Чёрные вены

36. Поцелуешь меня?

Арсений имеет иммунитет ко всему. Он изредка курит сигареты, но не зависим, а чтобы напиться, ему нужны литры спиртного. Попов пробовал наркотики, хоть и лёгкие, но не подсел на них. У него была бурная молодость, как будто это был не он вовсе, а другой человек: весёлый, жизнерадостный, легкомысленный. Ночи в клубах, похмелье по утрам, вечеринки с перерывами на учёбу. Потом он стал старше, с горем пополам выпустился, у него появилась дочка, прелестная девочка, требующая внимания и заботы. Он любил её до безумия. С её появлением жизнь стала налаживаться. Он получил роль в театре, в постановке его мечты. Попов был счастлив. Но потом из-за одного поворота руля, одного пьяного водителя, и весь его мир обрушился. Арсений сломался, закрылся от других, потерял работу, друзей и самое ценное — любимую дочурку. Стал спокойным, даже равнодушным. Никакого прежнего Арса не осталось, никакого огня в глазах, в душе, да и где бы то ни было. Пошли редкие сигареты, много алкоголя, но он выполз из всего этого только из-за его единственной зависимости — солнечного и живого Антона Шастуна, буквально вытащившего его за шкирку из безнадёги, в которой мужчина зарылся, как в плед. Колючий тонкий плед, совсем не дававший тепла. Он не мог подсесть на никотин и выпивку, но иммунитета от этого юноши у него не было с самого первого сна.
Жить без него стало сложно, когда Арсений адовым трудом принял решение о расставании. Решил за двоих, что лучше будет по одиночке. Потом сотни раз пожалел, но ни разу не сказал «прости». Да, чиркнул в конце письма, но этого недостаточно. А теперь, сидя на закате того дня с очередной палочкой «Мальборо», Арсений гадал, что же дальше. Поцелуй, который он помнил в деталях — нежный, совсем лёгкий, но такой родной, засел в его голове. Ощущались любимые искусанные губы с металлическим привкусом крови, по которым он так скучал. Попов долго думал, что же он всё-таки значил. Был ли он прощанием, обещанием вернуться, надеждой или красивым концом? Попов не знал, чего ожидать от экспрессивного юноши, и теперь только сильнее боялся больше никогда его не увидеть. Он сидел, час, два, пока солнце заходило за горизонт, а потом и вовсе исчезло. Вспоминал тот растерянный взгляд, дрожащие руки на его шее. Арсу было холодно здесь сидеть, хоть на дворе и расцветал май. Тонкая куртка, оставленная юношей по ошибке, не грела совсем. Горький дым вырывался изо рта и помутнил разум. Но долгие часы в одиночестве помогли. Решил — если Антону нужно время, то он даст ему его. Будь то сутки, недели или года.
— Только вернись ко мне, пожалуйста. — прошептал он в пустоту.
Он готов ждать звонка, сообщения, да и чего угодно и сколько угодно, если это поможет. А теперь нужно встать и продолжить жить. Навряд ли Попов уснёт этой ночью, но попробовать точно стоит. Завтра — снова работа. Завтра — новый день без Антона. Но он справится. Знает, что теперь он справится, потому что юноша всё ещё его любит. Ведь то, как в порыве эмоций он прижался к мужчине всем телом, оставляет в душе надежду.

***
Неделя сменилась другой. Арсений жил, как всегда, стараясь делать вид, что ничего не произошло и его сердце не находилось в трепетном ожидании звонка или сообщения. Попов разок выбрался из дома выпить с Серёжей, стараясь бдительности не терять. И всё же под утро оба завалились домой бухие в хлам, а потом мучались от похмелья. Но он даже в самом ужасном состоянии телефон из рук не выпускал, боялся пропустить звонок. Арс зарылся в работе, потому что так было проще ни о чём не думать. Хотя делать в театре было особо нечего, ведь Антон уехал в отпуск, а без него постановки и быть не могло. Поэтому через какое-то время режиссёр на отдых отпустил и Попова. Прежде чем покинуть почти пустой Большой Драматический, он выкурил сигарету, а потом побрёл на мостовую. На ту самую, на которой они с Шастуном впервые поцеловались. Попов даже улыбнулся нахлынувшим воспоминаниям. Антон тогда что-то говорил про отчима, про Петербург. Мужчина совсем про это забыл, только поцелуй в голове остался. Как и все последующие, просто отпечатался в памяти.
— Поцелуешь меня?
— Если ты позволишь. — мужчина придвигается ближе, и их лица оказываются сантиметрах в десяти друг от друга.
Антон накрывает губы Арса своими, и притягивает его ближе, кладя руки на шею. И Попов отвечает на поцелуй, так нежно изучая его губы. Немного грубые и искусанные, но кажущиеся родными.
Окурок от сигареты полетел в реку, пропадая в её тёмных водах. Арсений облокотился на холодные железные перила, вглядываясь в красивый вид Петербурга. Позволил себе думать об Антоне и остановиться уже не мог. Плакать он не хотел, да и не мог уже, наверно, но чувство безнадёжности давно поселилось глубоко в душе. Щурясь от солнца, он разглядывал металлическое кольцо с какой-то неразборчивой гравировкой, которое выпросил у юноши. Не снимал его с того момента, как ушёл, потому что так он казался ближе к нему. Но впервые за три недели мужчина стащил его с пальца, повернувшись к реке спиной, чтобы не дай Бог не уронить его в воду. Ему вдруг до ужаса захотелось прочитать фразу на украшении. Он долго щурился, вглядываясь в витиеватые буквы, но в итоге смог разобрать робкое и красивое: «Любовь. Всегда». Арсений расплылся в глупой улыбке. Хотелось верить, что Антон именно это кольцо ему дал не просто так. Вскоре оно снова скользнуло на безымянный палец правой руки.
Краем глаза Арсений заметил фигуру, быстро движущуюся к нему. Вторая сигарета полетела в реку. Он до сих пор был уверен, что не зависим от никотина. Просто нравилось чувствовать горечь на губах, как после поцелуев с Антоном. Он повернул голову и заметил Диму, который через пару секунд оказался совсем рядом. Мужчина удивлён появлению Позова не был. Помнил про своё обещание. В какой-то мере, Попов даже ждал его исполнения, потому что заслужил всё, что собирался получить.
— Ну привет, Арсений. — сухо бросил Дима.
— Привет, Димка, — начал он разговор так, словно они были знакомы уже лет пять, — Сигарету хочешь?
На Позова взглянули тусклые глаза, с мешками, кажется, до пола. На осунувшемся теле повисла тонкая куртка. Растрёпанные волосы, гипс на руке. Мужчина вызывал жалость.
— Не курю. — он замолчал на добрую минуту, — Арс, ты же помнишь?
— Конечно помню. Только прежде, чем меня бить, послушай. Ты же всё знаешь, я уверен. Я занёс над ним руку и простить это, в первую очередь себе, тяжко. Я боюсь снова сделать ему больно. В который там уже раз?
— Арсений опустил усталый взгляд.
Выдавливать из себя слова стало сложнее.
— Я его люблю. Дим, я очень его люблю, с ума схожу, как сильно. Просто если ему нужно время, я готов его ему дать. — заключил Попов.
— Надеюсь, ты не лжёшь. Он уже не мыслит существование без тебя, на самом деле. Грустный ходит, улыбка кривая, фальшивая. Я не должен был тебе этого говорить, потому что это только утешит твою душу, а я вообще-то мучать тебя был настроен... — сказал Дима, но мужчина его прервал.
— Пошли выпьем. Не будешь же ты меня на улице бить?
Дима кивнул. Они направились в сторону метро, изредка перебрасываясь бездумными фразами.

***
Удар. Второй. Арсений и не надеялся этой участи избежать, он даже хотел, чтобы ему вправили мозги, чтобы стало больно. Он заслужил эту кровь, струйкой, стекающей по веку от брови, эти разбитые губы и пару синяков на скулах. Дима старался сильно не бить, чтобы Антон не чувствовал много той боли, которую причинял он его родственной душе. Арсений корчился и шипел, сплёвывал кровь, но держался. Не сказать, чтобы Позов очень сильно хотел его избивать после того, что он увидел и услышал на мостовой, но он всегда сдерживал обещания. Чуть позже они сидели на кухне, и Попов прижимал пачку пельменей к своей брови, чтобы та не опухла так сильно. Часы тикали, разбавляя мерзкую, напряжённую тишину. Арсений старался прийти в себя, потому что получил он всё-таки не хило, а Дима просто уставился в стол.
— Ты уж меня прости, я не хотел так сильно. — промямлил он.
— Да ладно, я заслужил. — отмахнулся Арс, — Ты думаешь, я не хотел себя ударить? Да я ненавидел себя за это. Но мне решение бросить его далось непросто, потому что...
— Ты его любишь. Знаю.
— Не хочешь всё-таки выпить? — с усмешкой спросил Арсений.
— Нет, я, наверно, пойду. Заскочу к Серёге, а потом на поезд назад в Воронеж. Антон же хватится меня. — сказал Позов и встал из-за стола.
Попов лишь кротко кивнул, стиснув зубы от пульсации в висках. Но в последний момент спохватился:
— Дим, — окликнул он парня, — Как он? Скажи, что ему лучше, пожалуйста.
Позов замер в проходе.
— Знаешь, сколько он сейчас весит? — спросил он, не ожидая ответа, — Почти пятьдесят пять килограммов, Арс. Он на пороге анорексии. Но ему лучше. Несомненно лучше. По тебе, еблану, скучает, постоянно только о тебе и говорит. Но ему лучше, конечно. Улыбаться стал больше, смеяться, но в глазах читается истерика. Ты — его якорь, и я за это тебя ненавижу. Не заслуживаешь ты его, Арсений. Потому что ценить любимых ты не умеешь. Что тебя вот заставило? — зло проговорил он.
— Это я не умею ценить людей? — заморозка опустилась на стол, а Арсений встал, возвышаясь над низким Димой, — Я четыре года один воспитывал дочь, которую не смог уберечь. После этого все проблемы. Поэтому агрессия, поломанная психика и тело тоже. А если я так же угроблю и его? — он сжал челюсть и глубоко дышал, чтобы успокоиться.
— Дочь? Мне Антон не говорил. — Позов опустил взгляд, почувствовав колющее чувство вины, — Прости, в таком случае.
— Да... Ладно.
Вскоре Дима скрылся за дверьми дома, напоследок пожав руку Арсу с просьбой с Антоном больше так не поступать. И Арсений снова поклялся, только в этот раз намеревался эту клятву выполнить.

***
— Сколько бы ты мог прожить, если бы время измерялось ошибками? — спросил Антон любимого, когда они лежали вместе на маленьком диване в гримёрке.
— Не больше года. — с грустью ответил Арс, — А ты бы точно смог дожить до старости, я уверен. Ты и в старости будешь прекрасным: седина в волосах, мелкие морщинки у глаз. Но побудь пока молодым. Таким же живым, весёлым, таким моим.
— Я всегда буду твоим, обещаю. — прошептал в полудрёме Антон.
— Не стоит обещать того, чего не можешь выполнить.
— Я могу это выполнить. — с выдохом ответил он, — Я ведь люблю тебя.
Антон уже провалился в забытие, пока Арс перебирал его светлые пряди коротких волос. Ему совсем не спалось. Ноги затекли под тяжёлой тушкой юноши, но он не хотел будить его. Прекрасен, когда спит. Красивый, когда счастлив. Даже когда грустный, и то замечательный. Только когда ест шаверму — свинья, по-другому не назвать. Соус капает, всё вываливается. Арсений над ним смеётся, а парень строит недовольное выражение лица, но быстро забывает обо всём этом. Его Ангел. Арсений лежит, едва ли дыша, боясь потревожить чуткий сон юноши. Признается себе, что так никогда не влюблялся. Вернее, что до него не влюблялся вообще. Он заставляет Арсения улыбаться, как раньше, жить, или хотя бы стараться. Антон — безумная влюблённость. Антон — зависимость. Антон — крыша над головой, когда нет ничего вокруг, кроме ливня и холода. Он перевернулся, утыкаясь носом Арсу в шею и продолжил тихо, как кот, сопеть.
— Спи, моя любовь. — совсем тихо прошептал мужчина.
Вдруг раздаётся трель мобильника, эхом разлетающаяся по гримёрной. Попов вздрогнул от неожиданности, разбудив Шастуна, который потянулся и недовольно открыл глаза. Арсений огляделся вокруг и наконец сообразил, в чём дело, пока силуэт любимого растворялся в воздухе. Меркнул, становясь ничем. Сон. Не реальность. Потому что в его сером мире Антона рядом с ним не было. В реальности они были разделены тысячами километров и осколками разбитых сердец.
Трель мобильного продолжалась, и Арс, наконец, смог вырвать себя из плена сна. «Кому нужно звонить мне в четыре часа утра?» — пронеслось в голове, но за трубкой он всё-таки потянулся. Всё равно уже проснулся, так пусть хоть не просто так. На экране высветился незнакомый номер, ещё и не питерский. Арсений не сразу смог нажать на зелёную иконку, потому что перед глазами всё плыло, смазывалось от внезапного пробуждения. Наконец, он принял вызов и прижал трубку к уху, выдавив хриплое:
— Да?
На том конце провода раздался какой-то неразборчивый шёпот, больше похожий на шорох листьев по осени, и тихое, невинное:
— Привет.
Сердце Арсения на секунду замерло. Голос, такой любимый, такой родной. Попов думал, что успел забыть эти переливы интонаций, этот тихий, монотонный говор, успокаивающий порой. Но Арс всегда будет помнить его, словно его выжгли в памяти. Конечно, Арсений уже и не надеялся услышать любимого, особенно под утро, с другого номера. Внутри всё разрывалось на куски, настолько его терзало это долгое ожидание. Но Антон всё-таки позвонил.
— Антон? — ответил он с нескрываемым удивлением.
Его захлестнуло волнение, потому что он не ожидал звонка в четыре утра. А если юноша звонит сейчас, значит, что-то, да произошло.
— С тобой всё хорошо? Ничего не случилось? — протараторил он.
— Нет, всё нормально, просто... — раздалось совсем неуверенно в трубке.
Арсений уловил каждую интонацию, и в миг понял, что беспокоит его мальчика.
— Кошмар приснился? — вместе с фразой с уст сорвался непрошеный смешок.
— Угадал.
Арс с облегчением вздохнул и мягко улыбнулся, представляя Антона в этот момент. «Стоит, верно, с сигаретой, и курит у окна, вместо сна», — пробежали мысли у Арса в голове. Молчание затянулось, но совсем не напрягало обоих.
— Знаешь, в Воронеже ночи холодные. — сипло произнёс Шастун, — Надеюсь в Питере теплее.
Улыбка не слезала с лица брюнета. Его Ангел с ним говорил, наплевав на время, забыв о стоимости межгорода, на секунду сломал стену гордости. Антон — его большая слабость. Антон — единственное, что заставляет просыпаться в четыре утра в отпуске. Сколько бы ни стоил этот разговор, будь то денег или сил, он был таким нужным. Звонок — минутная слабость, Арс прекрасно это понимал. Думал, что потом всё вернётся на круги своя. Он цеплялся за каждое слово, как будто это — их последний разговор.
— Мне без тебя везде холодно, голодно и нечем дышать. — невольно вырвалось у мужчины.
— Украл мою фразу. — усмешкой проговорил Антон. — Я по тебе скучаю, Арс. Правда, я очень сильно скучаю.
Сердце болезненно сжалось.
— Я знаю, Тош. — почти шёпотом сказал он, — И я тоже. Но ты совсем скоро вернёшься, и мы обязательно во всём разберёмся.
Ему хотелось в это верить. Потому что, пока все двери не захлопнуты, а остатки сожженных мостов ещё шатко, но стоят, ничего не будет кончено.
— Хочется верить. — послышался шумный выдох, — Тебе на работу завтра, да? — опомнился Антон, — Иди-ка ты спать. Не буду больше мешать.
— Ты не можешь мне помешать — нежно сказал Арсений.
Он хотел добавить, что на работу ему не идти, но Попов и слова вставить не успел.
— Спокойной ночи, Арс. — прошептал юноша.
— И тебе, Ангел.
Послышались гудки. С губ сорвалось тихое «Люблю», но оно растворилось в холодных стенах пустой квартиры, оставшись неуслышанным. Сон окончательно пропал, да и было над чем подумать, поэтому Арсений встал, накидывая ветровку любимого на поникшие плечи и доставая упаковку сигарет. Говорят, что на улице думать легче, на какой-нибудь видавшей жизнь скамейке. Особенно в четыре часа утра, когда над головой простирается светлое небо во время белых ночей.