Убийство при свете рампы

4.3.

Больше в «хозяйственной части» театра никого не было: служащие, полагая свое присутствие в театре бесполезным при сложившихся обстоятельствах, отсиживались по домам. Капитана Дамину сей факт отчасти радовал. Ему гораздо приятнее было бы вести допросы в своем светлом кабинете, чем в сумрачных и безмолвных помещениях театра. Капитан никак не мог отделаться от ощущения, будто ему снится какой-то сумбурный сон, где доспехи юнанской эпохи соседствуют с криданскими мундирами, а джарские божки – с колоколами илмаэрских храмов.

И все же перед уходом Дано решил произвести разведку местности. Он пробрался в левую кулису, оттуда – в правую, попутно исследовав проход за сценой, и вышел в коридор, занимаемый творческой частью театрального коллектива. Гримерная Клэр была открыта, и капитан, немало удивившись, вошел внутрь.

Небольшая квадратная комната была убрана в золотисто-бежевых тонах, а потому казалась залитой солнцем даже при пасмурной погоде, и заставлена вазами с цветами – капитану даже пришлось открыть окно, так силен был их запах. Над туалетным столиком висела лампа в виде лилии, а сам столик выглядел так, будто хозяйка отошла от него минуту назад. Рядом со столиком стоял узкий платяной шкаф и вешалка, на которую было небрежно накинуто яркое, как кровь, платье, – Клэр играла в нем первую часть пьесы. В шкафу капитан обнаружил другое платье, зеленое, из той переливающейся ткани, которую модницы наверчивали на себя нынешней весною, зеленую же шляпку с вуалью, подбитый песцом плащ и маленькие черные туфельки. Все это имущество, очевидно, составляло наряд Клэр в ее последний рабочий день.

Содержимое туалетного столика Дано весьма озадачило: в широком выдвижном ящике, поверх баночек и коробочек, содержащих средства для штукатурки и покраски актерского фасада, лежал аккуратно сложенный клочок бумажки, развернув который капитан Дамина прочел: «Я не смогу».

Изъяв из стола записку, капитан Дамина решил отправиться в управление и как следует поразмыслить о своей находке в более привычной обстановке, а перед этим – пообедать.

Он шел по холлу театра, лелея мысли о горячем бульоне, щедро сдобренном черным перцем, сочном мясе под хрустящей корочкой, золотистых ломтях поджаренного с чесноком хлеба и прочих замечательных вещах, когда его настиг директор театра, кавалер Феличе. Взяв капитана под локоть, кавалер Феличе со всей возможной любезностью отвел его в сторонку и тихо заговорил: