Марионетка аристократа

Глава 37. Начало конца. Часть 2.

«Чёртов эльф! Грёбаный упрямый до мозга костей дурень, у которого существуют исключительно его правила и ничто больше! Тьфу...» - именно с этими мыслями Гермиона, губы которой были плотно поджаты, направлялась в спальню Малфоя. Хотелось проклинать всех и вся за то, что этот неугомонный Монтий сослал её к Малфою, причём подняв среди ночи с возмущением на тему того, что с самого утра к господину придут важные люди. А она, понимаете ли, будет спать в гостиной, создаст плохое впечатление об их важном хозяине, нарушит интерьер зала, перебьёт всю работу Монтию и к тому же вдруг вовсе будет похрапывать либо же посапывать! И из-за неё он, опять же, не успеет привести жилище в порядок, – можно подумать, диван являлся центральным местом всей здешней обители Малфоя! Из-за слов же про храп или громкое посапывание возмущённая до глубины души Гермиона в этот раз совершенно не стерпела и послала эльфа открытым текстом куда подальше, хотя и держалась в рамках относительного приличия. Однако Монтий, округлившиеся глаза которого напомнили маленькие, бездонные блюдца, не думал замолкать: он ответил Гермионе ещё более пламенной и гневной речью, и тем самым напрочь лишил её покоя в стенах зала. Плюнув в результате на всё, она забрала подушку с пледом и направилась в единственную существующую здесь спальню. Войдя туда и убедившись, что, даже к сожалению, они не разбудили Малфоя, который, быть может, хотя бы немного осадил своего несносного и излишне зарвавшегося слугу, Гермиона тоскливо посмотрела на дверь. Затем негодующе взглянула на свободный участок пола, на котором эльф вновь посоветовал ей разместиться, как и подобает простой прислуге, а после со злостью отшвырнула на комод свою ношу. Ну уж нет! Так унижаться и укладываться на пол она ни за что не станет, она им не комнатная собачка, ошивающаяся у ног хозяина. Чёрт с ними, с их охладевшими, натянутыми взаимоотношениями – она ляжет с Малфоем на кровать. В конце-то концов, она его любовница и может позволить себе хотя бы находиться рядом с ним. Аккуратно разместившись на постели, она накрыла ноги одеялом и вся съёжилась. Холодно здесь не было, отнюдь нет, в комнате было даже жарче и душнее, чем следовало бы: занимающийся прогреванием спален эльф явно перестарался. Просто Гермионе было некомфортно снова вернуться к Малфою в кровать, ведь это весьма неоднозначно могло выглядеть со стороны, особенно его глазами. Однако ничего поделать Гермиона не могла, уже несколько ненавистный Монтий не оставил ей выбора, и потому всё, что ей оставалось, так это, вопреки собственному желанию, разделить сейчас с Малфоем его постель. Некоторое время ей не спалось, сон не шёл, и потому Гермиона лишь всматривалась в темноту. После того разговора, что состоялся накануне полуночи между Малфоем и Тауром, ей стало не по себе. Обстановка и эти новшества в виде стремительного побега из замка и размещения здесь, на птичьих правах в его палатке, ощутимо угнетали. Хотя Гермиона и старалась, насколько могла, держаться молодцом и больше не срываться, не кричать, не плакать, ей всё равно было паршиво, даже слишком. На душе «скребли кошки», состояние было апатичное, ничто не радовало – лишь ещё больше тяготило. А в особенности то, что единственный человек, в котором ещё пару дней назад она нуждалась, был теперь так далеко от неё в моральном плане, ведь и самой ей не хотелось больше лишний раз видеть и слышать его... Как бы ни складывались теперь обстоятельства, именно Драко был виновником её нынешних, совершенно нешуточных бед: из-за него над ней нависла угроза жестокой расправы и дальнейшей смерти, ввиду чего она потеряла всякое спокойствие и уверенность в том, что вообще сумеет пережить собственное девятнадцатилетие... Было даже занятно и оттого весьма печально, что через каких-то пару дней у неё должен быть День рождения – светлый и позитивный праздник, которого она всегда ждала с улыбкой на лице и колоссальным воодушевлением. Теперь же ей совершенно не хотелось, чтобы эта дата вообще приближалась, ведь ничто не обещало перемен в лучшую сторону, а проводить свой праздник в одиночестве и горьких слезах вдвойне не хотелось, это будет ещё обидней. Поразмыслив над этим какое-то время и поняв, что ей стало ещё хуже, Гермиона зажмурила глаза и постаралась погрузиться в сон, да только удалось ей это далеко не сразу.