Марионетка аристократа

Глава 13. Манипуляторы

  « 1 день: После вчерашнего вначале он не трогал меня, не подходил. Я сорвалась, действительно сорвалась. Весь день я провела в своей каморке. Меня даже не трогали, оставили в покое на это время, позволили побыть одной. Я видела тело Артура Уизли. До чего же жестоким поступком со стороны Малфоя было продемонстрировать мне его. Безглазый (Беллатриса всё же выколола мужчине оба глаза), весь в крови, ибо на его теле не было живого места. Но самым кровавым пятном было место в области сердца. Засохшая, тёмно-красная, липкая жижа. Лестрейндж не щадила этого человека во время пыток. Я не смогла долго смотреть на Артура: едва не упала в обморок. Ещё никогда мне не было так больно и страшно. Сжав зубы, я убежала, и лишь в каморке дала волю эмоциям. Обхватив прижатые к груди колени руками, я раскачивалась взад-вперёд, крича в голос. Благо, ко мне никто так и не зашёл. Никто из этого дома не взялся бы меня утешить, поддержать, и я была искренне рада тому факту, что они решили оставить меня в покое. Сначала я рыдала на кровати, а потом бессильно опустилась на пол. Он погиб из-за меня, из-за моей глупости полезть со своей чёртовой помощью! Не вмешайся я, он бы выжил, а уж что было бы потом, одному Мерлину известно. Эта мысль не давала мне покоя. Я не смогла спокойно спать ночью, более того, я вообще не смогла уснуть. Впервые я ощутила такую давящую пустоту в груди. Кроме как плакать, мне не хотелось ничего. Хотя нет, не так, я просто напросто не могла остановить этот поток слез. Пыталась, но не смогла. Никогда больше не хочу вспоминать этот день, никогда!

2 день: Он пришёл с утра. На лице красовалась ухмылка. Я никогда не думала, что он настолько жесток. Просто не видела в нём этого даже после того, как приходилось слышать все эти его речи об убийствах, о разбоях и разрушении городов. Он не церемонился со мной. Поцелуи, ласки – теперь этих прелюдий не требовалось. Повалил меня на кровать на живот, задрал халат и трахал. О Мерлин, вот именно что просто трахал. Болезненно, сильно, жёстко. Я вздрагивала от каждого его толчка. Ни один из них не принес мне даже малейшего удовольствия. Я ненавидела себя в ту минуту за способность помнить: каждый долбанный толчок напоминал мне, за что эта расплата и чем сказались в итоге все эти события. Я терпела. Эта боль оживляла меня, заставляла через эти чувственные ощущения прийти в себя, вспомнить, кто я. Но одновременно с тем и напоминала, что я натворила. Я хотела ненавидеть Малфоя, презирать, но не могла: после бессонной ночи и этой истерики у меня не было сил даже на это. А он всё продолжал. Секс со мной приносил ему мало удовольствия, ведь... Что за откровение, да к тому же на бумаге... Я была сухой, не испытывала ни малейшего возбуждения. Но именно это ему и было нужно: чтобы я испытала боль. И я испытывала её. Поначалу я считала его толчки, но потом зажмурила глаза и ушла в себя. Зубы стучали, из уголков глаз вытекали ненавистные мне слёзы. Ненавижу плакать – для меня это было крайностью в ту секунду, но я не могла себя контролировать. Кровать скрипела от его резких движений. Сколько же это длилось? Минут семь где-то. Потом он наконец-то кончил... но уже мне на лицо, притянув к себе за руку и глядя на меня сверху вниз. В ту секунду мне хотелось удавиться. Мразь! Как же он хотел тогда унизить меня. Когда я наконец-то открыла глаза, в его взгляде я увидела презрение и жестокость. Ни разу с тех пор, как я появилась в мэноре, я не видела на его лице этого выражения, однако увидела в тот момент. Казалось, словно мы вернулись года на четыре назад. Так он относился ко мне ещё в школе, вот только жестокости тогда не было. Однако, была сейчас. Не сдержавшись, я всё же назвала его ублюдком. В ту же секунду его глаза по-недоброму блеснули. Тёмные, серые глаза. Я бы сравнила тот его взгляд с пасмурным небом перед сильнейшей грозой. Однако, вместо этого он только рассмеялся, а потом холодно (И почему его тон всегда именно такой? Ледяной...) велел мне отправляться на кухню. Ни одного часа, ни одной минуты за эту ночь я не поспала, а он гнал меня на кухню, в то самое место, где теперь я была самым ненавистным человеком в мире. Какая прелесть. Разумеется, в течение всего дня я то и дело ловила на себе презрительные взгляды. Синяки под глазами мне удалось запудрить, а вот скрыть неестественную бледность так и не вышло. Беллатриса ещё вчера вечером покинула мэнор вместе со своей свитой Пожирателей. Оставались только Нарцисса и Драко. Оба не сводили с меня взглядов в течение всего дня, стоило мне с ними пересечься: Малфой – презрительных, Нарцисса – внимательных. Таур не хотел меня видеть и весь день усиленно делал вид, что меня даже не существует, что меня просто нет. Другие же домовики то и дело перешёптывались за моей спиной, обсуждали, какая я есть. Давненько мне не приходилось выслушивать в свой адрес столько негатива! Но я молчала до последнего. Не в этот день. Ей-богу, не было сил говорить. С каждым часом внутри я всё сильнее ощущала пустоту. Она разъедала меня, не давала полноценно дышать и заставляла глаза блестеть от наворачивающихся слёз. Я знала, что со мной происходило – я впадала в депрессию. В самую настоящую депрессию, это была болезнь. Сама я никогда прежде не болела ей, но однажды болела моя мать. Я знала, как она протекает, каковы симптомы, и вот я уже сама ей болею. Но всё это меркло и бледнело на фоне того, что в голове то и дело раздавались крики Артура Уизли, которые доносились всего день тому назад из соседней комнаты. Перед глазами часто вставал его облик: живой, раненный, безглазый, и вот он уже мёртвый, а его тело лежит на холодной земле, всё в крови и в грязи. В какой-то миг, уже ближе к вечеру, выронив нож, я закрыла лицо руками. Не знаю, сколько я так простояла. Это не осталось незамеченным, но, разумеется, до меня никому теперь не было дела. Да и не нужна мне была их забота, понимание. Я только и хотела, что прийти в себя, однако не могла. А ближе к ночи опять пришёл он, и всё повторилось. Только теперь я была голой и трахал он меня уже в рот. Гордый, мразь. Так и не смог мне простить, что я воспользовалась им тогда. Когда он кончил мне в рот, я сплюнула его же сперму Малфою на брюки. И, разумеется, за это он ударил меня. С кулака и по щеке. Вот так просто взял и ударил. А я снова искала в себе силы, чтобы ненавидеть его, но, казалось, они покинули меня окончательно. Потом ушёл, словно бы и не было его, а я повалилась на спину и уснула – голая, прямо на полу. Сил не было, лишь пустота в груди и ненависть к себе. Только на неё у меня хватало сил, в остальном я была опустошена.

3 день: Утром он не пришёл. Я проснулась, приняла душ, а потом отправилась на кухню. Щека болела, напоминая о вчерашнем унижении, о моей дерзости, но я ни на мгновенье не сожалела о сделанном. И вот я уже на кухне – всё та же опустошённая. Не проходило ощущение, словно бы я пережила встречу с дементором: кроме разъедающей душу пустоты, больше я не ощущала ничего. Пустота и одна всё та же болезненная мысль – из-за меня погиб человек, сам Артур Уизли. Я не могла думать ни о чём другом. Даже грызущая меня совесть при взглядах на Таура была на десятом месте. Всё угнетало, ничто не радовало, да и не могло. И всё это время меня пробирала дрожь. Когда я относила чай в гостиную, где сидели Малфои, Нарцисса не отводила от меня удивлённого взгляда, от моей покрасневшей щеки. Я не стала замазывать её. Пошло оно всё! Но я ничего ей не ответила, просто не захотела. Я не боялась Драко – пусть избивает дальше, но в правдивых речах не было смысла. За меня никто не заступится, а Малфой-младший так и продолжит посещать меня, когда ему вздумается. А ведь прежде я не ощущала такой беспомощности, даже находясь здесь, разве что пугали постоянные и такие резкие перемены. А вот теперь ощущала. Раздавленная, измученная, ненавистная за такое состояние себе самой. Не-на-вист-на-я! Но больше всего не за это состояние, а за то, чему я стала виновницей.

Разумеется, он навестил меня немного позже. Прямо на кухне, подошёл и сказал, что ждёт меня у себя через пять минут. И вот тогда я сорвалась. Одним взмахом руки я скинула на пол вазочку с фруктами, что стояла на столе, чем, хотя и не планировала этого, привлекла к себе внимание всех присутствовавших. Он приказал мне всё убрать, а я, глядя прямо на него, отказала и снова лицезрела злость в его глазах. Разумеется, ведь этот человек любит всё контролировать, а тут марионетка посмела оборвать ниточки. Его разозлённый тон, последнее приказание убрать, и мой безумный смех... В итоге я уселась на стол и, не задирая юбки, развела ноги, сказав ему: «Бери здесь. Что тебе-то скрывать? Какая к чёрту разница, где ты поимеешь свою шлюху? Тебе же нет дела до прислуги и их мнений. Бери, сука!». Странно, что он не придушил меня тогда. Уверена, он этого хотел. Жаждал! Но не стал, решив ломать меня иначе. И вот он уже хватает меня за волосы, с силой (Было больно), тащит в одну из пустых комнат, а я только смеюсь. Это была истерика. Очередной жёсткий секс, но на этот раз я уже лежала на полу, на спине и глядела ему в глаза. Жёсткие, болезненные толчки. Кстати, ещё ночью в первый же день он забрал у меня обезболивающее. Так что удовольствия хоть отбавляй. Потрахал, кончил, разошлись. Всё отлично. На кухню я не решилась вернуться: не хотела больше видеть этих презрительных взглядов - потому заняла себя стиркой, уборкой. За этими делами и протекали остальные дни. Занятия меня никак не отвлекали, только заставляли уйти в свои размышления, а ведь все они так или иначе касались Артура Уизли... Все.

Ночь; он опять пришёл. На этот раз я стояла у стены, ноги широко раздвинуты, насколько позволяло то моё положение, задница отклячена... Как некрасиво я сейчас пишу, о Мерлин! Хотя, плевать. Удовольствия как всегда просто «море». И вот спустя минут пятнадцать я снова сижу в каморке одна и раскачиваюсь взад-вперёд. Голая, на полу. В последнее время я вообще часто сидела на полу, его холод заставлял приходить в себя. В эту ночь я поспала, но только немного. Я не могла теперь нормально спать, не могла.

4 день: Нечего особо писать. Жёсткий, болезненный секс с утра. Про то, что он уже мне всё натёр внизу живота, отчего было ещё больнее, даже расписывать не хочется. На этот раз уборка комнат. И вот мне волей случая достаётся его комната. Моё появление с тряпкой для вытирания пыли в руках, разумеется, не могло не вызвать его смешка. И, конечно же, он не стал упускать случая. Задранная юбка, приспущенные трусики, болезненные толчки и я, лежавшая животом на столе. Ленты на груди развязаны, и Малфой не упускает случая сжать мою грудь – опять же, болезненно. Но мне даже смешно, ведь этот секс практически не доставляет ему ни малейшего удовольствия. Ему куда больше по душе ласки, чувственное наслаждение. А такого рода ёбля с безвольной куклой ему не по нраву. Он кончает, я ухожу. Опять комнаты, протирание пыли при помощи обычной тряпки, без магии – так и проходит этот день.

Вечером он снова приходит ко мне. Пару минут стоит возле стены, смотрит на меня и решает для себя – трахать или нет. Как он выразился позже: «Ты мне надоела» (ещё бы, я всё время либо стою, либо лежу, и ведь совсем не двигаюсь). И всё-таки уходит. Я даже испытываю радость от этого, хоть и малейшую, едва ощутимую, на которую я вообще была способна в ту секунду, но испытываю. Каждый его толчок – наказание и напоминание о том, за что я так мучаюсь, а всё это так или иначе наводит на мысли о гибели Артура Уизли, случившейся по моей вине. Я виновата, лишь я.

5 день: Он не посещает меня. Решил оставить в покое. Итого: уборка, депрессия, ненависть к себе, украшение зала (в мэноре через пять дней планируется проведение бала, но до него мне дела особо нет), бессонная ночь.

6 день: Ненависть к себе, депрессия, уборка, украшение банкетного зала, депрессия, ненависть к себе, бессонная ночь.

7 день, сегодняшний: Он пришёл с утра. Захотел секса. Опять эти толчки, каждый из них – очередное напоминание, боль. Он ушёл»

Перечитав этот текст, девушка разорвала пергамент на маленькие кусочки. Хотелось плакать, но слёз не было. У неё даже не было сил на то, чтобы заплакать. Она была опустошена как морально, так и физически. Сглотнув, Гермиона зажмурила глаза. Зубы стучали, саму её пробирала дрожь, а в душе была вся та же пустота. Как же она давила, о Мерлин! Гермионе даже не удавалось нормально дышать. Она не могла продолжать всё также спокойно, как и раньше, работать среди домовиков, не могла. А ведь большая часть её работы сейчас заключалась в украшении зала вместе с эльфами. Их презрительные взгляды только угнетали, игнорирование Таура, её некогда неплохого друга, приводило в уныние, а стены замка давили. Она задыхалась в мэноре, рядом с Малфоем, в этом окружении. Сейчас ей хотелось умереть, не существовать. Невозможно так жить, нельзя. Неспешно, девушка начала поглаживать собственные плечи, руки. Хотелось тепла, хоть на мгновение. Как же ей сейчас не хватало её родных, её матери. Джин Грейнджер всегда была рядом с дочерью в трудные минуты, поддерживала её, помогала пережить, превозмочь любую боль, но сейчас её не было рядом, да и не могло быть. Гермиона осталась одна, совсем одна. Все эти дни она усердно искала силы, чтобы не падать духом окончательно, но все её попытки были тщетны: силы покинули её, глаза были пустыми, безжизненными, взгляд отрешённым, тело обмякшим.

Медленно поднявшись с кровати, служанка отложила в сторону книгу, что прежде служила ей твёрдой опорой под пергамент, и перо. Неспешно она отправилась на выход, открыла дверь, отправилась вдоль по коридору. Ноги были ватными, шаги маленькими, а взгляд был направлен вперёд, но в никуда. Она шла уже по привычке, осознания того, что она делала, не было, была лишь цель. Она даже не замечала, как переходила из одного коридора в другой, как проходила мимо извечно возмущённых её присутствием портретов, не замечала ни статуй, ни гобеленов, ни окон с радующим глаз ярким солнечным светом – ничего.

Наконец-то уже оказавшись у тяжёлых дубовых дверей замка, Грейнджер распахнула их. Солнечный свет не радовал, он был слишком ярким, а девушке, в обратную, хотелось мрака. Такого же по цвету, серо-чёрного, блеклого, грязного цвета, какого ныне и была её душа. Только сейчас она резко сорвалась на бег, словно бы убегая от окружения, от этого палящего солнца, от этого замка. Разумеется, она не могла уйти далеко, но ей хотелось попытаться. Она побежала за замок. Сейчас, найдя в себе последние силы, она бежала быстро, резво, из последних сил. И вот она уже за мэнором, за красивыми беседками, за небольшим озером, около деревьев. Но вдруг служанка споткнулась и упала прямо на землю, ударившись коленкой, разбив её в кровь за счёт мелких камешков, на которые она удосужилась упасть. Усевшись на землю, Гермиона посмотрела на коленку. На платье оставался кровавый след. Задрав юбку, бывшая гриффиндорка осмотрела коленку. Дотрагиваться до неё было больно – ранка тут же начинала щипать. Она была неглубокой, маленькой, плюс пара царапин, но всё равно было больно. Однако в сравнении с тем, что творилось у служанки в душе, это был комариный укус, если не меньше того. Подняв голову, девушка посмотрела на небо. Сегодня оно было красивым, ярко-голубым, даже без облаков, ветра не было, отчего яркое летнее солнце радовало своим теплом. Но ей не было тепло: холод в душе и эта разъедающая пустота затмевали всё. Вновь поджав к себе колени и уткнувшись в них лицом, служанка начала раскачиваться взад-вперёд. Ей было невыносимо, она больше не могла так жить, её не радовало ничто. Уже через пару секунд Гермиона схватилась за голову и закричала. Крик был громким, в нём была вся её боль, она была практически ощутима. От этого громкого звука с дерева, что находилось в паре десятков метров позади неё, в воздух взмыла пара птиц, но девушке было совсем не до них. Ей было даже наплевать на то, что её могли услышать в замке. Пусть слышат, это ничего не изменит. Закрыв лицо руками, она заплакала. Не было больше сил, просто не было. Сейчас она ощущала самую настоящую безысходность. Ни разу за свои восемнадцать лет ей не приходилось ощущать такую отравляющую душу смесь боли, опустошённости и безысходности. Ей было необходимо как можно скорее прийти в себя, найти в себе силы, но девушка не ощущала их и не представляла, что могло бы вернуть их ей.

Она не знала, сколько так просидела. Недолго, это точно. Может пять минут, может десять, а может и того меньше. Гермиона пыталась отгородиться от этого мира, спрятаться от всего, зажмурив глаза, закрыв лицо руками. Солнечный свет сейчас только раздражал, его тепло не доставляло ни малейшей радости. Ей хотелось ночи, тьмы и тишины. Она уже почти начала успокаиваться, хоть на немного, как вдруг услышала смешок. Прямо перед её лицом, может в паре метров.

- Уйди прочь! – она даже не задумывалась над ответом, просто сказала то, что первым пришло в голову. Разумеется, Малфою не понравятся её слова, но разве теперь ей было хотя бы малейшее дело до его реакции?!

- Какая дерзкая, - рассмеялся на эти её слова Драко.

- Оставь меня! – всё же убрав руки от лица и посмотрев в глаза аристократу, из последних сил скорее провыла, чем прокричала Гермиона. В её глазах сейчас читалась мольба, самая настоящая мольба. Сломленная, разбитая. Он никогда прежде не видел её такой, да и вряд ли она сама такой когда-либо бывала. Смерть Уизли окончательно подкосила её. Её не сломило ничто – ни проигрыш в войне, ни её сводящие с ума пытки Беллатрисы, ни роль служанки в мэноре, ни даже его весьма удачные попытки манипулировать ей. Её сломало иное - гибель человека по её вине. Артур был ей не чужим, и Малфой знал это, но даже представить себе не мог, что эта сильная девушка способна сломаться, сдаться, в одночасье стать замученной безвольной куклой.

Но кроме небольшого удивления его глаза не выражали ничего, да и сам он ничего не ощущал. Ни жалости, ни презрения, ни злости – она уже сошла на нет, хоть он и испытывал животное желание продолжать наказывать её по-своему, чтобы эта строптивая гриффиндорка наконец-то поняла, где она, кто она и какова теперь её роль в этой жизни. Грейнджер так и не осознала, что больше не являлась хозяйкой положения, что была теперь в его власти, и он хотел указать ей на её место, жаждал усмирить эту строптивую девчонку, но одновременно с тем не хотел ломать. Какой ему прок от сломленной, разбитой, безвольной куклы, которой она и была в эту самую секунду?! Однако она не переставала огрызаться, а значит, силы ещё не окончательно покинули её, как и её запал неиссякаемой гриффиндорской гордости. Эти размышления вызвали у него очередную усмешку.

- Кто бы сомневался, что тебе, тварь, будет смешно, - поднимаясь на ноги, бессильно проговорила Гермиона.

- Рот свой закрой, сука, - прищурив глаза и посмотрев на служанку, ответил на это Драко, продолжая всё также сидеть на корточках.

- А то что? – остановившись и обернувшись, хотя прежде она собиралась уйти подальше от него и вернуться в замок, с лёгкой, немного безумной улыбкой на губах проговорила Гермиона, - Ну вот что?! Снова изобьёшь? – при этих словах аристократ медленно поднялся и подошёл к ней, стоя теперь совсем близко, рядом с ней, сверля Гермиону разозлённым её речами взглядом, однако ничего не говоря в ответ, - Трахнешь прямо здесь? Нашлёшь на меня Круцио? Что, Малфой? Что ты сделаешь?

- Тебя явно ещё ни разу не избивали до полусмерти, иначе бы уже прикусила свой грязный язык, - выплюнул Драко, окинув свою любовницу быстрым взглядом с головы до ног.

- Грязный, - на эти слова девушка засмеялась, - А что, и впрямь грязный. Невозможно оставаться чистой после того, как покувыркаешься с тобой. И ведь этот самый язык ты когда-то переплетал со своим. Всего неделю назад. Или уже забыл, как целовал грёбаную грязнокровку, позабывши про все свои принципы, которые так яро высказывал мне ещё на младших курсах?! – говоря эти слова, Грейнджер сделала ещё один маленький шажок, подходя к нему уже вплотную, дыша Малфою теперь в лицо. Закусив нижнюю губу, она кинула взгляд на его губы. Тонкие, но, чёрт возьми, такие пропорциональные его лицу и такие нежные и желанные во время их былых, пусть и не настоящих, поцелуев. Таковым было всё его лицо, и ведь оно было красивым, это сложно было не признать. - Ты ни на секунду уже не задумывался о своих принципах, просто брал меня. А я отдавалась, потому что сама этого хотела. Как последняя потаскуха, неправда ли?! – на этих словах она засмеялась каким-то безумным, истеричным смехом, - Или любовница, - теперь её смех стал ещё громче, в глазах заблестел огонёк, но совсем недобрый. Почему-то сейчас она напомнила ему Беллатрису, - А ведь я и правда хотела тебя, ощущала эту тягу к твоему телу с того самого дня, когда ты в первый раз выторговал мой поцелуй, но боялась. И именно из-за своих желаний, из-за этой чёртовой жажды, похоти оказалась в итоге с тобой в одной постели. Никогда бы не согласилась на то, чего не желала, а здесь - согласилась, - опять усмешка, кривая, как и у него самого, - бессознательно ведь желала.

- Всё приплела, - покачав головой, сказал прежде молчавший Малфой.

- Мне можно. Я, считай, уже спятила, - эти слова заставили Драко приподнять тёмную бровь. Она слишком уверенно сказала эти слова, казалось, девушка и сама верит в это. Протянув руку, Малфой коснулся её волос, но она тут же сделала шаг назад, бессильно произнеся, - Не трогай, - и ещё тише, - не надо... Хотя нет, - и снова шаг к нему, - Поцелуй. – Такая нетипичная Гермиона Грейнджер, взгляд которой сейчас блуждал по его лицу. Он не мог понять её поведения, она казалась обезумевшей, но её дальнейшие слова всё же разъяснили её сумасбродное поведение, - я хочу забыться хотя бы на минуту. Только ты в этом чёртовом замке помогал мне прежде забыться, твои ласки. Хоть на мгновенье.

- Это ничего не...

- Изменит, и ты всё также продолжишь наказывать меня через грубый секс. Да, - перебив Драко, закончила за него сама служанка, уловив его мысль, - Я знаю. Хоть на пару минут я хочу забыться. Я не могу так больше, - её глаза теперь блестели. Она действительно начинала сходить с ума. Эта пустота внутри невыносимо давила, разрушала её, уничтожала, отчего хотелось просто кричать, выть из последних сил, а после бессильно рухнуть на землю. Неужели её действительно было так легко сломать?! Как же ей был необходим хотя бы глоток надежды, забвения, чего угодно, лишь бы ощущения сменились и всё это закончилось.

Хмыкнув, Малфой всё же наклонился к ней и коснулся своими губами её губ. Гермиона тут же потянулась к нему, приобняв его за шею правой рукой. Она почти сразу закрыла глаза, погружаясь в эти ощущения. Её поцелуй был жадным, требовательным, в чём-то даже молящим. Ей хотелось, чтобы парень вдохнул в неё хотя бы малейшую частичку жизни, дал возможность забыться, утонуть в этих сладостных ощущениях, и он позволил ей это. Он не спешил прерывать поцелуй, а она не хотела отпускать его. И да, разумеется, уже через пару часов он снова навестит её, и снова будет этот жёсткий, болезненный секс, а она снова будет мучиться, но это будет потом. А сейчас она хочет раствориться в этих ощущениях, в его мягких губах, в его прикосновениях, ведь он наконец-то приобнял её за талию, сильнее прижав к себе, к своему телу. Фальшивый поцелуй, не настоящий, но такой необходимый ей, как и он сам сейчас. Этот чёртов Малфой, который причиняет ей боль, унижает её, но лишь он один в этом замке способен подарить ей секунды забвения. Как же комична эта грёбаная жизнь.

Минута, другая. Он был не прочь, а ей это было необходимо. Как глоток воздуха утопающему. Она жадно целовала его губы, и он отвечал ей, на этот раз даже не пытаясь залезть в трусики к девушке. У него не было желания лицезреть её сломленную, на Гермиону Грейнджер у него были совсем иные, свои планы, и её депрессия и истерики никак не вписывались в эти задумки. Она по-прежнему была всё той же сильной: не рыдала перед ним, не молила о пощаде, чтобы он прекратил ломать её - но сейчас ей нужно было восстановиться после случившегося, после того единственного, что всё же сумело сломать эту прежде такую стойкую девушку. А позже раз и навсегда расставить все приоритеты на свои места. Она всё же должна познать и понять для себя, наконец, где теперь её место в этом новом, выстраиваемом тёмными силами мире.

Это зрелище заставило аристократку замереть на месте с широко раскрытыми глазами. Она уже давно стала замечать, что между её сыном и служанкой, его бывшей однокурсницей и школьной соперницей, были какие-то иные, своеобразные отношения, назвать которые прежней неприязнью было никак нельзя. Всё это время их взаимоотношения чертыхались то в сторону напыщенного безразличия, то в сторону неприязни и даже откровенной агрессии. Драко не испытывал отвращения к девушке, более того, Нарцисса даже подмечала за сыном заинтересованные взгляды в адрес Гермионы, но старалась не придавать этому особого значения. И только сейчас осознавала, что очень зря. На всякий случай зайдя за дерево, леди Малфой прищурила глаза, пытаясь присмотреться к парочке, стоявшей не более чем в пятидесяти метрах от неё. Яркий солнечный свет слепил глаза, но не заметить, как эти двое целовались, было невозможно: страстный, но нежный поцелуй. Её сын прижимал девушку к себе, в то время как Грейнджер обнимала его за шею. Отведя взгляд, Нарцисса поджала губы, а затем, крепче сжав в руках книгу, которую она прежде собиралась почитать в беседке, отправилась в замок. Это зрелище совсем не радовало её. Теперь ей было необходимо куда подробней узнать, какие конкретно взаимоотношения объединяют этих двоих и сколько всего произошло за её спиной.

***

- Не надо, - уже куда более живой и спокойный, нежели восемь часов назад, голос. Она даже не взглянула на вошедшего в её каморку Малфоя, только оторвалась от пришивания к платью бусины и взглянула на маленький столик, что стоял перед ней.

- Я не ясно выразился, когда говорил, что этот поцелуй ничего не изменит?! – пройдя и усевшись на кровать напротив служанки, ответил на это Драко. Его глаза опять были прищурены, руки раскинуты в стороны. Даже в этой каморке он ощущал себя хозяином.

- Предельно ясно. – Аккуратно взяв двумя пальцами следующую бусину, ответила служанка, насаживая её на острую тонкую иглу. - Однако зачем тебе это? Тебе этот секс удовольствия особо не приносит, мне тоже. Понятное дело, ты жаждал меня наказать за такую дерзость – посмела тебя использовать, ты теперь мой хозяин и всё в этом роде...

- В этом роде?! – Повторив её слова, аристократ рассмеялся. Его смех был совсем недобрым, но Гермиона не придала этому значения.

- Я никогда не стану плясать перед тобой, Малфой. Не в этой жизни, - после этих слов девушка перевела на него взгляд и посмотрела прямо в глаза Драко, - Ты можешь вынудить меня что-то делать, где-то поступиться своими принципами, но в целом я не изменюсь.

- Придётся тебе, строптивой суке, всё же преподать урок, - сверкнув потемневшими глазами, с кривой усмешкой произнёс аристократ. Неспешно Грейнджер заколола иголку на ткани платья, отложила убранство на столик и прошла к парню. Забравшись к тому на колени, расставив при этом ноги в стороны, она провела большим пальцем по его нижней губе, подбородку.

- Преподай, - такой спокойный голос.

- Неужто уже закончились все твои истерики и метания?! Как быстро ты излечилась.

- Выкрала из ваших запасов зелий практически лошадиную дозу успокоительных. Можешь наказать и за это. Их я всё равно не отдам, - на эти слова Драко хмыкнул. Девушка снова начала водить пальцами по его лицу, на этот раз уже указательным пальцем по линиям его скул, очерчивая их. – Расслабься, Малфой, я уже усвоила урок не лезть куда не нужно. – На этот раз она перевела взгляд, встретившись с серыми, стального цвета глазами, - Но в тот момент я бы всё равно не поступила иначе. Этот человек относился ко мне как отец. Я бы не бросила его, будь у меня хоть один шанс из тысячи помочь ему. И твой «гнев Божий» - ничто в сравнении с тем, каких я после случившегося хотела бы для себя мук и наказаний. Вернее, каких заслужила. Но мистеру Уизли я никак не желала зла, и хоть он погиб раньше времени из-за моих попыток сделать как лучше, не я в итоге держала в руке тот клинок, каким пронзили его сердце, а твоя тётка. Если и есть единственный убийца, так это она.

- Какая банальная попытка оправдать себя, - хмыкнул на её слова аристократ.

- Это не оправдание, а констатация факта. Как и то, что секс со мной не приносит тебе сейчас удовольствия, однако, откровенно говоря, у тебя на меня стоит. А ты любишь полноценный секс или хотя бы даже ёблю, а то, что есть сейчас, тебя никак не устраивает, - как же ему хотелось стереть эту гаденькую улыбку с её лица. В её карих глазах также плясали чёртики: она знала, что имела против него, в чём было её преимущество. И Малфой не мог ей позволить хоть через что-то, но иметь на него давление, чтобы она имела власть над ним. Не в том положении была эта зарвавшаяся девчонка, чтобы указывать ему, своему нынешнему хозяину.

- Ты чересчур многое себе позволяешь, - сегодня он был немногословен, однако говорил высокомерно и исключительно по делу. На эти его слова Гермиона усмехнулась.

- Может быть, - после этих слов служанка чмокнула Драко в губы. И почему-то ей было всё равно, как он отреагирует, что сделает или скажет. Но он ничего не делал, даже не ответил на её поцелуй, всё также сидел. Однако через пару десяток секунд он всё же опустил руку ей на колено, неспешно провёл им вверх по бедру, задирая полы её халата и оголяя ногу девушки. – Ты же меня хочешь, Малфой. Признай. Ты за последнее время даже не покидал мэнор, а твои друзья не появлялись здесь. А значит, наслаждался только моим обществом, - на последнем слове Гермиона усмехнулась, - А значит, пока что тебе никто иной и не нужен.

- Незаменимых нет.

- Но есть неповторимые, - говоря это, она начала развязывать пояс халата. Развязав узел, неспешно начала спускать халат со своих плеч. И вот он уже спадает на пол, а Гермиона теперь сидит перед ним полуобнажённая, в одних только своих чёрных трусиках, при этом задорно смотрит аристократу в лицо.

- Решила торговать собственным телом? От самой себя, гриффиндорка, ещё не противно? – приподняв брови, иронично поинтересовался Малфой, хотя на самом деле едва сдерживал себя, чтобы не окинуть взглядом её тело. Оно действительно нравилось ему, возбуждало. Красивое, стройное. Она и сама была красивой. И ведь он хотел её, даже в эту самую минуту, и девушка ощущала его возбуждённый член, упиравшийся в неё.

- Не те времена, да и не то место, чтобы думать о морали, Малфой. Каждый выживает, как может, - толкнув Драко на кровать и повалив его, Гермиона вновь поцеловала его в губы. На этот раз он не стал сдерживать себя, ответил на поцелуй своей любовницы, погладив её при этом рукой вдоль бедра, а позже перебравшись и на её спину, став поглаживать уже её.

« И всё-таки я была права. Его возбуждает моё тело. У меня имеется козырь против этого человека» - Грейнджер не сумела сдержать смеха. Чёрт возьми, она была права. Во всём, в каждой своей высказанной сейчас мысли. Но её смех разозлил его.

- Знаешь, тебе почти удалось, - Малфой резко повалил её на спину, нависнув сверху. И снова его глаза стали тёмными, прищуренными. В его жилах вновь вскипала злость. Злость от того, что он повёлся на попытки Грейнджер соблазнить его и тем самым заставить отказаться от идеи продолжать наказывать её через жёсткий секс. Он недооценил её, сильно недооценил, списав со счетов как убитую горем девушку, однако она искренне сумела в который раз удивить его. - Вот только искусству манипулирования тебе ещё учиться и учиться.

- Ну, зачем же так категорично. Вот тебя уже почти соблазнила и одурачила, - погладив Малфоя по щеке, с самодовольной улыбкой ответила Гермиона, - А ведь ты у нас в этом деле профи, а ложь даже не распознал. И это я после этого дилетант?!

Он слишком резко стащил с неё трусики, раздвинул её ноги, устроился между них. Она даже не успела среагировать. Драко был слишком зол на неё, отчего действовал достаточно быстро. Лишь когда он уже потянулся к своей ширинке, она схватила его за руки, останавливая.

- Подожди. Не надо, - он попытался вырвать руки, но она цепко держала их.

- Убери руки! - гаркнул на неё парень, но она и не думала уступать.

- Остановись! – этот крик, в отличие от её предыдущего спокойного тона, был почти истеричным. В глазах Гермионы вновь промелькнул испуг, и он уловил его. – Прошу тебя, - Просит. Просит Малфоя. Как же унизительно для неё было произносить эти слова, но она не выдержала бы очередной такой ночи. Её игру раскрыли, и всё, что оставалось теперь, пойти иным, самым ненавистным ей путём – просить. Просить его.

- Просишь?! – на эти слова Драко открыто рассмеялся. Как же непривычно было слышать от этой горделивой девчонки такие слова. Эти месяцы действительно меняли её, слишком сильно и стремительно, превращая из зажатой и даже слегка напуганной девчонки в ту, которая бралась играть с ним, манипулировать Малфоем, в ту, которая поступалась собственными принципами ради выживания.

- Да, - она произнесла эти слова сквозь зубы, после чего прижалась своим лбом к его лбу. Не хотелось видеть этих потемневших, холодных глаз, презрения в них, которое так чётко читалось сейчас во взгляде. Этот человек ненавидел, когда его использовали, манипулировали им. И всё это раз за разом делала она сама, открыто противостоя ему, и Гермиона не собиралась уступать. – Малфой, - на этот раз девушка зажмурила глаза, - каждый твой грёбанный толчок напоминает мне, за что это расплата и к чему привели мои действия. Днём я не играла. Я действительно сходила с ума, и мне было чертовски плохо. Пожалуйста, не надо этого снова. Прошу тебя, чёрт тебя подери. Я прошу! – после этих слов она всё же отпустила его руки, открыла глаза и отвела взгляд. Для неё это было унизительным, ненавистным моментом, но она уже сказала своё слово, и просила бы снова, лишь бы не переживать вновь его зверства над ней. Они были невыносимы для неё.

Он вдруг резко поцеловал Грейнджер в губы. Поцелуй был жёстким, требовательным. Даже по нему одному можно было с лёгкостью сказать, в каком Малфой был сейчас состоянии. Он был зол, очень зол на неё. Поцелуй прервался также резко, как начался.

- Запомни раз и навсегда, грязнокровка, - прошипел он ей в лицо, - Я никогда не прощаю и не закрываю глаза на то, что было сделано против меня. Уже в ближайшие дни я в полной красе продемонстрирую тебе, где твоё настоящее место. И ты будешь на этом месте, хочешь ты того или нет. А пока что выспись. Уже завтра силы тебе понадобятся.

Стремительно поднявшись с кровати, Драко отправился на выход и, покинув каморку, захлопнул за собой дверь. Неспешно, Гермиона приподнялась и села на постели, вновь обняв свои ноги и уставившись на дверь. Кое-как ей удалось хоть на пару часов вернуть себе состояние спокойствия и равновесия. Хоть дыра в груди мучительным образом всё ещё продолжала разъедать её изнутри, она кое-как заставила себя успокоиться, настроила на верную позицию: если она и хочет выкарабкаться и не довести себя до крайностей, спасать себя придётся ей самой, но сейчас явным становилось одно: Малфой сделает всё, чтобы попытаться вновь уничтожить её. Она опять нарвалась и вновь проиграла ему. Опять.