Убийство при свете рампы

12.2.

Покои кавалера Селби Себоллы были убраны сдержанно, но вполне современно. Простая мебель из мореного дуба, книги на открытых полках, однотонный ковер на паркете и лаконичная лампа безо всяких хрустальных висюлек под потолком - капитан Дамина ни за что не догадался бы, что здесь живет и работает пожилой инвалид, а не бодрый тридцатилетний мужчина. Серо-голубые стены украшали морские пейзажи в тонких рамках; одну стену полностью занимали полки с моделями всех известных человечеству кораблей.

За рабочим столом сидел худощавый старик, и взглянув на него, капитан сразу понял, кто он такой и в кого пошел Руби. На крепкой голове старика еще держался венчик пламенно-рыжих волос, а из-под кустистых бровей смотрели абсолютно ясные, цепкие глаза - тоже голубые и тоже чуть исподлобья. Еще капитан Дамина отметил, что кавалер Селби Себолла ничуть не был похож на человека больного и немощного, который к тому же переживал неизбывное горе. "Непотопляемый Селби" - так, кажется, называли его в деловых кругах Трианесса...

Капитан Дамина представился, показал значок и выразил надежду, что благородный кавалер идет на поправку.

- Чепуха, - отозвался кавалер неожиданно громким голосом, похожим на удар колокола. - Я прекрасно себя чувствую - во всяком случае, до пояса.

- Но ваша невестка уверяла, что вы нездоровы и наша встреча состоится не раньше следующей недели.

Кавалер Себолла только махнул рукой.

- Ей только волю дай, укутает в три одеяла и будет кормить с ложечки. Собственно, это по ее просьбе ко мне каждый божий день приходит врач с полным чемоданом микстур... А я никогда не мог отказать женщине, - весело добавил он и, оттолкнувшись руками, выехал в своем кресле из-за стола.

С сиденья безвольно свисали тонкие кривые ноги, и капитан Дамина, смутившись, отвел взгляд.

- Собственно, поэтому я и приютил Клэр, - продолжал кавалер Себолла, двигаясь к книжным полкам. - Поэтому и еще по одной причине.

Остановившись перед одной из полок, кавалер снял с нее небольшую рамку и протянул капитану. В рамке оказался старый, слегка потрескавшийся портрет девочки лет двенадцати, темноволосой и голубоглазой.

- Моя дочь, - сообщил кавалер Себолла, хотя Дано и так понял. - Клэр была вылитая она в двенадцать лет. Когда я увидел ее, на меня будто помрачение нашло, знаете, как описывают в романах? В горле сухо, руки ледяные, сердце колотится и время словно стоит на месте.

- Я понимаю вашу скорбь, - осторожно начал капитан Дамина, пока старика не понесло в дебри воспоминаний.

- Моя дочь умерла пятнадцать лет назад, - отчеканил кавалер. - О какой скорби теперь говорить? Я просто хотел объясниться... может быть, вы думали, мне бес ударил в ребро под старость и я взял на содержание красивую девушку. А я всего лишь верил, что Господь дает мне второй шанс, посылая еще одну дочь, чтобы я берег ее... - кавалер не закончил, и убрал портрет обратно в шкатулку.

- Вы знали о пьесе "Виселица"? О финальной сцене, в частности?

- Знал о пьесе, - каркнул кавалер. - Но не знал об этом номере с повешением. Они скрыли, считали, что я буду требовать изменения постановки. Конечно, я бы потребовал! - загремел он вдруг. - Я бы вышвырнул этого сумасшедшего Микелле из театра еще тогда! Вместе с тем жирным боровом в парче и рубинах! А теперь они кудахчут о несчастном случае, запирают меня в четырех стенах, вызывают мне доктора, везут сюда шарлатанов из Фаннешту и просят сохранять спокойствие! Хрен им, а не мое спокойствие!