирить Арса, а его мать, по-видимому, бывшего мужа. Шастун прижал брюнета к стене, не давая вырваться, но тот словно с цепи сорвался. И тогда Антон сделал то, чего когда-то очень давно не дал себе сделать Арсений. Он влепил ему пощёчину, дабы успокоить наконец. В ту секунду в коридоре воцарилась мёртвая тишина. Поповы-старшие смотрели на сына и его парня ошарашенно, а последние испепеляли взглядом теперь друг друга.
— Да угомонись ты! У тебя хотя бы семья есть. — выплюнул парень.
Взгляд у Арсения был такой, как будто его окатили холодной водой. Он смотрел на Антона со злостью, с холодом, который тот ненавидел. Он стиснул зубы, вывернулся из его хватки и ушёл куда-то вглубь больницы. Молча ушёл. Взгляд Антона сразу опустел, погас. К чёрту всё, к чёрту. На него в недоумении смотрели родители его парня, ожидая услышать хоть слово. Но он лишь прикрыл глаза на секунду, а потом направился к выходу из больницы, не проронив ни слова. К чёрту всех и вся.

***
Антон, стоя на крыльце, не мог избавиться от навязчивого ощущения дежавю. Как будто такое с ним уже было, как будто они с Арсением идут по одному и тому же кругу. Только вот это было на самом деле так. Прошлый Антон обязательно закурил бы сейчас. Но всё так кардинально поменялось за последние месяцы, что он уже ничему не удивлялся. Только больно становилось всё так же от мысли, что они когда-нибудь расстанутся. Снова. Они совершали одни и те же ошибки, верно, для того, чтобы найти из них другой выход. Но сейчас Антон думать не хотел ни о чём вообще. Он просто стоял, глядя на простирающийся вдалеке парк, где они с Арсением впервые встретились. Какая ирония. Прошло почти полгода, а он, считай, на том же месте. Спустя сотни взлётов, падений, расставаний, поездов и поцелуев он всё там же. Совсем другой Антон. С совсем другим Арсением, незаметно подошедшим к юноше сзади.
— Знаешь, ты прав. — сказал он, заставив Антона дёрнуться от неожиданности, — Ты прав, семья у меня есть. Отец, который ушёл из семьи, стоило мне стать совершеннолетним, мать, которая пеклась только о себе и прекрасной принцессе-дочери, пока её шестнадцатилетний сын не свалил из дома. Семья, которая, за исключением сестры, даже не удосужилась навестить покалеченного меня полтора года назад, когда мне никто не мог сказать, встану я на ноги вообще или нет. — произнёс мужчина, глядя Шастуну прямо в глаза.
Антон долго смотрел на его уставшее, осунувшееся лицо. Вина стала неприятно колоть где-то внутри. Понимал, что неправ, конечно, но терпеть не мог признавать эту неправоту. Они молчали минуту, две. Кажется, целый век. Антон смотрел в пустоту, в несуществующую точку, раскладывая мысли по полочкам. А Арсений на него, такого грустного, поникшего.
— Арс, я не знал, прости... Ты никогда не говорил об этом. — сказал он наконец, — Мне очень...
— Не нужно меня жалеть. — выдавил он.
— Я не жалею тебя. — ответил Антон, — Я хочу помочь.
— Я справлюсь сам. Я не хочу тянуть кого-то за собой. Ты знаешь, каким я могу быть. Но никто не представляет, чем это кончится. Даже я сам.
Он облокотился на колонну рядом, не отрывая глаз от Шастуна.
— Арс, люди не могут быть одни. — вымолвил тот и поджал губы.
— Я справлюсь.
— Арсений...
— Что «Арсений», что?
— Я не хочу снова ругаться с тобой! — воскликнул Антон, чтобы брюнет наконец услышал его, — Я не хочу, потому что я боюсь, что мы снова расстанемся. Ты же помнишь, как хуёво было в прошлый раз. Потому что если что-то случится, ты захочешь уйти от меня, чтобы, мол, «не навредить»! Но я этого не хочу, потому что люди не могут быть одни. Я не могу быть один.
Арсений застыл с открытым ртом на добрую минуту, но в конце концов отвернулся от пронизывающего взгляда парня и достал сигареты, не найдя, чего ответить. Но стоило Попову закурить, Антон выдернул никотиновую палочку из его губ.
— Курить ты не будешь. — заявил он, отведя взгляд.
— Буду, — ответил вечно упёртый Арсений и поджёг ещё одну.
— Нет.
Антон снова забрал сигарету, а потом и всю пачку, которую мужчина держал в руках. Он наткнулся на его возмущённый взгляд, но всё равно бросил никотин в мусорку. Напряжение росло в геометрической прогрессии.
— Ты знаешь же, насколько я гордый. И ты такой же. — сказал негромко Антон, — Только эта наша гордость губит всё, что мы создаём.
В мыслях было, что лучше бы кричали друг на друга, а не старались держать себя под контролем. Лучше бы вместе с этими криками скинули груз с плеч и продолжили жить, как раньше.
— Знаю. — бросил Арс.
А потом Антон вдруг его обнял. Не смог притворяться, что ему всё равно на происходящее. И Арс обнял его тоже. Да, гордые. Да, актёры. Но сейчас не то время для всей этой чепухи.

***
На третью ночь стало лучше. У Антона так не болела спина, пускай даже ноги не помещались на узкой и короткой кровати. Но он почему-то не спал снова. Что-то не давало ему уснуть, пока рядом мирно посапывал Арсений. Мысли заполонили голову. Он думал об Арсе, о его родителях, которые уехали почти сразу после скандала. Теперь им, видимо, было всё равно на обоих своих детей. Но это ничего. У Леси есть Арсений, а у того есть Антон. И всегда будет. «Если смерть не заберёт меня раньше», — думал Шастун. Он разбирал по полочкам возможные причины своего кашля, теперь ещё и с кровью. Скрыть это от Арса становилось всё сложнее. Рентген он, конечно же, так и не сделал. Со всей этой руганью и нервами Антон об этом совсем забыл. Парень думал обо всём этом, накручивая себя чуть ли не до истерического смеха. И он бы начал смеяться, если бы резкий и долгий писк приборов, к которым была подключена Елисавета, не прервал его. Он этот звук прекрасно помнил. Остановка сердца. Юноше ещё долго после смерти матери казалось, что он слышит его. А его собственное сделало пируэт, но времени на панику у него не было. Ткнув Арсения локтем в бок, он вскочил и выбежал в коридор. Счёт шёл сейчас на секунды. И если Шастун хотя бы не попытается спасти девушку, он себе не простит.
— Врача в четырнадцатую, остановка сердца! — крикнул он, кажется, на весь этаж.
И его, слава богам, услышали. Лесю увезли в реанимацию быстро. Мгновения стали рваными, он слабо помнил, что было потом. Был чуть ли не воющий от страха Арсений, которого он заставлял сидеть на месте и ждать. Была суета, пересохшее горло и сердце, бьющееся со сверхсветовой скоростью. И был Антон, который выглядел слишком спокойно. Внутри бушевало цунами, но если он не будет хотя бы выглядеть спокойным, то что дальше? Неизвестно, сколько времени это продолжалось. Наверно, минут двадцать, но в мире обоих где-то около двух часов.
— Антош, скажи, что всё будет хорошо, прошу тебя, молю. — тараторил Попов.
— Будет. — отвечал он.
Потому что он не мог сказать по-другому, иначе Арс сойдёт с ума окончательно. Потом пришёл врач. Он долго говорил что-то по-медицински, но парни не слушали. Не хотели. А потом прогремело, как гром среди ясного неба:
— Нам не удалось её спасти. Мне очень...
— Уходите. — сказал монотонно Шастун, не дожидаясь, пока мужчина закончит, — Уходите, пожалуйста.
Арсений стал белее потолка, а потом зажал рот руками, глуша рыдания. И Антон был рядом. Он дал уткнуться себе в плечо и разрыдаться на нём, прижимал к себе худыми руками, пропуская через себя всю эту боль и дрожь Арса. А сам стоял с каменным лицом, потому что не знал, что будет дальше. Скоро начнётся вся эта кутерьма с похоронами, речами и будет много слёз. Но это беспокоило его меньше всего. Его волновал Арсений, который вжимался в него всем телом и цеплялся за его плечи. Футболка вмиг стала мокрой. Антон знал, что при таком исходе Арсений изменится. Дай бог, если не придёт к тому состоянию, в котором был при их встрече. Но хуже всего, что Арс ничего не сказал в ту ночь. Даже когда успокоился под утро. Шастун шептал ему что-то, но мужчина ничего не говорил спустя день, спустя неделю. Только всё время был рядом с Антоном, потому что так было легче. В полном молчании.